100 дней цирка в Южной Америке. Ю. Никулин

Сорок девять человек, два медведя, один осел, один пони, семнадцать собак (включая и Пушка клоуна Карандаша) и пять тонн производственного багажа поднялись в воздух с Вну­ковского аэродрома 7 марта этого года, чтобы отправиться в далекий и трудный путь.

Это был наш цирковой коллектив, вы­летевший на гастроли в Южную Америку.

Самолеты набирали высоту. Где-то дале­ко внизу осталась Москва, Союзгосцирк и аэродром, с которого уходили, утирая слезы, родные и друзья, нагруженные на­шими теплыми вещами, которые мы сняли перед посадкой в самолет. Ведь мы лете­ли из двадцатидевятиградусного мороза в жаркое лето.

Нам предстояло покрыть по воздуху рас­стояние в тринадцать тысяч километров. Следует двухчасовой перелет до Копенгаге­на. Здесь мы пересаживаемся с нашего «ТУ-104» на самолеты авиакомпании «САС». Из Копенгагена пути пассажирского и грузо­вого самолетов расходятся. Мы, летящие на пассажирском, направляемся на Лисса­бон и далее через океан в Бразилию. Путь грузового самолета лежит через Африку.

Спустя полчаса взвывают моторы, и мы снова в воздухе. Лиссабон. Здесь самолет заправляется горючим, готовясь к двенадцатичасовому прыжку через океан.

После взлета нас всех проинструктиро­вали, как пользоваться спасательными жи­летками, если самолет вдруг вздумает сесть на воду. По инструкции все очень просто: нужно спокойно, без паники надеть на себя резиновую жилетку, открыть аварийный люк и изящно скользнуть за борт. После этого можно дернуть за специальные шнур­ки, чтобы жилетка надулась. Вы будете пла­вать в океане с горящими сигнальными лампочками, которые горят ровно столько вре­мени, сколько потребуется спасательному самолету, чтобы найти вас. Если даже к вам будут подплывать акулы, то они вас не тро­нут, так как в жилетке заложен порошок от акул. Мне этот инструктаж почему-то сразу не понравился, и я долго не мог уснуть. Я теперь хорошо знал эту инструкцию — но знали ли инструкцию акулы?

Я проснулся, когда за окном уже свер­кало утреннее тропическое солнце. От ком­пании «САС» нам передали два поздравле­ния. Первое — с пересечением экватора, в связи с чем нам всем были выданы спе­циальные свидетельства! И второе — позд­равление наших артисток с Международным женским днем. Женщины получили ма­ленькие сувениры, а приунывшим было мужчинам налили по бокалу шампанского {женщинам налили тоже).

Самолет идет на снижение, и мы вступа­ем на бразильскую землю. Порт Ресифи. Мы в одних рубашках. Жара страшная. Кра­сивые маленькие веера, которыми снабдил нас тот же «САС», не спасают нас. Мы жад­но осматриваемся. Вокруг пальмы, какие-то необыкновенные цветы, черные люди.

От Ресифи до нашего конечного пункта лету всего четыре часа. Это не двенадцать часов через океан ночью, это над землей, это последний перелет, и это уже весело!

Окруженный громадой гор, на берегу океана раскинулся красавец город Рио-де-Жанейро. «Я тоже хочу в Рио-де-Жанейро, я тоже хочу в белых штанах!» — вспомнил я Ильфа и Петрова.

Мы смотрим на город и восхищаемся. Но красоту этого города нельзя увидеть и понять сразу. Постепенно, изо дня в день, мы открывали и ощущали все новые и но­вые прелести этого города.

На аэродроме артистов советского цир­ка встречала армия фото- и кино корреспон­дентов. На двух автобусах нас повезли че­рез весь город в отель. В каждый автобус сели по два полицейских, так как в этот день была большая демонстрация бастую­щих рабочих. Короткий отдых в отеле «Амбассадор», и мы едем смотреть помещение закрытого стадиона, где нам предстояло работать через три дня.

Из автобусов присматриваемся к боль­шому городу. Первое, что нас поражает, это полная хаотичность движения машин и автобусов. Каждый едет, как ему вздумает­ся. Несмотря на колоссальное количество транспорта, почти нет светофоров. На осо­бенно оживленных перекрестках стоят чер­ные полицейские в больших стальных шле­мах и с трудом регулируют поток бешено мчащихся автомобилей. Очень часты ава­рии. Нарушителей движения оберегает за­кон. Если кто-то на машине сбил и даже убил человека, но быстро скрылся и в тече­ние двадцати четырех часов не был пой­ман,— он уже реабилитирован, и никто его не арестует. Произвели на нас впечатление и открытые трамваи. Трамваи не имеют стен, пассажиры сидят как бы в открытой коробке. Вокруг всего трамвая идет одна подножка, по которой с ловкостью экви­либриста бегает кондуктор и собирает день­ги за проезд.

Шумные улицы, наполненные людьми различных оттенков кожи, гудки автомашин, звонки трамваев, громкая музыка, несущая­ся из дверей магазинов, огни рекламы, ко­торая сверкает и переливается с каждого небоскреба, не погасая и днем, и ко всему этому истошные крики продавцов лотерей­ных билетов — все это вначале несколько ошеломляет.

В северо-восточном районе города рас­положен большой футбольный стадион «Маракана» и рядом с ним крытый стадион, ко­торый называется «Мараканазиньо» (что значит: «маленькая маракана»). Эта «малень­кая Маракана» вмещает всего двадцать с лишним тысяч человек. Обычно здесь про­водятся соревнования по баскетболу, боксу, кэтчу (вольной американской борьбе) и са­лонному футболу (на деревянном полу иг­рают две команды по пяти человек). В этом помещении труппа нашего балета дала один спектакль: нам предстояло дать здесь 36 спектаклей.

В ночь на десятое марта прибыл само­лет с нашим реквизитом и животными.

