Без обмороков

Герой этого маленького рассказа Ивиков Павел Лаврентьевич чуть не упал   в   обморок.

Предупреждаю: я тут ничего не выдумал, ничего не сочинил. Я привожу действительный факт из жизни. А поэтому не говорю: «упал в об­морок», а говорю: «чуть не упал». Обратите на это внимание. Точность прежде   всего. Если бы эта история случилась лет пятьдесят-шестьдесят назад, при проклятом царском режиме, автор обязательно заставил бы Ивикова по­терять сознание и грохнуться на землю.

Вы, конечно, заметили, что в ста­рых романах и повестях не только лица женского пола, но и бравые уса­тые мужчины то и дело грохались о   мать — сыру   землю. Десятки, сотни страниц литератур­ных произведений были отведены под обмороки. По любому поводу обмо­роки: несчастная любовь, утеря брошки, измена мужа (или жены), ссора с золовкой, неудавшийся пирог с брусникой, воспаление легких у лю­бимой  собачки. Но так как описываемое мною со­бытие произошло совсем недавно, то мой герой хотя и мог и должен был упасть в обморок, но все же не упал.

Сейчас вы сами убедитесь в том, что я говорю истинную правду. Дело было так. Павел Лаврентье­вич шел под вечер лесом в гости на дачу к приятелям. Тут было бы вполне уместно вста­вить какое-нибудь красивое описание природы. Дескать, дул свежий вете­рок, шумели сосны, чирикали птицы, солнце садилось и т. д. Но думаю, что не стоит этого делать. Обойдемся на этот раз без сосен и птиц. Чув­ствую, что читатель полиостью со мной   согласен.

Но все же я резервирую за собой право описать природу в одном из моих ближайших произведений. Уж там достанется и солнцу, и звездам, и соснам, и прочим красотам. Итак, не обращая сегодня внима­ния на природу, продолжим наш рас­сказ. Идет лесом Павел Лаврентьевич и, чтоб не скучно было, читает наизусть стихи. Сначала он потрево­жил «Евгения Онегина». С большим чувством декламировал он внимаю­щим ему деревьям и кустам «Тика украинская ночь, прозрачно небо, заезды блещут». Так, незаметно до­брел он до Кочубея, который закован сидит в одной из башен под окном. На гетмане он споткнулся — дальше не помнил. А потому, не долго ду­мая, перескочил к басням. И с ходу взялся за Крылова. Начал читать басню «Крестьянин и Работник».

Вы, конечно, помните содержание этого произведения. В основном все дело сводится к тому, что под вечер лесом шел крестьянин с батраком. Видимо, это был не бедняк и даже не середняк, а заядлый кулак, экс­плуатировавший чужую рабочую си­лу — батрака. Но коснулся я этого мимоходом, сейчас я не намерен подробно останавливаться на вопросе о расслоении старой деревни. У меня совсем   другая   тема.

Идет Ивиков по лесу и безмятеж­но читает вслух басню. И дошел он до тех строк, в которых баснописец повествует о том, как крестьянин с батраком «повстречали вдруг медве­дя носом к носу». Тут следовало бы немедленно внести поправку к Крылову: не «ах­нуть», а «охнуть». Потому что Ивиков охнуть   не  успел,   как  у  него  задрожали колена, заколотилось сердце, раскрылись глаза от испуга и удив­ления. Дело в том, что он... увидел на лесной тропинке... шествующего Ми­хаила Топтыгина. Сначала Миша шел соблюдая чувство собственного до­стоинства. А вскоре начал приплясы­вать— по всей видимости, исполнял он  польку-птичку.

Откуда взялся в пригородном ле­су, под Москвой, медведь? Непонятно. Ивиков хорошо знал эту местность. Он знал, что здесь в лесу водятся грибы, дачницы, еловые шишки, бел­ки, земляника. Один охотник недавно уверял, что он застрелил здесь зай­ца. Но медведей даже охотники, да­же старожилы не помнят. Ивиков — человек не робкого де­сятка. Известно, что он недавно очень смело выступил с критикой своего непосредственного начальника. Одна­ко медведя испугался.

Испугался и попытался спрятаться за дерево. Заметил его Топтыгин или не заметил, точно сказать не могу. Но факт таков: медведь вроде глянул одним глазом на Павла Лаврентьеви­ча и пошел дальше. Даже не поин­тересовался — кто он такой, что за человек, зачем пожаловал в лес. Полное пренебрежение. Павел Лаврентьевич — человек не гордый, он не обиделся. Вынул из кармана носовой платочек, вытер пот со лба. Хотел было закурить, но вспомнил, что он некурящий. В этот момент он услыхал тарахтенье мотоцикла.

Павел Лаврентьевич терпеть не мог мотоциклов. Уж очень они шум­ливы. Но на сей раз обрадовался шуму. Все-таки веселей. Не так оди­ноко в лесу, где свободно бродят медведи. Он поднял глаза и увидел: мото­цикл катил прямо на него, а на мото­цикле... На этом самом месте дореволю­ционный автор обязательно заставил бы своего героя упасть в обморок. Но у нас дело обойдется без обмо­роков. То, что увидел Ивиков, заставило его содрогнуться, позеленеть и оне­меть. Мотоциклом управлял медведь! Медведь в буквальном смысле этого слова! Ивиков еще раз содрогнулся, еще раз позеленел, еще раз онемел и с перепугу   разинул   рот.

В этой позе он простоял минуты три, которые показались ему целой вечностью.Из этого оцепенения его вывел появившийся из калитки, которую Ивиков раньше не заметил, мужчина в желтых крагах и пестрой тюбетей­ке. Мужчина что-то крикнул медведю, и тот послушно повернул обратно. Вот и все. Вы, конечно, догадались в   чем   дело.

Но бывают (их очень мало) и не­догадливые читатели. Сообщаю им: здесь на даче жил знаменитый артист цирка, дрессировщик медведей. Вот он и репетировал очередной номер. Так   что   напрасно   Ивиков   испугался.

Г. РЫКЛИН

Журнал Советский цирк. Июль 1964 г.

оставить комментарий