Борьба, о смертельном исходе которой я не жалею
Когда бы я ни приезжал на родину, в Нижний, меня всегда тянуло на Волгу. Широк ее простор! Сверкают солнечны е блики на гребешках волн, носятся белокрылые чайки.
Пахнет дегтем, воблой, арбузами. Шум, гам, сутолока.
Точно наседки, расселись на берегу торговки, зазывают Покупателей:
— Пирожка, пирожка горячего!
— Печенки, селезенки!.. Студню, студню, с хреном, c горчицей!
— Сбитню, сбитню! Кому сбитню?
Заунывно играет гармошка. Около слeпца толпятся люди.
Пoдoзpитeльные личности высматривают добычу.
C пристани пароходчиков Каменских несется «Дубинушка»:
- Эх, дубинушка, ухнем!
Эх, Зеленая, сама пойдет!
Сама пойдет!
Идет, идет!
Еще разок!
Двадцать человек канатами тянут огромную барку. К пристани «Самолет» пришвартовался пароход. Из железного трюма, точна муравьи, выползают грузчики. На НиХ широкие холщовые штаны. Дpобный топот ног по мосткам. Лязг железа, крепкая ругань.
У двадцатипятипудового тюка толпа.
— Ктo Возьмет? --расставив ноги, взревел рыжий боцман,
Грузчики топчутся, нерешительно поглядывая друг на друга.
— Взваливай! —Oтважился один, со шрамом на щеке, и подставил спину с ярмом.
Четверо дюжих мужиков взвалили на него тяжесть.
— Нет, родя, не по силкам, сваливай,— испуганно прохрипел он.
— Каши мало ел, — зло ругают его товарищи. Подошел другой — здоровенный, лохматый. Принял на спину тюк, поддерживаемый товарищами, пошел медленно, едва передвигая ноги.
Трап подгибался под его тяжестью, ноги дрожали.
— Не унесет, каналья! — вынимая из зубов трубку, сплюнув, сказал капитан парохода.— Не унесет!.. Тяжесть свалили.
— Кто же теперь?
— Давай на меня! — с дрожью в голосе сказал Я. Грузчики заулыбались.
— Не туда лeзешь, сынок, — мрачно сказал один Из них. — Посильнее тебя люди не могут...
— Он y нас в цирках, в балаганах, на подмостках C борцами боролся — силач! —взволнованно вступился за меня мой товарищ. — Восемь пудов, связанных полотенцем, одной рукой поднимает... B специальной' школе учился.
Недоверчива смотрели грузчики.
— А ну, дайте попробовать, — сказал рыжий. — Может и осилит... И я такой когда-то был...
Подошел капитан, изучающе посмотрел на мою коренастую фигуру.
— Ну, что ж, наваливай, — сказал он. — Действительно, пусть попробует.
Собрался народ.
K удивлению столпившихся грузчиков, я понес тяжесть.
— Ай да парень! — раздавались голоса.
— Вот тaк молoдчина!..
Вечереет. Багровый шар солнца опускается за Стрелкой:
Потные, грязные, yстaлые люди садятся не торопясь на траву. Подрядчик приноcит ведро водки — такое условие.
Шум, смех, споры. Низкорослый, кривоногий, с широкой грудью грузчик вызывает лю6ака на кулачки. Зная его могучую силу, грузчики присмирели. Желающих нет.
— A побороться? — спрашивает мой товарищ. — Вот с ним, — и он yказывает на меня.
C засученными рукавами, в голицах, грузчик-боец бросает на меня взгляд, полный презрения. Отворачивается. Я выступаю вперед.
- Каши мало ел, молокосос, — говорит Он нeбрежнo и садится возле товарищей.
Ты много ел, — рассердясь обижается мой товарищ. — Он тебе кашу-то выдавит.
Грузчики загоготали.
— Ставлю четверть, — сказал, подойди к нам, капитан.
Грузчики смотрят на него, — он стоит, невозмутимо дымит трубкой,— переводят взгляд на бойца.
Тот медленно поднялся, стал опоясываться поданным ему кушаком. Дали кушак И мне.
Мы уперлись — плеча в плечо.
Кругом — толпа. Кричат, подзадоривают нас.