Полет прошел благополучно, и все жи­вотные во главе с медведем Гошей вылез­ли из самолета бодрые и веселые. Гоша вылез из самолета с чемоданом в лапах, на котором было написано по-русски и по-португальски «Москва — Рио-де-Жанейро».

Один лишь осел слез на землю в не­сколько раздраженном состоянии. Вначале мы подумали, что он обижен на то, что ему не дали свидетельства о перелете через экватор, но, оказывается, дело было слож­нее. Ослу попало в дороге от ассистента Володи Щукина. Когда Володя переодевался в самолете и выложил на ближайший ящик свои документы, осел дотянулся до ящика и начал было жевать Володин билет на самолет. К счастью, это вовремя замети­ли. Билет с изжеванным углом был отобран, а осел обруган на высоте восемь тысяч метров.

Два дня, которые оставались до премь­еры, были заполнены интенсивными репе­тициями, подвеской аппаратуры и лонж. Очень расстраивал всех слабый свет в ма­неже. Шестнадцать ламп высоко под купо­лом и два прожектора — для такого поме­щения это очень мало. Наш импресарио ничего больше сделать не смог. Пришлось попотеть с оркестром нашему дирижеру М. Мастерову. Некоторые местные музы­канты оказались малоквалифицированными. После первой же репетиции пришлось отказаться от трех трубачей. (Один из них знал только три ноты. Их и играл.)

И вот 12 марта первый спектакль совет­ского цирка в Бразилии!

Спортивный зал «Мараканазиньо» на премьере заполнился лишь на две трети: не было достаточной рекламы наших гаст­ролей. Но две трети — это четырнадцать тысяч зрителей, и уже за час до спектакля в зале шумела публика, занимая места. Осо­бенно быстро заполнялись дешевые места высоко на трибунах; билеты туда были не нумерованы, и каждый старался прийти раньше, чтобы сесть поближе к манежу.

Программа наша из двух отделений бы­ла составлена следующим образом (этот порядок номеров оправдал себя, и все гастроли шли точно по этой программе):

1-е отделение: пролог, Щетинины (воз­душные гимнасты), Грачевы (жонглеры на мачтах), Куделины (акробаты на пьедеста­ле), Балакины (гимнасты с ренскими коле­сами), Николаевы (турнисты на круглом турнике), Быковские (акробаты-прыгуны), Половневы (гимнасты на першах), В. Херц (силовой жонглер), В. Ольховикова (с груп­пой дрессированных собачек и пони).

2-е отделение: Арнаутовы (полет в партере), Г. Тарбеева (пластический этюд), Е. Чивела и В. Рытов {воздушные гимнас­ты), Карандаш (клоунада «Сценка в парке») и в заклю­чение — И. Кудрявцев со зна­менитым Гошей, после чего шел эпилог с участием всей труппы.

Паузы заполняли Карандаш и я с М. Шуйдиным.

В Бразилии ни одно зрели­ще (кроме футбола и кино) ни­когда не начинается вовремя. Если в афише было сказано, что начало нашего спектакля в 8.45 вечера, то мы обычно на­чинали в 9, а то и в начале десятого. Команду начинать давала дирекция. Но уже за десять-пятнадцать минут до объ­явленного начала публика кричала, свисте­ла, хором кричала «бе-ее!» и требовала зрелищ.

И вот погас свет. Прозвучали бравурные аккорды увертюры, маленькая пауза —и на фоне мелодии «Широка страна моя родная» вспыхивает под куполом хрустальный спут­ник. Он медленно начинает вращаться по кругу, и в зале раздаются знакомые всему миру позывные спутника. Спутник медлен­но спускается.

Несколько секунд в зрительном зале стояла напряженная тишина, и вдруг публи­ку прорвало... Тысячи людей начали не­удержимо орать, свистеть, аплодировать. Такого приема мы не ожидали, и у всех нас, стоявших за кулисами в ожидании выхода в парад, даже мурашки забегали по спине...

Спутник спустился. Его принимают вни­зу Петр и Ирина Щетинины, вспыхивает пол­ный свет, и на манеж под звуки бравурного марша из кинофильма «Цирк», под все не смолкающие крики, свист и аплодисменты выходим мы, артисты.

Короткое приветственное слово на рус­ском и португальском языках нашего веду­щего Ю. Егоренко, и вот уже в воздухе на спутнике — Щетинины, номер которых про­ходит под сплошные аплодисменты и окан­чивается овацией. Успех представления превзошел все наши ожидания, а еще больше — ожидания наших импрессарио.

После спектакля мы задумались: «Кто же прошел лучше всех?» Трудно было от­ветить на этот вопрос. Публика неистовст­вовала весь вечер. Все, без исключения, номера проходили с необычайным успехом. Но, пожалуй, особенное впечатление на бра­зильцев произвела работа В. Ольховиковой, Николаевых и И. Кудрявцева.

Ольховикова «убивала» публику собачь­им футболом. Одно появление собак-фут­болистов в форме популярных футболь­ных клубов Рио уже вызвало бурную реак­цию; а когда был забит первый гол, то ли­кованию публики не было предела. Нико­лаевы захватили всех своим головокружи­тельным темпом и трюками, а Гоша чуть не «погубил» тысячи людей, так как еще немного, и здание стадиона рухнуло бы от бури восторга.

Клоуны тоже прошли хорошо. Как у Ка­рандаша, так и у меня с партнером были на вооружении мимические репризы, которые превосходно принимались. Только иногда мы говорили в микрофон какую-нибудь ходовую фразу по-португальски, что усилива­ло эффект. Так, например, Карандаш произ­носил фразу из популярной песенки. Публи­ка после этого неистово аплодировала.

На другой день мы все были героями дня. В гостиницу присылали цветы, письма, поздравительные телеграммы.

Пресса высоко оценила выступления со­ветских артистов. Один крупный журналист желтой прессы (прославившийся антисовет­скими статьями) признавался в своей за­метке: «... Меня не интересует, кто передо мной выступал: немцы, русские или турки. Это было здорово, это было прекрасно...» Газеты почти не выделяли отдельных но­меров: писали о спектакле в целом, о «пре­красном Московском цирке».

