Замыслы

 

В моем служебном кабинете в Ленинградском цирке на от­дельном круглом столике красуется целый десяток телефон­ных аппаратов всех мастей и величин. Всякий попадающий сюда впервые сразу же проникается почтением к хозяину кабинета: высо­ко, дескать, взлетел по административной лестнице товарищ, если располагает  таким  телефонным  могуществом!    

 

На деле все обстоит и проще и сложнее. Телефоны хранят глу­бокое молчание. Но стоит снять трубку любого аппарата, как тот­час же раздается звонок определенного музыкального тона. Группа телефонов — это один из музыкально-эксцентрических инструмен­тов номера, который я сейчас готовлю с артистами Даманской и Майоровым.

Название номера вы уже прочли на фото эскиза художника Гдаля Бермана .

С этой-то двери и начинается номер, который идет без обычного объявления режиссера-инспектора.

Музыкальное вступление. Гаснет общий свет. По манежу бегут цветные лучи прожекторов. Униформа выносит немногочисленную музыкальную аппаратуру, которая одновременно является обста­новкой служебного кабинета. У конюшенных ворот ставится дверь. Ее матовые стекла пока чисты. Затем на матовом стекле арки две­ри крупными цветными буквами загорается надпись: сначала «ОПЕ­РА», потом более мелкими добавляется — «тивный отдел». (Эту ре­призу с названием номера подсказал мне ленинградский драматург Александр Хазин.)

Далее палец пишет с обратной стороны нижнего матового стек­ла:  «Музыкальные эксцентрики Даманская и...»

Входит Даманская. Это поданный эксцентрически стандартный образ бездельницы секретарши-машинистки. Вообще, по моему за­мыслу, при эксцентрическо-цирковом ключе трактовки данного но­мера   персонажи   его   в   основе   своей   должны   быть   максимально

стандартными. От взаимодейст­вия стандарта фабулы и обра­зов с необычайностью формы и должен рождаться эксцент­ризм.

Итак, секретарша скуча­ющей, стилизованной походкой направляется к бюро, швыряет шляпку и сумочку на столик с пишущей машинкой, лениво опускается на стул. Заканчива­ется музыкальное вступление. Эскизы внешнего облика секретарши и ди­ректора сделаны ленинград­ским художником Т. Г. Бруни.

После  долгих   поисков   мне показалось наиболее органич­ным облечь краткий диалог номера в стихотворную форму — при­ем, редко применяющийся в цирке в подобных случаях. Стихи по предложенному мною сценарию написали ленинградские авторы Владимир Певзнер и Марк Гуревич.

 

СЕКРЕТАРША.

 

До чего же неохота

Приниматься за дела!

Секретарская   работа

Мне   всю  душу  извела.

Дел   сегодня   много   вроде,

Тьма  работы.   Но,  увы,

«Чудо-песня» не выходит

У меня из головы.

 

Шведское бюро, за которым сидит секретарша, представляет собой своеобразный  музыкальный   инструмент:   каждая   реечка  его накатной крышки — это трубка тубофона. Секретарша авторучками, заменяющими собой обычные палочки, играет на крышке бюро «Чудо-песню» Лядовой.

Раздается телефонный звонок. Секретарша огрызается в трубку: — Секретарь у телефона...

Но, услышав ответ, сразу переходит на тон чрезвычайной заинтересованности:

 

Здравствуй,   душка.  

Здравствуй,   Нонна!

В магазине  трикотаж?

Что? И блузки из нейлона?

Где дают?  Второй этаж?..

Ну  конечно же,  хочу!

Не прощаюсь. Я лечу!

 

На ходу хватает сумочку и шляпку. В дверях она едва не сбива­ет с ног заведующего отделом. Палец дописывает на двери: «...и Майоров».

 

ЗАВЕДУЮЩИЙ.

Погодите.  Вы  куда?

 

СЕКРЕТАРША.

Я бегу... в отдел труда.

 

ЗАВЕДУЮЩИЙ   (вслед убегающей секретарше).

