От манежа к манежу
(ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ ПИСАТЕЛЯ)
Я покинул Ленинград за несколько дней до окончания циркового сезона. Короткое это слово — «сезон». Но очень емкое. Каким же был сезон в Ленинградском цирке?
В дирекции могут с гордостью сообщить, что первая программа, возглавлявшаяся иллюзионным аттракционом народного артиста РСФСР Кио, выдержала свыше двухсот пятидесяти представлений, шла в течение пяти месяцев. Законна ли гордость по этому поводу? В финансовом отношении — да. План был не только выполнен, но и перевыполнен. И все же столь долгая пролонгация программы нарушила циркуляцию творческой крови: уж слишком монотонно, автоматично сделалось за кулисами. Да и зритель — постоянный, преданный цирковому искусству, — начал роптать: когда же наконец появятся новые номера, новые исполнители? Видимо, здесь следует находить некую «золотую середину», взаимоудачное сочетание материальных и творческих интересов!.. Не оттого ли вторая программа сезона — «Новое в цирке» — ознаменовалась подъемом закулисной жизни. Давно уже производственные совещания не проходили с такой активностью, даже страстностью. Одно из них, посвященное разбору текущей программы, прошло при участии критиков, рецензировавших ее в ленинградской печати. Дельное начинание. Другое, посвященное работе оркестра и музыкальному оформлению номеров, собрало не только оркестрантов, но буквально весь коллектив. Новое на манеже влечет за собой новое и в общественно-производственной жизни!
Эту же программу застал я и в Московском цирке, когда заехал в Союзгосцирк, чтобы согласовать маршрут поездки.
Снова увидел я удивительно пластичную, по-мужски сильную работу воздушной гимнастки Валентины Сурковой, интересно решенную эквилибристику на амортизационном канате Солохиных, предельно темповую игру с тарелочками Петровских... Снова в аттракционе Тамары и Александра Буслаевых развернулась причудливая кавалькада львов на лошадях... Словом, это была уже знакомая по Ленинграду программа. И в то же время, перенесенная на манеж Московского цирка, она получила какую-то особую яркость. Почему?
Думаю, дело не только в световом оформлении: манеж буквально залит светом, и он — праздничный. Нет, дело не только в этом!
Паузы в программе заполняет чемпион советских клоунов Олег Попов. Примечательна исполняемая им «Американская рапсодия». Попов неожиданно возникает за режиссерским пультом. Взмах руки, и оркестр изображает гул летящего самолета. Сразу затем — выстрел, взрыв. «Понятно?» — обращается Попов к зрительному залу. Единым возгласом отзывается зал: «Понятно!»
Эта реприза невольно напомнила мне разговор с другим коверным клоуном, с Юрием Котовым. Встретил я его накануне отъезда из Ленинграда. Котов жаловался: «Упрекают меня, что, мол, не откликаюсь на злободневные события, А разве вина моя?
Дайте мне автора, пусть обеспечит текст, а за мной дело не станет!» Справедлива ли такая постановка вопроса? Сомневаюсь. Разумеется, участие литераторов в создании новых клоунад весьма желательно. Но давайте-ка вспомним о лучших традициях русской клоунады: она превосходно сочетала исполнительство с сочинительством. Не слишком ли часто наши клоуны пассивно ждут, хотят стать жильцами «на всем готовом»!
* * *
Два дня в многолюдном, многошумном Союзгосцирке, и я в пути. Ночь езды, и я в Воронеже. Еще по дороге с вокзала убеждаюсь, что дирекция цирка энергично пользуется рекламой. Афиши, плакаты, щиты — все вокруг сообщает, напоминает, уведомляет о гастролях армянского циркового коллектива.
Воронежский цирк расположен посреди одного из городских садов. Брезентовый купол над деревянным барабаном. Полторы тысячи мест. Тесно и душно. Но тяга в цирк огромная: беспрерывные аншлаги.
В день моего приезда разыгралась песчаная буря. Яростными порывами ударялась она в шатер цирка. До тех пор ударялась, пока не рассекла его словно острым ножом. Объявили аврал. Наложили швы и пластырь. Вечером представление шло по-обычному. Но разве этим решается вопрос?
...Группа артистов армянского коллектива посетила первого секретаря Воронежского обкома КПСС А. М. Школьникова. Внимательно слушал он рассказ артистов... О чем же говорили они? О своих персональных нуждах? О трудностях своей конвейерной жизни? Нет. Говорили прежде всего о нуждах города. О том, что крупный промышленный и культурный центр не может довольствоваться брезентовой «времянкой». Что в городе, имеющем прекрасное здание драматического театра, заканчивающем строительство театра оперы и балета, не может, не должно быть отставания и на цирковом фронте... Тов. Школьников согласился, обещал содействие.
А еще через день в местной газете «Коммуна» появилась рецензия «Браво армянскому искусству!». Трудно представить себе более положительный отзыв. Сплошная, безоговорочная хвала. Самые превосходные эпитеты. Но вот ведь странно: за кулисами этой рецензии не обрадовались, она даже вызвала насмешливые комментарии.
Ларчик открывается просто: рецензент допустил полнейшую обезличку. Так сказать, «всем сестрам по серьгам». А сестры-то очень и очень разные!