На другой день, в воскресенье, было два спектакля. Второй спектакль, как уже сообщили газеты, был благотворительный, в пользу неимущих. Что в Бразилии есть неимущие, мы убедились лично. Наряду с богатыми кварталами с роскошными вил­лами мы видели районы бедноты, которые даже нельзя назвать застроенными. Это бы­ли какие-то курятники, норы, пещеры в го­рах, в которых копошились полуголые, го­лодные люди. Оказывается, кажущееся бла­гополучие населения обманчиво. В городе полно нищих.

Нам сообщили интересные данные. На­пример, грубо подсчитано, что из шестидесяти миллионов населения сорок пять ходят босиком, обувь для них — роскошь.

Очень трудно получить образование. Высшие и специальные учебные заведения ежегодно имеют только тридцать тысяч ва­кантных мест, в то время как желающих учиться насчитывается ежегодно двести пятьдесят тысяч.

Школы для ребят существуют частные, в которых учатся дети состоятельных ро­дителей, и государственные (муниципаль­ные), где учится беднота. Мы видели и те и другие школы. Даже в их внешнем виде разница колоссальная. Если частные школы помещаются в красивых, высоких зданиях со специально оборудованным стадионом и бассейном, то государственные школы за­частую напоминают обыкновенный сарай. Прием в государственную школу очень ограничен. По нескольку дней стоят роди­тели в очереди для записи своих детей в школу.

Медицинская помощь тоже не для мно­гих, ибо вызвать врача или купить лекарст­во стоит очень дорого. Я сам убедился в этом, когда заболел в Сан-Паулу и уплатил за вызов врача полторы тысячи крузейров. Это стоимость двух пар обуви.

Четырнадцатого марта был наш первый выходной день.

С этого дня мы начали знакомиться с достопримечательностями Рио и его окрестностей. Всем очень понравилось ез­дить на пляж Копакабана. Нам, приехавшим из московской зимы, было особенно прият­но покачаться на океанских волнах.

Наше счастье, что во время первого по­сещения Копакабаны солнце было за обла­ками; но и при этом тропическое солнце достало нас, и мы все обгорели основатель­но. На другой день болели спины, руки и плечи.

Бразилия — страна футбола. И, конечно, одним из наших первых походов было по­сещение знаменитого стадиона «Маракана», который в этом году справлял свое десяти­летие. Это громадное сооружение, вмеща­ющее двести тысяч зрителей. Две трети стадиона находится под козырьком от дож­дя (сооруженном, кстати, без единой ко­лонны).

На стадионе расположено только фут­больное поле. Вместо беговой дорожки поле опоясывает широкий бетонированный ров, наполненный водой и обнесенный вы­сокой решеткой с загнутыми наверху прутьями. Это сделано для того, чтобы уме­рить пыл публики, которая в экстазе может ворваться на поле. Также изолированы между собой решетками и барьерами сек­торы трибун, чтобы болельщики поменьше общались друг с другом. (Чем меньше об­щения, тем меньше жертв.) Мальчишки, по­дающие мячи, вооружены длинными сач­ками, которыми они вылавливают мяч из рва.

Можно было бы подробно остановиться на описании ряда матчей, которые мы ви­дели, но это займет слишком много места. На нас большое впечатление произвели иг­ры профессионалов кожаного мяча, кото­рые, несмотря на жару, отличались очень быстрым темпом и высокой техникой; удив­ляла реакция зрителей, которые выражали свои чувства, трубя в трубы, звоня в коло­кола, кидая в воздух специальные бомбы, рвавшиеся с таким треском, что весь стадион сотрясался от их разрывов. В сере­дине матча болельщики начинали бросать на поле куски льда, который разлетался по зеленой траве алмазными брызгами. Игро­ки на ходу хватали кусочки льда и засовы­вали их себе за щеки для охлаждения.

Наши заядлые болельщики — Половнев, Щетинин, Рытов и Херц — буквально купа­лись в футбольных переживаниях.

Из экскурсий особо интересными были посещение каскадов Тоунай за городом (это замечательный водопад, расположен­ный в горах и окруженный тропическим лесом) и подъем на знаменитую Сахарную Голову (самую высокую из гор, окружаю­щих город). С этой вершины, куда мы под­нялись по канатной дороге, открывается ве­ликолепная панорама города: здесь вдо­воль поснимали наши фото- и кинолю­бители.

В Рио мы осмотрели два больших музея: исторический и индейский. Если в индей­ском музее как-то еще отображена бра­зильская природа, животный мир и полез­ные ископаемые, то в историческом прос­то собрано имущество двух бразильских королей. Побывали мы также в зоопарке и в ботаническом саду. Особенно запомни­лось нам первое посещение бразильского передвижного цирка. Сделать это мы могли только вечером, в свой выходной день. За­ранее узнали, где расположился цирк, и ве­чером выехали туда на автобусе.

На самой окраине (цирки не пускают в центр города) было установлено шапито. Около входа в цирк, освещенного тусклой лампочкой, надрывался репродуктор, за­зывая публику в цирк. Нас радушно встре­тил хозяин цирка, усадив всех на передние скамейки. Внутренний вид этого балагана был более чем жалким. Грубо сбитые лав­ки, манеж застлан какой-то мешковиной, всюду грязь — и над всем этим полощет­ся полусгнившее шапито с дырами, в кото­рые свободно может пролететь слон. Все это пока освещено одной лампочкой на­верху. Зрителей можно сосчитать по пальцам.

Раздался третий звонок, и под куполом вспыхнули восемь лампочек на проволоч­ном круге. Стало немного светлее. Со скрежетом раздвинулся занавес на сцене. На стене приколот наспех написанный пла­кат: «Артисты универсального театра-цирка приветствуют большой московский цирк». Начался «парад» униформы. Вышли четыре человека в разношерстных старых костю­мах во главе с шпрехшталмейстером, оде­тым в голубую видавшую виды венгерку. Со­общив публике, что спектакль посвящается московскому цирку, он объявил первый номер.