Странно. Раньше вы всегда

Убегали от труда.

 

Заведующий не спеша, вразвалку направляется к бюро. С одно­го взгляда понятно, что это пижон, бездельник и бюрократ. Рассматривая выхоленные ногти, заведующий усаживается в кресло у бюро.

 

Я — заведующий отделом.

Надо мне заняться делом.

 

Он  лениво  переворачивает  крышку бюро,  на обратной  стороне которой  оказываются большие счеты.   В   дверях   появляется   с   решительным   ви­дом девушка. На ней форменное школьное платье.

 

ДЕВУШКА

Вы позволите войти мне?

Здесь   отдел   оперативный?

 

ЗАВЕДУЮЩИЙ.

Да. У вас вопросы есть?

 

ДЕВУШКА.

Справку нужно взять мне здесь.

Школу  кончив  в  этот год,

Поступаю на завод.

 

Как это часто бывает со счетными работника­ми, заведующий, расспрашивая девушку о ее ан­кетных данных, машинально откладывает каждый ответ на счетах. При ударе косточек раздаются музыкальные звуки.

 

ЗАВЕДУЮЩИЙ.

Дайте адрес ваш сперва!

 

ДЕВУШКА.

Моховая   номер два.

ЗАВЕДУЮЩИЙ.

У квартиры номер есть?

 

ДЕВУШКА.

Ну   а как же! Номер шесть.

 

ЗАВЕДУЮЩИЙ.

Возраст ваш?

 

ДЕВУШКА (с удивлением).

Семнадцать  лет.

 

ЗАВЕДУЮЩИЙ.

Дети есть?

 

ДЕВУШКА.

Пока что нет.

 

ЗАВЕДУЮЩИЙ.

Братья, сестры есть?

 

ДЕВУШКА.

Четыре.

 

ЗАВЕДУЮЩИЙ.

А соседи?

 

ДЕВУШКА.

Семь  в  квартире.

 

ЗАВЕДУЮЩИЙ.

Ваш  этаж?

 

ДЕВУШКА.

Зачем этаж?

 

ЗАВЕДУЮЩИЙ.

А таков  порядок наш.

 

ДЕВУШКА.

Третий.

ЗАВЕДУЮЩИЙ.

Кончить можем.

 

Девушка  со  вздохом  облегчения   направляется   к   заведующему, но тот останавливает ее движением руки.

 

ЗАВЕДУЮЩИЙ.

Все  разделим  и  помножим,

Результаты   подытожим…

 

Заведующий начинает играть на счетах, которые оказываются эксцентрическим музыкальным инструментом? «Подмо­сковные вечера» Соловьева-Седого. Девушка заметно теряет терпение.  По окончании номера она обращается к заведующему:

 

Все как будто? Как я рада!

 

ЗАВЕДУЮЩИЙ.

Отпечатать  справку надо.

 

Он подсаживается к столику с пишущей машинкой, одним пальцем неумело ударяя по клавишам. Машинка, разумеется, тоже оказывается музыкальной. Заведующий выстукивает «чижик-пыжик»,  затем безнадежно машет  рукой.

 

Я за это взялся зря.

Подождем секретаря.

 

Стараясь проскользнуть незамеченной, возвращается секретарша.

Она подсовывает сверток с покупками под скатерть телефонного столика и подсаживается к пишущей машинке. Заведующий и девуш­ка делают нетерпеливое движение, секретарша останавливает их кап­ризным  движением  руки.

 

Пять минут на туалет,

Чтоб давали  меньше  лет.

 

Секретарша извлекает из сумочки громадную пуховку и целую серию карандашей губной помады. Прихорашиваясь, она наигрывает на пуховке и губной помаде вступление к песенке компо­зитора Лепина из «Карнавальной ночи» «Пять минут». Девушка окон­чательно  теряет терпение.

 

Я уж час, наверно, тут!

 

СЕКРЕТАРША

Я  ж  сказала — пять  минут!