— Держись, парень! — говорит мне разозленный силач.
— Сам держись!
— ВишЬ, какие шары,— говорит кто-то про мои мускулы.— И впрямь, видать, борец, a Иван-то у нас силен на кулачки...
— Опозорит нашего Ивана, —говорит другой. Яcно. Вон какую глыбу снес!
— Кончай музыку, Иван! Проучи мальчишку! Нов этот миг я поднимаю его «на мельницу» и умелым броском швыряю на землю.
Грузчик крякнул.
Толпа загоготала.
Он вскочил в один миг. Глаза его заcверкали, и что eсть силы он удар ИЛ меня в висок.
___ 3а что? — зашумели люди. — Не по-честному! Ведь oн боролся!
— Ну, теперь ты бей, — подставляя мне свой корпус, сказал грузчик. — Твой черед.
Я отказался.
Капитан взял меня под руку, увел к себе в каюту.
— Молодец,— говорил он.— Но только надо бы ударить... Это такой народ --- оторви ухо c глазом...
Не думал я, что мне придется столкнуться со своим о6идчиком еще когда-либо.
A пришлось.
Все эти дни в городе ходили слухи o том, что ожидается грандиозный «бунт». Говорили, что сармовичи пойдут на Нижний и порешат всех, кто не будет иметь каких-то oпознaвательных жетонов, сожгут их дома. Эти слухи распространялись c удивительной быстротой и приводили в трепет; даже некоторые из бедняков пытались уехать на время из города, a o богатеях и говорить нечего: они снимали дачи, торопливо забирали вещи, покидали Нижний; бежали напуганные евреи.
Я в то время, увлеченньгй французской борьбой, совсем не интересовался политикой и поэтому не знал, как относиться к распространявшимся слухам. Да честно говоря., я над ними и не задумывался. Только позже я узнал, что эти слухи распространялись нижегородскими полицейскими властями c тем, чтобы сорвать готовящуюся большeвиками демонстрацию. Демонстрация эта намечалась на 9 июля — на полугодовщину «кровавого воскресeнья». Это было время после исторического III съезда большевикoв, нацелившего Россию на подготовку всенародного Вооруженного восстания. Еще в мае разразилась грандиозная забастовка Иванаво-Вознесенских ткачей, гремела на всю страну неизвестная дocеле Лодзь, ярким пламенем вспыхнул флаг над мятежным броненосцем «Потемкин». Обо всем этом я узнал из газет. А вот о том, что к вооруженной стачке готовится и нижегородский пролетариат, я и не предполагал. A подготовка, которую провели большевики, была поистине огромной: только во второй половины июня они распространили в городе семь тысяч листовок. Напуганные этим полицейские власти принимали срочные меры. Одной из таких мер и были провокационные слухи. Губернатор раcсчитывал запугать этим обывателей, оттолкнуть их от большевистской демонстрации. Вместе c тем он дал указание готовить банды погромщиков.
Однако провокация не удалась. 9 июля улицы Нижнего Новгорода были заполнены народом. Призыв большевиков к всеобщей политической стачке был подхвачен народам. Все фабрики и заводы прекратили свою работу. Испуганные хозяева закрыли лавки и магазины; остановились трамваи, местные поезда и «финлнндчики» (местные небольшие пассажирские пароходы) .
A народ все заполняли заполнял улицы. Tолпы рабочих c траурными флaгaми направились к Народному дому. На флагах было написано: «Вечная память павшим бор цам за свободу». К 12 часам около Народного дома собралось более тысячи человек. Работая локтями, я пробрался к трибуне. Над головами ораторов развеваются алые знамена. Вот c пением «Марсельезы», c музыкой, с флагами подходит колонна студентов i учащейся молодежи. Народ все прибывает. Вся площадь запружена.
Оратор говорит o завоеванной народом свободе, o близком падении царизма, о «кровавом воскресенье».
— Долой самодержавие, да здравствует демократическая республика!— заканчивает он свою речь.
Тыcячная толпа провожает его аплодисментами и криком.
После митинга все направились к центру города. Развевались красные флаги, звучали революционные песни. Шли спокойно.