Все номера шли под сопровождение ра­диолы. Когда пластинка кончалась, а номер еще продолжался, пластинку ставили снача­ла. Первым номером вышли мужчина и женщина, демонстрирующие баланс на ка­тушке. Одеты они были в грязные выцвет­шие костюмы. Долго он балансировал на катушке один, потом с женщиной, сидящей у него на плечах. Финальный трюк: снима­ние штанов не сходя с катушки.

Выступала девушка на свисающем из-под купола канате. Работала она без осо­бых трюков; просто висела и демонстриро­вала разные позы.

Перед четвертым номером долго натя­гивали проволоку. Коверный (он же балан­сер на катушке, только теперь — с раскра­шенным лицом) деловито вынес стол, лег на него животом кверху и, взяв в руки ве­ревку, крутил ее, как бы играя в скалочки, делая при этом в темп «склепки». Трюк смотрелся очень хорошо, и ранее я его в цирке не видел.

На проволоке выступала женщина не­померной толщины. Женщина кокетливо «вспорхнула» на мостик. Хрипло играла ра­диола, и артистка делала вид, что танцует. Зрелище было печальное. Убирали про­волоку так же долго, как и устанавливали. За это время те же клоуны успели показать длинную старую клоунаду «Фотография». Половина антре состояла из ударов и пин­ков. В финале клоунады один из клоунов, путая покрывало аппарата, залезал под юб­ку клоуна, изображавшего женщину. Фото­аппарат взорвался, из-под юбки пошел дым, клоуны убежали.

Характерно, что во время спектакля пуб­лика ходила, разговаривала (даже пела!) и торговалась с продавцами жареных орехов и сластей. Продавцы ходили по местам и громко расхваливали свой товар.

Последним цирковым номером был мужчина-каучук. Худой мужчина с измож­денным лицом демонстрировал свою гиб­кость. После каждого трюка он скорбно за­катывал глаза и тяжко вздыхал. В финале он показал довольно сложный трюк. Встав на колени и сделав мост, он взялся рука­ми за ступни ноги и стал выворачиваться, придавая телу замысловатые положения. Смотреть на это было неприятно, и я с об­легчением вздохнул, когда он наконец рас­путал части своего тела и ушел под до­вольно сильные аплодисменты.

Следующие номера были эстрадного плана и исполнялись на сцене. Пожилая полная женщина играла пальцами на хру­стальных бокалах. Ей аккомпанировал уны­лый гитарист. Играла она тихо и так же тихо ушла. Ее сменил коверный (это была его вторая реприза). Он пел песенку через микрофон. Пел не он. За кулисами крутили пластинку, а он только раскрывал рот. Пуб­лика об этом не знала и аплодировала. Ока­зывается, это был не комический трюк, а пение выдавалось за чистую монету. Тан­цевальный номер представляла полная, но хорошо сложенная женщина, исполнявшая самбу. Это нам всем понравилось. В этом все-таки был какой-то национальный коло­рит. Правда, танец был однообразен и в основном построен на искусстве двигать бедрами.

Далее шли вокальные номера. Пел ка­кой-то слащавый тенор, которого зрители долго не отпускали, пела девушка. Наи­больший успех имела ее песенка с подни­манием юбки в конце каждого куплета, причем публика (в том числе и дети), зная эту песенку, пела хором реф­рен: «Выше, выше, выше...»

Потом пел сам шпрехшталмейстер; пел какие-то популярные песенки, которые имели успех. Аккомпанировал певцам все тот же унылый гитарист. На этом спектакль окончился.

После всего владелец цирка вышел на сцену. Туда же был приглашен наш директор Л. В. Асанов с переводчиком И. Савельевым. С приветствен­ным словом к нам обратились владелец цирка и профсоюзный руководи­тель. Публика горячо аплодировала после короткого ответного слова на­шего директора.

Когда разошлись зрители, артисты пригласили всех нас за кулисы. Закулисная часть была не менее убога, чем сам цирк. Мы стояли в полутемном дворе, и артисты бразильского цирка разносили нам неизменный кофе, но на этот раз не в традиционных чашечках, а в простых граненых стаканах. Завязалась оживленная беседа, в основном мимическая (спасал еще международный цирковой лексикон), так что все друг друга прекрас­но понимали. Мы обменивались фотографиями, открытками и значками. С улицы пролезли мальчишки, собирающие автографы. Первой, к кому они подошли за автографами, была артистка Валя Балакина. Когда она да­вала свой автограф, наш артист Рытов указал на нее пальцем и сказал ре­бятам: «Балакина». После этого ребята подходили ко всем нашим женщи­нам, совали свои блокноты и листки бумаги и говорили: «Балакина».

Гоша: «А дома лучше, чем за границей».

Иван Кудрявцев: «Тоже мне, открыл Юж­ную Америку!..»

А когда мы сели в автобус и двинулись с места, артисты бразильского цирка махали нам на прощанье руками, а на заборе сидела толпа мальчи­шек и скандировала: «Ба-ла-ки-на! Ба-ла-ки-на!»

Балакина была очень довольна.

Но, несмотря на некоторое оживление в конце вечера, мы всю доро­гу ехали подавленные виденным. Нам было жаль наших собратьев по ис­кусству. Да, собственно, не по искусству (искусства почти не было), а по профессии. Теперь мне была совсем понятна фраза, которую сказал по­сле нашего спектакля один из зрителей: «Мы думали, что у вас цирк, а оказывается, это очень интересно». Вот по таким передвижным захудалым циркам многие и оценивали цирковое искусство.

Через три дня артисты этого цирка посетили наш спектакль. После спектакля они зашли к нам за кулисы. Теперь уж они чувствовали себя несколько подавленными. На них произвели большое впечатление и наши номера, и наши костюмы, и громадное количество публики, и наш успех.