 

Секретарша   пишет  на  машинке,  тем  самым   исполняя   мелодию «Пять минут». Таким образом, справка наконец отпечатана. Но теперь заведующий явно не решается ее подписать.

 

ЗАВЕДУЮЩИЙ

Не решить вопрос одним...

 

СЕКРЕТАРША (язвительно).

Мы  начальству  позвоним?

Сделаешь быстро дело любое,

Если  начальство   рядом с  тобою!

Рядом с тобою!

Заведующий и секретарша устремляются к столику с телефона­ми.  На телефонных   звонках  они   играют   песенку  Мокроусова   «Ты рядом  со  мной».   Наконец   вопрос  согласован,   и   заведующий   подписывает справку,

 

ДЕВУШКА.

Ну, пора уже кончать!

 

ЗАВЕДУЮЩИЙ.

Нет, нужна еще печать.

 

Заведующий и секретарша вынимают из ящика бюро печать и пресс-папье. Заведующий ставит на справку печати, а секретарша прикладывает к ним пресс-папье. Тем самым они исполняют «Юмо­реску» в обработке Поля Марселя. Девушка в ярости нападает на заведующего:

 

Бюрократ  же  вы  бездушный!

 

ЗАВЕДУЮЩИЙ.

Мне  без   вас,  гражданка,  душно!

 

Он подходит к вентилятору, стоящему на столике рядом с пи­шущей машинкой, и включает его. Размахивая полами пиджака, об­ращается к секретарше:

 

Дайте адресную книгу. (К девушке.)

Ваш  завод отыщем  мигом.

 

Секретарша подает заведующему длинную алфавитную телефон­ную книжку и скептически произносит:

 

В адресной  книге мы быстро найдем...

 

ЗАВЕДУЮЩИЙ (перебивая). Где эта улица, где этот дом?

 

Заведующий   раскрывает   алфавитную   книгу   и   прикладывает   ее отдельные буквы  к  лопастям  вращающегося  вентилятора  на  манер «точильщика».

Заведующий  играет на книге  и вентиля­торе «Где эта улица, где этот дом?»

 

ДЕВУШКА.

Ну, как будто все в порядке?

 

ЗАВЕДУЮЩИЙ   (просматривает справку).

В справку вкрались опечатки.

Эту справку надо  спрятать

И другую отпечатать,

 

ДЕВУШКА   (решительно подсаживается к пишущей машинке).

Чтоб  к утру попасть домой,

Надо  действовать  самой!

 

Что-то смекнув, девушка начинает наигрывать на пишущей ма­шинке мелодию футбольного марша. Заведующий хватается за голову.

 

ЗАВЕДУЮЩИЙ.

Тьфу ты,  вспомнил!  Вот осел!

Ведь  сегодня же  футбол!

До  свидания,  друзья!

 

СЕКРЕТАРША.

Где директор, там и я!

 

Оба стремглав бросаются к двери, но девушка решительно пре­граждает им путь.

 

Моментально  стал  активным

Ваш  отдел оперативный.

Отменяется   футбол!

Попрошу вас сесть  за стол.

В заявлении моем

Точку сделаем втроем!

 

Заведующий вынужден вернуться к адресной книге, секретар­ша — к бюро, девушка сама пишет на машинке. (Общее тутти.) На­конец отношение готово.

Я подробно изложил построение номера «ОПЕРАтивный отдел», считая, что для определенного круга читателей журнала «Совет­ский цирк» это может представить известный интерес. Конечно, номер сугубо экспериментальный. Его успех на зрителе гадателен. Оправдан ли подобный эксперимент? Мне кажется, что на фоне за­тяжного кризиса музыкально-эксцентрического жанра — оправдан. Почему я говорю о кризисе музыкально-эксцентрического жанра?

Когда-то, скажем, полсотни лет тому назад, рабочий где-нибудь за Нарвской или Невской заставой слышал только гармонику и треньканье балалайки на завалинке по воскресеньям, а в лучшем случае «музыкальную машину» в трактире, которая казалась ему настоящим аттракционом. Конечно, нарядному клоуну, играющему на трубе или концертино, нетрудно было поразить воображение та­кого  неискушенного зрителя.

