Беседуя с Евгением Майхровским

Бывают же такие совпадения! Уже на привокзальной площади Сочи мы увидали стайку мальчишек. И один из них, столкнувшись с другим, заорал нарочито дурашливо и восторженно: «Ой-ой-ой». Что-то очень знакомое было в этом безотчетно радостном мальчишеском крике...

—    В Майхровского играют, — с профессиональной гордостью уточнил встречавший меня работник местного цирка.

Ну, конечно... Это же «фирменное» восклицание Евгения Майхровского! Я приехал в Сочи писать о нем — давно полюбившемся мне коверном, и эпизод на привокзальной площади, не скрою, был мне, как журналисту, на руку.

Впрочем, Сочи и без того чуть не на каждом шагу напоминало о Майхровском. Озорные глаза его из-под канотье смотрели на прохожих с многочисленных афиш. Но что это? Вместо привычного: «Весь вечер на манеже Евгений Майхровский» под знакомым портретом стояло короткое — «Май».

Перемена фамилии или псевдонима для артиста, тем более для клоуна, шаг всегда ответственный. Далеко не каждый, уже завоевавший популярность комик, отважится на такой эксперимент.

Поэтому, зайдя к Евгению Майхровскому в гардеробную. я первым делом поинтересовался, чем это вызвано.

Майхровский принадлежит к тем людям, беседа с которыми по-настоящему увлекает. Он умеет слушать, сам, как говорят актеры, хорошо идет на реплику, излагает свои мысли страстно, увлеченно, не ограничивается формальным ответом на вопрос собеседника, а стремится глубоко раскрыть свою мысль.

Вот и сейчас он начинает так:

—    Я убежден — клоун должен иметь псевдоним, отражающий тот характер, который он изображает на арене. Мне кажется не случайным, что в прошлом актеры, даже театральные, меняли, как правило, свои фамилии. Этим они несомненно хотели подчеркнуть, что образ, создаваемый на подмостках, — нечто совершенно отличное от их существования вне сцены. Так же и в цирке.

Вы можете спросить, почему же я так долго выходил на манеж под своей фамилией? Да потому, что в глубине души чувствовал, что не нашел еще настоящей, органически присущей мне маски, не обрел своего сценического характера. Вы, наверное, помните, как я выглядел и что делал на арене прежде?

Я восстановил в памяти его прежнюю манеру поведения на манеже, его репризы предыдущих лет. Он запомнился мне клоуном, если можно так сказать, лирического плана, мягким, порой впадающим даже в меланхоличность. Одна из лучших его реприз того периода — «Скамейка» — вызывала у зрителя не смех, а лишь улыбку, и ту с оттенком грусти. Суть ее заключалась в том, что Майхровский с помощью доски, укрепленной на двух березовых пенечках, проделывал ряд сложных акробатических упражнений и всякий раз «выходил» из них в позу роденовского «Мыслителя»: задумчиво застывал на скамейке, медленно раскачиваясь в такт минорной музыке. И даже уходил с манежа тихо, чуть ссутулившись, будто отягощенный каким-то грузом.

Несмотря на мастерство коверного, на режиссерскую завершенность репризы, оставалась после нее какая-то неосознанная неудовлетворенность. Чувствовалось, что тональность этой пантомимической сценки заставляет Майхровского глушить природный темперамент и жизнерадостность.

Когда создавалась описанная выше миниатюра, в нашей клоунаде развивалось лирическое направление: в шутках некоторых клоунов звучали мотивы грусти. Но если для Леонида Енгибарова и некоторых других коверных маска современного Пьеро было органична, то для Майхровского, как видно, это оказалось этапом в его творческом поиске.

Евгений, выслушав мои рассуждения, согласно кивает головой:

—    То, что сейчас ясно для «ас и, конечно, для меня, в то время я чувствовал лишь интуитивно. Помогли мне разобраться в этом и подсказали, в каком направлении работать, Марк Соломонович Местечкин и Владимир Дмитриевич Шпак. Содержание их «рецепта» можно кратко изложить так: «Ты, Женя, по духу своему жизнелюб, человек оптимистичный. Сохраняй лиричность, интеллигентность, но развивай, подчеркивай «веселые» черты своего «героя». Я далеко не сразу нашел тот образ, с которым выхожу сейчас на манеж. Впрочем, посмотрите меня сначала на арене.