Они уже закончили свои гастроли в Рио и ехали куда-то далеко на за­пад. Здесь они прогорели, ничего не заработав. И никто не знал, что ждет их в следующем городе.

А спектакли наши продолжали идти с большим успехом. Уже кроме двух субботних давалось дополнительное третье представление в воскре­сенье. Это были трудные дни. Помещение «Маракеназиньо» ломилось от публики. В зале было душно и жарко, как в бане.

В Рио за кулисами нас поили национальным напитком «матэ». Этот напиток заваривается из листьев растения матэ и употребляется в холод­ном виде. Он приятен на вкус, сладок, освежает и утоляет жажду, В рек­ламном проспекте говорится, что матэ предупреждает многие болезни. Возможно, поэтому никто из нас не болел. А может быть, мы не болели, боясь дорогостоящих врачей. В общем, вопрос этот так и остался невыяс­ненным.

По приезде в Бразилию мы сразу же вошли в контакт с Обществом бразильско-советской дружбы. Общество это возникло совсем недавно. За последние годы у бразильского народа возрос интерес к нашей стране. В каждом городе функционируют курсы русского языка. В этом году пять­сот бразильцев должны побывать в Советском Союзе по туристским путевкам. А знают о нас все-таки еще очень и очень мало. Хозяин одного ресторана, грамотный и разбитной человек, подошел однажды к нам и спросил: «Ответьте мне, но только честно: правда ли, что, как только у вас в России рождаются дети, всех их у родителей отбирает государство?» А когда он во время нашей беседы узнал, что у нас есть церкви,— удив­лению его не было предела.

Необычайный интерес к нам со стороны населения наблюдался повсю­ду. Мы ездили в школы, встречались со студентами, спортсменами, были на курсах русского языка. Организаторам курсов в Рио очень помогли члены нашего коллектива Ю. Егоренко и Т. Никулина. В течение двух не­дель они записывали на магнитофон учебник русского языка. В дальней­шем эта пленка поможет студентам правильно произносить русские слова и фразы. Слушатели курсов горячо благодарили наших товарищей за по­мощь и преподнесли им благодарственное письмо и маленькие сувениры.

Остановлюсь на посещении большой текстильной фабрики, которая расположена в одном из городков в шестидесяти километрах от Рио. Когда мы прибыли на территорию фабрики, нас встретил сам хозяин и стал показывать достопримечательности. Однако нас не водили по цехам, не знакомили с производством. Нам показали благоустроенную поликлинику, детский сад и ясли. В детском саду и яслях было около тридцати детей. Хозяин сообщил, что сад и ясли — бесплатно для рабочих. Мы были удивлены таким небольшим количеством детей. Ведь фабрика насчитывала бо­лее трех тысяч рабочих. Позднее мы узнали, что все это — специально для показа. Пользоваться поликлиникой и другими благами может только очень узкий круг преданных хозяину рабочих.

После концерта, который мы дали в саду фабрики и на котором присутствовало подозрительно мало рабочих,— нас повели в бассейн. Там нам раздали трусы и купальники, и мы купались. Около бассейна стоял большой стол, уставленный бутылками кока-кола, лимонада, пива и тарелками с бутербродами. На прощанье нам всем раздали подарки (женщинам от­резы на платье, а мужчинам на рубашки). После этого мы уехали, так, соб­ственно, и не увидев фабрики.

Фото артистов Т. Никулиной, Ю. Быковского и В. Рытова

11 апреля закончились наши гастроли в Рио-де-Жанейро, а следующим утром боль­шой автобус-экспресс уже мчал нас по шос­се по направлению к Сан-Паулу. Проезжа­ем очень живописные места, иногда оста­навливаясь, чтобы сделать интересные снимки.

На шоссе оживленное движение. Через каждые 50—100 метров громадные (иногда высотой с четырехэтажный дом) щиты, ре­кламирующие автопокрышки, кока-кола, зубную пасту и вина, среди которых осо­бое место занимала смирновская водка. Отъехав километров восемьдесят, мы уви­дели громадный плакат с изображением самолета. Внизу надпись: «Если бы вы ле­тели из Рио самолетом, то сейчас уже были бы в Сан-Паулу». И через каждые 10—15 минут пути — предупреждения о возмож­ной аварии на дороге. Около одного из поворотов стоит для устрашения высокий пьедестал, на котором настоящая легковая машина, смятая в лепешку. На пьедестале надпись: «Водитель этой машины ехал не­осторожно». Это предостережение дейст­вует, видимо, не на всех, так как мы про­ехали мимо нескольких изуродованных или перевернутых машин, возле которых суе­тилась полиция и стояли зеваки.

К вечеру, когда на землю начали спу­скаться сумерки, мы увидели вдали огром­ный город в огнях, затянутый пеленой дыма, подымавшегося из многочисленных труб. Это был Сан-Паулу, или, как его на­зывают, «бразильский Чикаго».

Сан-Паулу непохож на Рио-де-Жанейро: он гораздо больше и строже. Громадное количество фабрик и заводов; на широких улицах больше автомашин, но движение более упорядоченное. Населения здесь больше, чем в Рио (около четырех миллио­нов). Нам опять предстоит работать в спортзале закрытого типа, вмещающем че­тырнадцать тысяч человек. Помещение для работы, расположенное в большом пар­ке, более удобно и уютно, чем «Марака-назиньо».

Начать свою работу мы смогли только шестнадцатого, так как была пасха, во вре­мя которой народ неохотно посещает зре­лища. В свободные дни знакомимся с Сан-Паулу. Город очень большой. В центре преобладают небоскребы, увешанные, как и в Рио, рекламными плакатами. Магазины завалены шоколадными яйцами, в киноте­атрах идут фильмы духовного содержания. Вечером над городом стоит колокольный звон, а по улицам шествует религиозная процессия со свечками.

