Ансамбль «ИРИСТОН» Дзерассы Тугановой

Дзерасса ТУГАНОВА

— Но давайте вернемся в день сегодняшний и поговорим о том, как развивается «Иристон», что мешает ансамблю в пополнении репертуара, дальнейшем совершенствовании мастерства?

— Обидно, но номер, который когда-то не был обойден и вниманием, и поддержкой, сегодня в Союзгосцирке почти забыт. И поделать тут я ничего не могу — мне очень трудно устоять. Я в течение последних четырех лет устала бороться с непониманием. Создается впечатление, что все делается для того, чтоб номер этот уничтожить. Я очень волевой человек, могу много работать, но не могу и не хочу действовать теми методами, к которым, видимо, привыкли в кабинетах Союзгосцирка. Не могу, например, стоять перед начальником с протянутой рукой или ударить кулаком по столу. Когда мне говорят «нет», я поворачиваюсь и ухожу. А отказов с каждым разом все больше...

Коллектив у нас национальный. Артисты меня уважают. Если бы не это, вероятно, уже сейчас возникли бы неизбежные вопросы, которые артисты решали бы самостоятельно, минуя меня.

Конных номеров в системе сейчас появилось очень много — более двух десятков, и именно в жанре джигитовки. Они создаются с молниеносной быстротой. И каждый вполне естественно требует внимания к себе. Каков же результат? Теряется зрительский интерес к жанру. И я полностью согласна с минским журналистом А. Росиным: «Еще со времен Алибека Кантемирова жанр этот считался едва ли не самым сложным и рискованным. А что же теперь? Если Кантемировы, Тугановы шли своим путем, придумывали новые трюки, комбинации, используя при этом народные традиции и обычаи, то большинство их преемников лишь слепо копирует работу мастеров, не внося при этом ничего нового. Разница, пожалуй, лишь в названиях: скажем, руководитель таджик — «Таджикские джигиты», грузин — «Грузинские». Измените название — ровным счетом ничего не убудет».

Но кого это в Союзгосцирке волнует?! И вот конные номера стали бедствием для директоров цирков — их отказываются принимать и из-за трудностей с размещением поголовья, и из-за сена, которое вдруг стало дефицитом. В последнее время уже стало нормой такое положение, когда Союзгосцирк посылает нас в тот или иной город, а директор цирка наотрез отказывается принимать. Парадоксально — номер, который «на ура» проходит за рубежом, получает там лестные отзывы, в родной стране не может найти площадку для проката. Я подсчитала — ежегодно мы по 4—5 месяцев сидим без работы, в так называемом вынужденном простое. По чьей, спрашивается, вине вынужденном? И вот на это время артисты разъезжаются по домам. Хорошо еще, если есть у них более или менее обеспеченные родители, за чей счет они могут этот период прожить. Ведь зарплата у них невелика — по 100—140 рублей в месяц, а при простое выплачивается половина оклада. А если у человека еще и семья? Мы настолько устали от этой безработицы, что артисты шутят: «Готовы работать хоть на ледяном манеже, лишь бы без этих выматывающих простоев».

Всякий раз, когда я обращаюсь по этому поводу в отдел формирования, там лишь разводят руками. И я где-то понимаю: при такой неразберихе, такой сутолоке номеров трудно все четко спланировать. А добавьте к этому тот факт, что некоторые цирки не работают, еще несколько на ремонте! Вот и скитаемся в поисках цирка, где бы приняли. А в результате — неизбежные потери, травмы. Нас в Казанском цирке категорически отказались принимать. Ну а так как мы уже прибыли, поселили всех разом в Красный уголок. Лошади же остались в вагонах. Пока шли переговоры с главком, прошло две недели. За это время при маневрах поездов на станции две лошади разбились. Остальные были в таком состоянии, что хоть сейчас списывай. Такая же история спустя некоторое время в Перми. Вновь лошади вынуждены стоять в вагонах. И это зимой при сквозняках, сильном морозе. Через десять дней, так и не разгрузившись, мы по распоряжению главка отправляемся совершенно в противоположную сторону,— в Ставрополь.

Все это настолько вошло в систему, люди настолько взбудоражены, что о спокойной, творческой работе и говорить не приходится. Получается, что мы больше ездим или простаиваем, чем выступаем. И это тогда, когда во множестве цирков, находящихся на значительном от Москвы расстоянии, программы иной раз неукомплектованы, состоят из 5—6 номеров.

— Ну, а когда же вы репетируете?

— Урывками, когда и где придется. Вот сейчас после шести месяцев безработицы, нам наконец отыскали площадку для выступлений — Бакинский цирк. Но отработали мы всего 17 дней, то есть начали через две недели после премьеры. Это еще ничего. Главное, было бы где репетировать, а то и этого мы зачастую лишены. Ведь простои тяжело сказываются на состоянии номера. Но если эти простои так уж неизбежны, почему бы не давать их не по месту жительства, а по месту работы, с тем, чтобы была возможность совершенствовать номер, оставаться в форме.

— То, о чем мы с вами говорили — это чисто организационная сторона, а вот сказываются ли на развитии номера производственные условия?

— Безусловно. Сейчас вот всюду делают резиновое покрытие манежа. Конечно, хлопот с ним меньше, чем с опилками. Но, помню, когда это новшество только внедрялось, многие были против. И для акробатов оно было неудобно. А что же тогда говорить о конниках! Все же резина плотнее опилок, артисты бьют ноги. Но с мнением артистов не посчитались, повсюду начали стелить резину вместо опилок. Пришлось примириться. Но вот беда, привыкаешь к одному манежу, а в другом совсем иные условия — то настил сделан из какого-то другого материала, то резина местами отклеивается. И вот результат: больше чем в половине наших цирков манежи в аварийном состоянии. Резина рвется, видимо, она некачественная. Мы, кстати, однажды вынужденно работали на таком «дырявом» манеже в одном из цирков. В итоге один из артистов упал с лошади, сломал ногу. У меня, кстати, хранится фотография этого манежа — в дырах, словно мышами изъеденного. И, наоборот, в некоторых цирках, как, например, в Карагандинском, покрытие настолько плотно, «добротно», что чувствуешь себя не как на манеже, а, скажем, как на велотреке. Лошади не могут бежать по такому, почти деревянному, настилу, падают на поворотах как подкошенные.

Чтоб не обвинили меня в консерватизме, скажу, что новое резиновое покрытие удобно, но только в том случае, когда сделано с учетом всех требований, предъявленных к нему артистами разных жанров, и, безусловно, конников. Помню, в Саратове при директоре цирка И. Дубинском манеж покрыли каучуком. Вот это было действительно здорово — и упругим он был, и ровным. Почему же не взяли его за основу и не сделали во всех цирках страны именно такой настил?

— Вы как-то в одном интервью говорили, что мечтаете о создании нового аттракциона, спектакля о древнем племени нартов и о сегодняшнем дне Осетии. Как воплощается эта мечта?

— Да пока никак. Ведь, согласитесь, все, о чем я вам рассказала, отнюдь не способствует плодотворной творческой работе. Тут уж, как говорится, «не до жиру, быть бы живу». Сохранить бы номер в том состоянии, каков он есть. Горько говорить об этом, но, увы, такова реальность.