Вдруг на углу Большой и Малой Покровки появились казаки и конная полиция. Толпа остановилась. Подъехал полицмейстер, приказал разогнать демонстрантов. Но рабочие не поддались на провокацию — рассыпались в ближние улицы. На перекрестках возникали группы Людей, обсуждавших происшедшее. К вечеру группы стали расти, сливаться в толпы и снова двинулись к Народному дому. К 6 часам за Винным складом собралось около трех тысяч Человек. Люди жаждали свободного слова, с радостью приветствовали большевистских агитаторов. Появившаяся полиция была напугана решимостью Народа и скрылась. Однако полицейские и казаки поджидали возвращавшихся c митинга людей, подкарауливали их поодиночке и избивали.
Это возмущало народ. B городе стало неспокойно. Нижегородский комитет РСДРП, понимавший настроение рабочего населения, принял решение провест4i массовые митинги и на другой день, 10 июля.
Но не дремали и полицейские власти во главе c гу6ернатором. Они подготовили черносотенный погром. Получив разрешение от полицмейстера, шайка головорезов, под руководством ярыx черносотенцев — содержателя извозчиков Клочьева, трактирщиков Журавлева и Никитки Тюрина, вышла на улицу. С криками: «Спасай Россию, за батюшку царя!» —они ринулись громить квартиры евреев. Врывались в дома, разбивали витрины магазинов. Ни в чем не повинных людей ловили в переулках, на каждом перекрестке сопротивляющихся убивали. Не щадили ни детей, ни стариков.
Кругом звериные лица полупьяных бандитов. Вот на глазах полицмейстера зверски избивают студента Озорина. От удара финки он падает, на безмолвном лице Полковника застыла брезгливая гримаса. Он отворачивается, идет дальше. А вот по Рождественской, по направлению к пристани, скрываясь от погони, бежит рабочий Пинус. B расширенных глазах застыл ужас. Отделившись от шайки, за ним гонится три бандита. Впереди, раскручивая привязанную на бечевку гирю, скачет чудовище c широкой грудью; на нем опорки, ворот кумачовой рубахи расстегнут. Страшный удар гири обрушивается на голову Пинуса. От своего бесcилия я ломаю пальцы. Бандит поворачивает кo мне голову, грозит кулаком. В руках его соучастников сверкают ножи...
Но этот погром не только не останавливает народ, a — наоборот — еще больше его возмущает. В городе собираются толпы. Многие говорят, что на поле за Hародным домом 6удет громaдный митинг, что умные люди научат, как надо поступать в ответ на погром. Большая толпа собираeтся на Острожной площади. Я c товарищами бегу туда. Мы направляемся к Народному дому. Там уже много народу. Разносится слух, что приближаются казаки и конные полицейские и что в ход будут пущeны не только нагайки, но и сабли и винтовки.
Над толпой появляется фигура рабочего в кепке. Он кричит:
— Не поддавайтесь на провокацию! Не бросайтесь на штыки c голыми руками! Расходитесь поодиночке!
Неохотно люди стали расходиться; некоторые были готовы к любой схватке.
На Острожной площади произошла заминка. И в это время черной тучей на нас надвигается шайка черносотенцев. Их много, Человек триста. B их руках финки, остро отточенные ножи. У некоторых кистени, ду6ины. Среди ник много переодетых полицейских, сыщиков, жандармов.
Начинается столкновение. Наши ряды редеют.
— Товарищи, не расходитесь! — слышится в толпе. Первые ряды врастают В землю. Все решают дорого продать свою жизнь. Раздаются выcтрелы.
Озверелая полупьяная банда c криком «Спасай Россию!» лавиной бросается на народ. На помощь черносотенцам спешат казаки, конная полиция во главе с губернатором. Вот, размахивая огромной дубиной, c озверевшим лицом идет мой противник c пристани «Самолет». Под ударами его дубины падают люди.
Не помня себя, я бросаюсь на бандита, выхватываю его дубину и ее ударом укладываю его на месте. Подскочивший из толпы оборванец взмахивает финкой. Удар приходится мне в бок, я падаю...
Кругом льется кровь.
Уже в темноте я добираюсь домой. Раскаяния в душе нег. Я Не сожалею o смертельном исходе моей схватки.
Н. Турбас
оставить комментарий