В первый же день мы, гуляя по городу, заблудились. Я протянул карточку нашего отеля проходящей мимо женщине, надеясь, что она объяснит нам дорогу. Женщина шарахнулась от меня, как от прокаженного. Вторая женщина, еще издали увидя мое приближение, кинулась в ближайшую под­воротню. Только мужчина, к которому я потом подошел, объяснил нам дорогу. Позже мы узнали, что мужчине подходить на улице к незнакомой женщине запреще­но. Это расценивается как «нарушение мо­рали».

Тринадцатого вечером мы посетили еще один бразильский цирк. Цирк этот был бо­гаче первого. Большое двухмачтовое ша­пито. Фасад цирка пестрит огромными кра­сочными щитами с рекламой. Манеж, пе­реходящий в сцену, имеет овальную фор­му и приподнят на метр от пола. Публики мало, так как это предпраздничный день. После увертюры ведущий объявил, что представление посвящается Московскому цирку. Программа, которую мы увидели, не отличалась высоким классом, в пред­ставлении чувствовалось влияние американ­ских многоманежных цирков. Одновремен­но на арене работали два-три номера од­ного и того же жанра. Это было плохо, так как внимание рассеивалось.

Первый номер произвел на нас некото­рое впечатление. Высоко под куполом на толстом натянутом тросе выступал симпа­тичный молодой парень. Работал без лон­жи, в хорошем темпе. Он показал баланс на лестнице на канате, а в финале четко и чисто скрутил с лестницы на канат заднее сальто-мортале.

Затем выступали посредственные жонг­леры со шляпами и тарелочками и девочка с собачками, которые не желали слушать ее. Их сменили два клишника (мужчина с мальчиком) и антиподист с неизменным бал­лоном и щитом, разрисованным, как карта. Попрыгали прыгуны на батуде; самым слож­ным трюком у них было сальто-мортале с пируэтом. После этого вышли три слона. Трюки были известные, только в финале один из слонов брал в рот голову девуш­ки и, обвив ее хоботом, носил по манежу, Группа девушек исполнила восточный та­нец. Кончился спектакль воздушным поле­том. Долго растягивали сетку. В паузе вы­шли два клоуна с очень примитивными реп­ризами, пересыпанными битьем по лицу и убийственными каскадами. Начался полет. Четверо мужчин и девушка делали очень простые трюки, финальный трюк (двойное сальто-мортале) так и не удался. Когда вольтижер упал в сетку, гнилые растяжки лопнули и сетка опустилась. К счастью, все обошлось благополучно. Если бы артист упал в центр сетки, он бы наверняка уда­рился о манеж.

Наша премьера в Сан-Паулу прошла так же торжественно, как и в Рио. Публики было много. О приезде советского цирка щ здесь уже, знали из газет. На другой день появились многочисленные рецензии, вы­соко оценивавшие нашу программу.

Работать в Сан-Паулу было гораздо лег­че. Здесь мы по-настоящему ощутили бра­зильскую осень. Город расположен высоко над уровнем моря. Уже не было убий­ственной жары. Вечером даже было на­столько прохладно, что мы надевали плащи и пальто.

В Сен-Паулу, у нас было много интерес­ных экскурсий. Особенно запомнилось по­сещение Института змей. Создание такого института в Бразилии продиктовано острой необходимостью. Во многих районах тыся­чи людей ежегодно болеют и погибают от их укусов. Институт вырабатывает из змеи­ного яда противоядие. Так как змеи, у ко­торых взяли яд, долго не живут, институт все время получает новые экземпляры, ко­торые присылают ему энтузиасты-добро­вольцы из глухих тропических джунглей Бразилии, Здесь мы увидели различных змей, начиная со змеи величиной с палец и кончая громадными анакондами более десяти метров в длину. Опытный экскурсовод показывал нам самых ядовитых змей. Укус такой змеи — мгновенная смерть. Бесстраш­ный человек брал за шею змею и пинце­том выдавливал на землю яд. Смотреть на это было жутковато.

Этот экскурсовод за двадцать лет ра­боты в институте шесть раз был укушен змеями. От неминуемой смерти его спа­сало только то, что противоядие было под рукой. Тем не менее один раз он два ме­сяца пролежал в больнице.

В один из выходных дней мы соверши­ли поездку в порт Сантос (это в 80 кило­метрах от Сан-Паулу). Благоустроенное шос­се, врезанное в горы, временами перехо­дило в тоннели. Здесь мы особенно ощу­тили красоту бразильской природы.

В Сан-Паулу ассоциация бразильских импресарио и владельцев цирков устрои­ла в честь артистов советского цирка при­ем, который прошел в очень дружествен­ной обстановке. Интересной была встреча со школьниками: нам показали детскую са­модеятельность, выступили и наши артисты. Первомайский праздник мы встречали в своем отеле. Был организован интересный вечер нашей самодеятельности. Кроме на­ших артистов было много приглашенных из числа администрации и обслуживающего персонала. Вечер прошел с большим успе­хом. Он еще больше укрепил дружбу с людьми, окружавшими нас.

Вместе с нами из Рио в Сан-Паулу пе­реехали представители Института бразиль­ского кофе. Еще в Рио институт организо­вал за кулисами специальный буфет, где каждый день для нас и вообще для всех, кто приходил за кулисы, готовился кофе. За специальной стойкой, на специальной ке­росиновой плите, со специальной посудой священнодействовали три человека в белых халатах.

Действительно, кофе был превосход­ный. Отработает артист номер, подойдет к стойке, выпьет маленькую чашечку аромат­ного напитка, и сразу пропадает усталость, человек обретает бодрость и энергию. Правда, хоть и бесплатный был кофе, но мы им не злоупотребляли: две-три чашеч­ки в вечер. Если выпить много, можно испортить сердце. Во многих газетах и журналах можно было видеть фотографии наших артистов, пьющих бразильский кофе. Даже медведь Гоша был снят с большой кружкой кофе, зажатой в лапах.

Только впоследствии мы узнали, что ор­ганизация буфета с кофе была не случай­ной.