Слов нет, армянский коллектив богат сильными номерами. С увлечением смотрят зрители эффектную работу дрессировщика и укротителя Степана Исаакяна. Изящно работают силовые акробаты Касеев и Манасарян. В лучших цирковых традициях эквилибр В. Арзуманяна, выход с дрессированными собачками Геворкян; оригинально сочетание воздушной гимнастики и дрессировки орла в номере Аванесовой...
Однако есть в программе номера и другого уровня. Нельзя не заметить композиционной рыхлости в номере прыгунов Дудукчан; с видимым напряжением, неприятной тяжеловесностью работают велосипедисты Папян и Манский... Вот об этом-то критик не сказал ни слова. Он похвалил, но не подкрепил свою похвалу сколько-нибудь убедительным разбором. Рецензия прошла мимо цирка. Жаль!
Впрочем, только ли газету надо упрекнуть в подобном факте? Зная, что на местах не так уж часто встречаются знатоки циркового искусства, цирк мог бы провести встречу журналистов и артистов, мог бы ввести работников газеты в специфику производственной жизни цирка, в особое свойства его жанров. Сумели ведь это сделать в Ленинградском цирке!
* * *
Сегодня за кулисами день рождения, юной зквилибристке Ирине Шестуа исполнилось шестнадцать лет. Шестнадцать лет жизни, из них двенадцать на манеже цирка!
Дочь циркового артиста, погибшего в годы Отечественной войны, Ира четырехлетней девочкой попала в группу Плинера. Эквилибр на брусьях, исполняемый сейчас Ирой вместе с партнерами братьями-близнецами Асатурян, радует легкостью и пластичностью работы, композиционной продуманностью. Превосходно исполняет она флик-фляки, форденшпрунги, затем сальто-мортале — сначала на двух брусьях, затем на одном...
* * *
«В паузах комик Леонид Енгибаров». С афиши смотрит лицо: округлые, чуть удивленные глаза, саркастический рисунок бровей и губ. Енгибаров — тоже молодой исполнитель. Всего год назад вышел он из стен циркового училища.
Енгибаров именно комик, а не клоун в обычном смысле этого слова. Его репризы — короткие, но сюжетно развернутые законченные пантомимы. Зачастую они отличаются тонкостью — построены не только на внешней комедийности, но и на внутреннем, психологическом рисунке. Енгибаров не стремится вызвать смех преувеличенной мимикой, фигурой или костюмом. Все в нем скромно, неназойливо. Комизм решается иным: парадоксальной логикой поведения, неожиданностью и вместе с тем убедительностью всех поступков... К тому же Енгибаров и жонглер, и акробат, и прыгун...
«Наш Леня способный, очень способный! — много раз довелось мне слышать за кулисами. — Вот бы ему постоянный режиссерский глаз!» Об этом говорилось не потому, что Енгибаров что-либо «недотягивает» или же «заваливает». Напротив, зритель принимает его дружелюбно. Но, повторяю, Енгибаров молод, он весь в поисках, в опытах, в желании работать еще лучше, интереснее. Вот здесь-то иногда и возникает неизбежный молодой избыточный перехлест...
Может быть, было бы разумно организовать при крупных стационарных цирках своего рода стажировку молодых клоунов?
* * *
Тот ветер, что трепал и рвал брезент Воронежского цирка, — исчез, затих. Его сменила нежнейшая тополиная метелица. Тополь цветет. Тополиный пух летит над городом, белыми сугробиками наметаясь у подъездов.
Почему-то, глядя на непрерывность этого полета, подумал я о жизни циркового артиста. Как-то А. Серж-Александров сказал мне: «Знаете, что самое трудное, даже тяжкое в жизни циркового артиста? Переезды!».
Да, разумеется, переезды ничем не похожи на легкий полет тополиного пуха. Какое там! Тут и трудоемкая упаковка и распаковка аппаратуры, и новые закулисные условия, и бытовые квартирные перемены... И все-таки, если, приехав в новый цирк, артист встретит заботу и внимание, переезд для него облегчится во много раз.
Скромен Воронежский цирк, если взглянуть на него снаружи. Но за кулисами немало сделано для того, чтобы цирковой артист почувствовал себя как дома. Все артистические уборные обеспечены хорошим светом, вентиляторами. Закулисное кафе со столиками под тенистыми тентами обслуживает артистов с утра и до окончания представления. Имеется площадка с топчанами: отыграл или отрепетировал — можешь отдохнуть, принять солнечную ванну, а уже затем отправиться под душ. В красном уголке первоклассный телевизор. Часто проводятся лекции и беседы, в выходной день автобусные вылазки за город...
В этом немалая заслуга местного комитета и партийной организации. Ощущается и опытная рука одного из старейших цирковых директоров
Н. С. Бурунского. Недаром можно услышать: «Едешь куда?» — К Бурунскому!». Доброй славой пользуется этот адрес у артистов!
* * *
Летит и летит тополиная метелица. Летит и проникает всюду: даже в клетку медлительного бегемота. Вернувшись с репетиции, он спасается от жары в огромном своем бассейне. Легкой пеной качается на воде тополиный цвет. Бегемоту что! Окончил репетицию — и нет забот до вечера, до представления. Артистам не так. Они проверяют аппаратуру, мастерят реквизит, проверяют крепления тросов. А как же иначе. Скоро новый переезд.
Скоро в путь и мне. Впереди — Киев, Запорожье, Днепропетровск.
А. БАРТЭН
г. Воронеж
Журнал «Советский цирк» август 1960 г
RSS 