 

Другое дело — сегодня, когда рабочий постоянно слу­шает радио, смотрит телевиде­ние, бывает в филармонии, му­зыкальных театрах, а то еще и сам является участником само­деятельного оркестра. Я уж не говорю об общем неизмеримо выросшем культурном уровне зрителя, а отсюда и его повышенных требованиях к искус­ству.

Попробуйте сегодня пора­зить воображение такого зри­теля аккордеоном, ксилофоном или саксофоном! И чем пора­зить? Виртуозностью исполне­ния или его универсальностью — умением играть на нескольких му­зыкальных инструментах и на всех одинаково посредственно? Да это с гораздо большим мастерством проделывают в любом джазе. Вот почему цирковой зритель, как правило, награждает жидень­кими аплодисментами стереотипные, по старому образцу построен­ные, так называемые музыкально-эксцентрические, вернее, мало­ музыкальные и совсем уж, на сегодняшний день, не эксцентриче­ские номера.

Мне пришлось пройти длинный и, скажем прямо, тернистый путь постановки музыкально-эксцентрических номеров, начиная со Сту­дии-мастерской музыкальной клоунады, работавшей при Ленинград­ском цирке. На этом пути было больше поражений, чем побед, но кое-чему на своем  маленьком  позитивном  и большом  негативном опыте я все-таки научился: наибольший успех имели номера, на­деленные определенными чертами современного музыкального экс­центризма — исполнение номеров (при соответствующем сюжете) на автомобильном двигателе клаксонах, камерах насосах, то ли на шахматах или футбольных мячах, то ли на музыкальных роликах.

Трудно в объеме журнальной статьи рассказать о всех эксцентри­ческих    приемах,    к    которым  случалось  прибегать  при  построении современных номеров музыкального жанра. Разумеется, многое из сделанного в этой области Ленинградским цирком более чем спор­но по своему художественному качеству. Одно лишь для меня не­сомненно:  здесь нет места трафарету, который мы в  иных жанрах пытаемся   прикрыть   пышным   термином   «цирковая   классика».   Это не значит, конечно, что я отрицаю цирковую классику как таковую. Бесспорно,  в  цирке  (как   и   в  любой области   искусства)  существует  клас­сическое, то есть совершенное искус­ство,  вечно  юное  именно  благодаря этому своему совершенству. Но ме­нее   всего   этот  термин   приложим   к жанру клоунады, в том числе и клоу­нады  музыкальной,  где  он   попросту прикрывает   собой   откровенный   ар­хаизм,   в  то   время   как   клоунада  по сути своей всегда современна, всегда острозлободневная.

Должен сделать одну весьма су­щественную оговорку: все поиски в области музыкальной эксцентриады хороши постольку, поскольку им со­путствует подлинная музыкальная культура, подлинный музыкальный вкус и исполнительское мастерство. И на палке с одной струной и бычь­им пузырем надо играть виртуозно. Без культуры репертуара, без блеска мастерства всякая трюковая выдумка сводится к нулю. Надежной опорой в этом отношении служит для меня композитор и главный дирижер Ленинградского цирка Поль Марсель. Ему, в частности, принадлежит и музыкальная редакция номера «ОПЕРАтивный отдел».

Как известно, очень большие трудности возникают при изготов­лении новых, подлинно эксцентрических музыкальных инструментов. Здесь все экспериментально, все требует приложения максимума любви и старания, не говоря уже о мастерстве. Эта сложная задача в данном случае была разрешена сравнительно просто благодаря тому, что руководитель номера Н. А. Майоров сам, своими руками сделал   все   музыкально-эксцентрические   инструменты.

Данная статья, как мне кажется, не может не вызвать откликов со стороны наших музыкальных эксцентриков, откликов, которых я буду с нетерпением ожидать.

 

 

Г. ВЕНЕЦИАНОВ,

заслуженный деятель искусств РСФСР

Журнал «Советский цирк» январь.1959