В эти дни Бразилия ждала приезда со­ветской торговой делегации. Североаме­риканская печать трубила на весь Мир, что никакой торговли Бразилии с Советским Союзом не будет. «Русские не пьют ко­фе!» — уверяли газеты. А на примере на­шей группы все убедились, что русские лю­бят кофе и понимают в нем толк.

Когда в Сан-Паулу мы встретились с представителями нашей торговой делега­ции, руководитель делегации отметил, что присутствие артистов Московского цирка способствовало успешным переговорам с бразильскими коммерсантами. Было заклю­чено соглашение на поставку бразильского кофе в Советский Союз.

Буфет Института бразильского кофе со­провождал нас по всей Бразилии, и, даже когда мы вылетели в Монтевидео (Уругвай), с нами летел сотрудник института (один из тех, кто был в белом халате). И в другой стране он продолжал поить нас кофе до самого конца гастролей.

В последний вечер после спектакля он роздал артистам остатки привезенного ко­фе и, сказав, что очень привык к нам, за­плакал.

Нужно сказать, что повсюду в Бразилии к нам относились гостеприимно и дружест­венно. Особенно подружился с надли об­служивающий персонал. И это не случайно. Люди, так сказать, низшего сословия, они не привыкли к такому отношению к себе, которое встретили с нашей стороны, и очень это ценили. Расставание с ними было трогательным. Они плакали, обнимая нас, и совершенно серьезно просили взять их с собой в Москву.

Характерно, что во время прощального приема, который устроило Общество бразильско-советской дружбы, было произне­сено много хороших, по-настоящему дру­жественных тостов и речей. После начала гастролей сразу увеличилось количество желающих вступить в члены Общества.

Раз в месяц, в один из понедельников, телецентр Сан-Паулу показывает концерт-конкурс. На этот концерт приглашаются артисты театров, кино, эстрады и цирка. По окончании передачи в специальной ком­нате с тремя телефонами дежурят работ­ники телестудии. Зрители звонят по теле­фону и называют лучший номер програм­мы и номер своего телефона. Затем подсчитываются очки, и выявляется победитель конкурса.

Помимо этого проводится своеобразная лотерея среди телезрителей, позвонивших в студию. Их номера записываются на кар­точки. Две карточки вынимаются победи­телем из общей кучи, и счастливцы полу­чают денежную премию. В одной из таких передач участвовали и мы. От нашего цир­ка было представлено два номера: Галина Тарбеева и я с Шуйдиным. Тарбеева ис­полнила свой номер, а мы делали репризу «Насос». После подсчета выяснилось, что номера нашего цирка получили рекордное число голосов — 2117!

По условиям конкурса мы все трое на­граждались специальными серебряными ме­далями и общей премией в размере пяти тысяч крузейро (около 25 долларов). Ме­дали мы получили, а деньги что-то до сих пор задерживают.

В последние дни работы в Сан-Лаулу мы посетили театр-цирк «Пиолин», Здесь мы впервые увидели кое-что интересное и достойное внимания. Наряду со средними номерами, как, например, номер жонгле­ров с шариками и тарелочками, антиподис-та, бросающего ногами мальчика, и боль­шой клоунады «Машина» — сценки с допо­топным такси, на котором хотят поехать прибывшие из деревни крестьянин и кре­стьянка (машина комично обыгрывается, она взрывается, из всех щелей бьет вода, идет дым, и в результате машина развали­вается на части),— были и интересные но­мера.

Мы были свидетелями выступления очень хорошего клоуна. Владелец цирка «Пио­лин» — популярный в Бразилии клоун. По­явление его на сцене (в этом цирке нет манежа) сопровождается криками публики, которая устраивает ему овацию. Это не­много полноватый пожилой человек, очень обаятельный и смешной клоун. После крат­кого диалога с партнером (диалога, не блиставшего остроумием) Пиолин и его партнер по очереди скрываются за кули­сами и надевают на себя костюмы птиц (трико и шапочки, обшитые перьями, при­чем у Пиолина, изображающего птичку женского пола, поверх трико надето платье). Далее идет сцена объяснения в любви, построенная на свисте двух артис­тов. Сделано это настолько хорошо, с та­ким вкусом и мастерством, что публика буквально покатывалась от смеха.

Вместе со всеми зрителями мы дружно аплодировали талантливому артисту.

Вторым номером, который хочется от­метить, был номер артиста, работающего с кнутами и лассо. Пожилой индеец выступает со своей партнершей-ассистенткой. Он вы­сокого роста, с длинными распущенными седыми волосами, которые ниспадают у не­го до самого пояса. Одет артист в нацио­нальный индейский костюм. Владеет он кнутами превосходно. На большом расстоянии сбивает кнутом различные предме­ты, гасит зажженные свечи, перерезает в воздухе бумагу. Далее ассистентка берет в руки и зубы бумажные трубочки.

Со страш­ным щелканьем кнут рассекает на три части каждую трубочку, Затем артист по­казывает игру с лассо, в финале которой он на большом расстоянии ловит петлей ассистентку и несколькими ловкими прие­мами (тоже на расстоянии) крепко связы­вает ее по рукам и ногам.

Очень хорошее впечатление произвел номер першевиков. Эта пара (брат и сестра) работает очень смело и чисто. Трюки у них не выдающиеся, но очень хорошо отрабо­таны. Большой успех у публики имел че­ловек-оркестр. Высокий негр вынес свой реквизит (своеобразный комбайн из ин­струментов, куда входили барабан, бубны, трещотки, губные гармошки, гитара, трубы и аккордеон). Этот эксцентрик оказался очень хорошим имитатором духовых ин­струментов. Первое время, когда он при­кладывал губы к трубе и играл на ней, мы и не думали, что он это делает голосом. Только в середине номера артист разобла­чил трюк. Кроме этого, он прекрасно спел две песни, а потом с большим мастерством исполнил номер с художественным свистом. Таких мастеров свиста я, например, встре­чал очень редко.