...На манеж выбегает шалун, его переполняет радость жизни. Он улыбчив, жизнелюбив и даже, когда его обижают, не мстит зло обидчику, не издевается над ним, а лишь с добродушным лукавством подтрунивает над ним, разыгрывает его. И в любых ситуациях не теряет своей лиричности, а внешне всегда остается очень изящным и почти по-балетному пластичным. Особенно наглядно, как мне кажется, а репризах Майхровского сочетаются две стороны его дарования — комическая и лирическая.

Я действительно увидел, что в образе Майхровского много нового, стал другим и его внешний облик. Меня, естественно, заинтересовало, как пришел он к этому.

—    Попробую воссоздать этот процесс, — слегка задумавшись, сказал Майхровский. — Как я выглядел, когда только появился на арене? Был, как говорится, «по колени» в гриме: грубая нашлепка на носу, густо замазаны брови... Вскоре мой коллега Сергей Макаров, который внимательно следил за моей работой и во многом помогал мне, посоветовал выйти на манеж с минимальным гримом. Ведь даже грим знаменитых рыжих, выступавших в начале нынешнего века, порой сводился к карминному пятну на кончике носа и «запятой» под левым глазом. И я понял, что «чистое» лицо дает больше возможности для выразительной мимики: «снял» нос, перестал мазать брови.

—  Сейчас немало коверных, отказавшихся от грима, но не нашедших своего облика. Бродят по манежу симпатичные, приятные ребята, а «народ безмолвствует». Не ждала ли вас таже участь?

—    Знаете, я вовремя ощутил, что отказ от аляповатого грима — это только полдела. И начал постепенно искать свою собственную маску. Памятуя, что глаза — зеркало души, я начал с них — сделал «большие глаза». Необходимую саркастичность достиг тем, что верхнюю губу «приподнял» в центре, к углам рта «опустил». Это позволяет мне изображать обиду, недовольство, удрученность, удивление...

—    Но вам больше свойственно добродушие, благожелательность.

—    А для этого нижнюю губу я «увеличил» светлым тоном. Лицо таким образом было «выстроено», лишь нос оставался «пустым местом». Сделать его красным? Не свойственно характеру. Как-то случайно поставил на нем точку — кружочек размером с блестку — и сообразил, что это как раз тот графический штрих, которого не хватало. Точка заострила нос, лицо, это подчеркнуло свойственные моей маске целеустремленность, энергичность, активность.

—    А как был задуман ваш костюм?

—    Я стремился к тому, чтобы он не походил на костюмы моих коллег по манежу. Помните, как хорошо сказано об этом в книге Тристана Реми «Клоуны»: «У солдат армии смеха —    своя форма одежды, но каждый носит ее на собственный лад». Свой «лад» я нашел с помощью художника Ивана Васильевича Родыгина. «Березовые» штаны с короткими темными полосками на белом фоне, такой же жилет и черный бархатный пиджак с белой окантовкой, серебристая полоска на черном канотье смотрится как пародийный нимб; кокетливая инфантильная завязочка — черный бантик с красными помпончиками и, наконец, не слишком утрированные ботинки. Как видите, костюм не очень-то гротескный, в какой-то степени даже щегольской, но в то же время не заурядно-будничный, способствующий моей задаче — смешить зрителя.

...А зритель действительно веселится от души. В чем же секрет успеха Майхровского или, как он теперь называет себя. Мая? Мне кажется, прежде всего в той естественности, непринужденности, полной раскованности, которые ему свойственны, в том полном совпадении его поведения на арене с задуманным и сконструированным им образом. Играет ли он в мяч с маленькими зрителями, разыгрывает ли замысловатую интермедию с партнерами, он всегда остается луковым' шалуном, порой немножко наивным и простодушным.

Какое богатство оттенков в его «фирменном» «ой-ой-ой»! Взять хотя бы классическую репризу «Чаевые». После того как Майхровский аккуратно раскладывает на манеже для чистки свой пиджак, а униформист пренебрежительно отодвигает его ногой, в этом восклицании возмущение, недоумение: как можно так небрежно обращаться с дорогой вещью? И когда на помощь клоуну приходит «швейцар», роль которого исполняет инспектор манежа, и услужливо снимает с пиджака соринки, опять слышится «ой-ой-ой». На этот раз в нем отчетливо звучит благодарность человеку, бескорыстно пришедшему на выручку. Но стоило «бескорыстному швейцару» потребовать за свою услугу вознаграждение, как в том же восклицании — уже негодование, разочарование, даже горе.

