Артистка

В первые послевоенные годы судьба забросила меня в Воронеж. Я остановилась в Доме колхозника на первом этаже, мои окна выходили во двор, где была конюшня.

Засыпала я и просыпалась под страшную брань возчика, который запрягал или рас­прягал свою лошадь. Кроме обычных слов, которые говорят мужчины, когда они недовольны лошадьми, он назы­вал ее Фефёлой, артисткой и мымрой, и так как этот монолог я слышала неделю по два раза в день, я не вы­держала и вышла во двор. Я позна­комилась с возчиком, он оказался очень симпатичным дядькой, мы раз­говорились, и я спросила его: «За что вы ее так?»

— А как же, — ответил он, — она мымра и есть. Скажите, пожалуйста,
что она делала до войны?
— Не знаю, — ответила я. — И я не знаю, но только она не работала.
—Почему? — спросила я.
— А потому, что у нее на спине ссадина от упряжки, стало быть, она в упряжке не ходила и от ругани мор­ду воротит в сторону, значит, она к этому делу непривычная.
 —Я тоже не люблю, когда ругают­ся, — сказала я.
— Но так вы артистка, а она ло­шадь. Улавливаете?
   
Цирковая лошадь. Рисунки В. Богаткина

Я взглянула на лошадь: лошадь как лошадь, худая только очень, как все мы после войны. Сговорившись с возчиком, что он вечером отвезет меня на вокзал, я утром по делу зашла в цирк. Цирк оживал, готовился к открытию пер­вой послевоенной программы. Не все еще актеры вернулись из эвакуации или с фронта, но программу в одном отделении приготовить удалось. Репе­тиция задерживалась из-за музыкан­тов, которые ждали, когда привезут из хранилища контрабасы, и привез эти контрабасы на телеге и въехал прямо в цирк мой знакомый возчик. Лошадь плохо себя вела, он ругал ее. Все, как обычно. А сидевший рядом со мной старенький дирижер, взгля­нув на лошадь, вдруг сказал:

— Неужели это наша Стелла?
— Какая Стелла? — спросил скри­пач.
— Ты не знаешь, ты у нас до вой­ны не работал. У нас была наездни­ца. Лошадей своих она бросила, тогда не до этого было. А была у нее главная лошадь — Стелла, вот эта кляча очень похожа на нее.
— Это надо узнать, — сказала я. — Надо обязательно узнать.
— Ее же не спросишь? А впрочем... распрягай, — крикнул он возчику. А сам принес толстую папку нот и ра­зыскал в ней тот вальс, под которыйработала наездница. Роздал ноты му­зыкантам.

А лошадь, освободившись от упряж­ки, сама подошла и встала в проход на манеж, она встала и окаменела. Если бы не ноздри, которые дрожали, жадно втягивая воздух, можно было бы подумать, что это изваяние. Музыканты заиграли. Боже мой, что сделалось с лошадью! Будто бы ток прошел у нее по спине. Секунду она стояла не двигаясь, а затем, выждав такт, грациозно, ритмично пошла по кругу. Она шла, не поднимая глаз, осторожно,  как  по  льду,  наверное,  ей казалось, что это сон. Музыканты все плакали. Второй тур музыканты играли в мажоре, и она уже гарцевала, она делала ка­кие-то восьмерки, пируэты, а к концу вальса лошадь оказалась в самом центре манежа и, встав сначала на одно колено, потом на другое, гра­циозно раскланивалась пустым стульям.

Конечно, она представляла себе и публику, и аплодисменты — она была актриса. Весь остаток дня, где бы я ни была, я собирала сахар кусочками, и к концу дня у меня в сумочке обра­зовалась целая горсть. Я пришла до­мой раньше, чем приехал возчик, от­дохнула, уложила свои вещи. Потом в открытое окно я услышала, что он въехал. Первый раз я не услышала брани. Я подошла к окну. Осторожно, стараясь не причинить ей боли, он распрягал ее, о чем-то с ней говоря, потом расчесывал ей гри­ву и хвост. Я вышла во двор.

—  Артистка, — крикнул он мне, — как вы. Я ж говорил, война. К при­меру сказать, и я не возчик. Я ж на­борщик. А как мне осколком послед­ний год войны глаз выбило, я вот сюда пристроился. Отвезу вас на вок­зал и дам ей два выходных. Я мазь достал у ветеринара, надо, чтоб сса­дины у нее зажили. Теперь буду наведываться в цирк и, как вернется ее хозяйка, сам отведу и сдам по назна­чению. Я, может быть, еще билетик куплю в цирк, сяду на первый ряд и похлопаю ей. Как думаете, узнает она меня?
— Узнает, — сказала я, — непремен­но узнает.

Я подала Стелле на ладони сахар. Взглянув на меня своими умными ка­рими глазами, она осторожно теплыми губами стала вбирать кусок за куском. И хрустела с закрытым ртом.

— Я пойду пешком, — сказала я ей, — отдыхай. Я в эвакуацию тоже работала не по специальности, все обойдется, потерпи.

У калитки я обернулась. Повернув в мою сторону свою красивую голову, Стелла внимательно смотрела мне вслед. Мне показалось, что она мне улыбнулась.


Елизавета АУЭРБАХ

Журнал Советский цирк. Март 1963 г.

оставить комментарий