Любопытен оказался массовый хорео­графический номер. Был исполнен нацио­нальный ритуальный танец, изображающий изгнание нечистого духа. Танец шел под барабанный бой и даже сопровождался пи­ротехническими эффектами. Смотреть бы­ло интересно, но номер как-то выпадал из общей программы.

Особо хочу остановиться на номере, ко­торый всем нам не понравился, хотя смот­рели его с большим интересом. Это отжив­ший у нас жанр — демонстрация человека-монстра, обладающего необыкновенно под­вижной мускулатурой и огромной физиче­ской силой,

Пожилой лысоватый мужчина, атлетиче­ски сложенный, совершенно голый, если не считать грязной повязки в виде фартука на бедрах, демонстрировал разные до­вольно необычные трюки. Первое, что он сделал, это начал показывать свою муску­латуру и гибкость тела. Расслабив тело, он вдруг на глазах буквально раздувался. Гру­да мышц вздувалась на руках, груди и жи­воте. Потом он вдруг начинал корчиться — и вот уже перед нами худой изможденный человек: руки висят как плети, грудь про­пала, а живот настолько втянут, что, когда он поворачивается боком, виден позвоноч­ник, обтянутый кожей. Тут же артист де­монстрирует различные типажи людей. То он закатывает глаза (видны только белки), свои редкие волосы опускает на лоб, одна лопатка вдруг выступает, как чудовищный горб, живот втянут, монстр семенит по сце­не ногами, которые стали вдруг кривыми,— перед вами какой-то странный, неприятный урод. Далее урод превращается в «дурач­ка», у которого изо рта течет слюна; «ду­рачка» сменяет обезьяна, которая прыгает, чешется, ловит блох. Все это артист проде­лывал очень ловко, но смотреть на это бы­ло неприятно.

Во второй части номера он забивал ку­лаками гвозди в кусок дерева, гнул руками на коленях толстые прямоугольные желез­ные брусья. Демонстрируя силу муску­лов живота, артист делал мост и бросал на живот нож острием вниз. Нож отскакикивал, как от стальной стенки. Тот же нож после этого трюка впивался в пол сцены.

Номер закончился подражанием крику, Тарзана, и артист ушел со сцены под вос­торженный рев публики.

Быстро пролетело время в Сан-Паулу. И вот уже последнее воскресенье, прощальные три спектакля в переполненном до отказа стадионе.

Это были последние спектакли в Брази­лии, далее мы летели в Монтевидео, сто­лицу Уругвая. Еще на 1855 километров мы отдалились от дома.

В Уругвае была уже зима. Монтевидео встретил нас солнечным днем и температу­рой + 18°. На красивых прямых улицах стояли большие клены с желтыми осыпаю­щимися листьями. Да, это уже не Рио-де-Жанейро! Это был небольшой красивый курортный город, шумный от туристов ле­том, но сейчас тихий и спокойный.

Прежде чем отвезти нас в отель, наш автобус проехал по всему городу. Когда мы двигались по центральной улице и остановились в потоке автомашин, водитель проезжающего мимо автобуса, узнав, что едет советский цирк, высунулся из кабины, показал пальцем на небо, сделал вид, что прицелился, и крикнул: «Пу1». Потом засме­ялся и, закричав на всю улицу «карашо!», поехал дальше. Этим он хотел сказать, что одобряет то, как «встретили» в СССР аме­риканского шпиона Пауэрса.

Парк-отель-казино — так называлась го­стиница, в которой нам предстояло жить 20 дней. Утром мы подняли шторы и смот­рели на холодный океан, который шумел под самыми нашими окнами.

Отель пустовал. Казалось, что мы одни жили в этом красивом здании. Был зимний сезон, и постояльцев было мало. Зато к вечеру здесь царило оживление. Тысячи ма­шин различных мерок выстраивались по берегу и вокруг отеля. Ночью работала ру­летка, и были открыты залы для карточной игры. Богачи Монтевидео приезжали сюда испытывать свое счастье.

Гастроли свои мы начали 27 мая неудач­но. В первый день было немного больше четверти зала, на второй день тоже не больше. Выяснилось, что наш антрепренер Омар, ссылаясь на то, что спортзал «Пень-яроль», где мы работали, вмещал всего около шести тысяч зрителей, решил повы­сить цены на билеты. Первый ряд стоил, например, три доллара. Это, конечно, бы­ла очень высокая цена, и народ страны, ко­торая сейчас переживает тягчайший эконо­мический кризис, не очень-то мог платить такие деньги за билеты.

Только на четвертый день Омара уго­ворили снизить цены вдвое. Это возымело свое действие, и народ сразу же пошел в цирк. Однако завышение цен в начале га­стролей надолго отпугнуло публику от цир­ка, и если позже наши дела пошли лучше, все же по-настоящему наполнить зал нам до конца гастролей так и не удалось.

Как я уже писал, Монтевидео — неболь­шой город. Здесь нет почти никаких про­мышленных предприятий. В основном го­род живет за счет приезжих туристов. Ма­газины пустуют, так как покупательная спо­собность населения невелика. Нам даже страшно было входить в магазины. На од­ного человека сразу же накидывалось не­сколько продавцов, вырваться от которых было нелегко.

Движение на улицах не очень большое. Наряду с последними марками американ­ских машин мы видели допотопные авто­мобили, времен примерно двадцатых го­дов. Оказывается, здесь принято пользо­ваться кузовами старых, отживших свой век машин, на которые ставят новые моторы. В Уругвае нас гостеприимно встретили работники советской миссии. Приятно было увидеть своих соотечественников. Ведь Бра­зилия не поддерживает с СССР диплома­тических отношений, и около трех с лиш­ним месяцев мы были единственными со­ветскими гражданами в Бразилии, за исклю­чением того периода, когда приезжала в мае месяце советская торговая делегация.

Фото артистов КАРАНДАША, Ю. БЫКОВСКОГО, В. РЫТОВА. Журнал «Советский цирк» 1960 г.