Но делать нечего, Майхровский отдает ему рубль и обнаруживает, что это последний. Ну, погоди... Он в свою очередь начинает старательно чистить костюм вымогателя и его же рукой возвращает рубль в свой карман. И снова «ой-ой-ой». Пронизанное радостью и удовлетворением — корыстолюбивый «шпрех» наказан, справедливость восстановлена.

Сценка, по существу, пантомимическая, но единственное восклицание «ой-ой-ой» вмещает в себя такое разнообразие эмоций, интонаций, что остается впечатление насыщенного диалога между коверным и инспектором.

В «разговорных» репризах и антре голос Майхровского звучит свободно, звонко, он без микрофона отчетливо слышен в любом ряду цирка. Это меня удивило, так как вне арены его голос несколько глуховат.

—    Не вы первый высказываете по этому поводу недоумение.— Евгений улыбается.—Природные голосовые данные у меня, прямо скажем, неважнецкие. В детстве я при разговоре шипел, свистел... По этой причине в ГУЦЭИ меня приняли условно —если исправлю речь.

И Евгений совершил этот, без преувеличения, сценический подвиг. Не знаю, набивал ли он, как Демосфен, рот камешками и декламировал на берегу моря, но времени и сил не жалел.

Выручила его одержимость цирком. Он являлся в ГУЦЭИ в семь часов утра, уходил в два ночи. Два курса обучался на двух отделениях: клоунады и акробатическом. Серьезно занимался трубой и саксофоном.

—    Могу войти во многие номера —говорит Майхровский. — Работал комиком в полете с батудом у Спихиных, вольтижером-комиком у Деревянко, за десять дней репетиций вошел в номер Сунгурова «Акробаты с бочками».

Я оказался свидетелем «универсальности» Евгения. В программе Сочинского цирка выступали акробаты-каскадеры Алла н Евгений Ескины («Веселые повара»). Алла внезапно заболела. Выручил Майхровский — за два дня «вошел» в номер и до конца программы успешно работал в нем.

Этот случай говорит не только о всесторонней цирковой подготовке Майхровского. Он раскрывает и его чисто человеческие качества: отзывчивость, неизменную готовность прийти на выручку товарищу.

Майхровский добр, он особенно добр к детям, и что, как мне кажется, служит пробным камнем для людей, по-настоящему любит животных. Не случайно в цирке у него репутация прекрасного дрессировщика собачек. «Визитная карточка» Майхровского — ставшая знаменитой выходная реприза, которая завершается тем, что перед его уходом с манежа терьер Филя сам прыгает в хозяйственную сумочку. А оригинальная маленькая пантомима «Хвост» не только на редкость забавна, но и восхищает мастерством выучки его четвероногого питомца.

—    В вашем клоунском арсенале, Евгений, очень много реприз, если не ошибаюсь, — двадцать пять. Я знаю, что в Минске вы выступали в трех программах подряд, не повторив ни одной из реприз. Но почему-то, хотя ваши репризы очень смешны, им недостает подлинной сатиричности.

—    Это не совсем так. Вспомните хотя бы сценки «Чаевые», «Штанга». А «Стул»? Это ведь довольно злая пародия на тех цирковых артистов, которые пытаются заурядный, можно сказать, пустяковый трюк выдать за «смертельный» номер. И все же, видимо, следует согласиться с тем, что в моем репертуаре мало реприз, несущих социальный заряд. Мне бы очень хотелось попробовать свои силы в политической интермедии. Я уже кое-что делаю в этом направлении и, думается, в ближайшем будущем вынесу свою новую работу на суд зрителя...

Евгению Майхровскому — взыскательному комическому артисту — свойственна устремленность к новому, серьезная и вдумчивая работа над собой: он недавно закончил театроведческий факультет ГИТИСа, а теперь изучает историю циркового искусства, в частности клоунады. И мы вправе ждать от него новых реприз — злободневных, точно бьющих в цель.

...И вот я вновь в партере Сочинского цирка. Кончается очередной номер, и на манеже появляется коверный. Он несет в себе упоение жизнью, светлый лирический настрой, безотчетную радость существования — все то, чем дорог нам чудесный месяц Май.


ВИК. МАРЬЯНОВСКИЙ

оставить комментарий