Светлана Бордодымова: «Мы с сивучами – одна команда»

Бывает так, что случай, вроде и незначительный, оказывает влияние на всю дальнейшую жизнь. Таких вот случаев у нее было несколько. Первый – занятия в раннем детстве фигурным катанием. Второй – встреча с цирком на льду. И, наконец, третий случай, – когда она впервые увидела плещущихся в бассейне сивучей.

Но Светлана Бордодымова уверена – все это было вовсе не случайно, а предопределено судьбой, и без всего этого она себя уже не представляет.

– Светлана, сегодня вы – ведущая артистка цирка на льду. А как все начиналось?

– Как это ни странно прозвучит, но все начиналось с проблем со здоровьем. В раннем детстве врачи нашли у меня целый «букет» патологий – искривление позвоночника, плоскостопие, еще что-то. И для общей поддержки здоровья мама начала водить меня на каток ЦСК, в малышовую группу. Знали бы вы, как я ненавидела эти занятия! В то время как мои сверстники бегали во дворе, ходили в кино, я, придя со школы, корпела над домашними заданиями, а потом буквально из-под палки отправлялась на ненавистный каток. Но вот мне исполнилось 12 лет, занятия закончились, и, казалось, наступила долгожданная свобода. Однако не прошло и нескольких дней этой свободы, как я начала ощущать некое чувство опустошения. И я поняла, что это фигурное катание, которое так всегда тяготило меня, стало частью моего мироощущения, что я уже не могу без этого. Через два года я вернулась в свою секцию, стала работать над сложными комбинациями. А вскоре сдала норматив на мастера спорта. В тот период набирали артистов кордебалета в «Балет на льду» и меня пригласили участвовать. Представляете, что значило для 14-летней девчонки такое предложение. Выступать перед зрителями, на ярко освещенной ледовой площадке – об этом можно было только мечтать. На одном из спектаклей меня увидел руководитель «Цирка на льду»  Владимир Минкин и предложил попробоваться у них. Я согласилась, и неожиданно для себя попала в этот ошеломительный, фантастический мир цирка.

Но длилось это недолго. Вскоре я вышла замуж, родились дети и артистка вынуждена бала переквалифицироваться в домохозяйку – на долгие семь лет, в течение которых не переставала тосковать по льду, по цирку, по выступлениям. И тут опять вмешался случай. Позвонила балетмейстер из нашего коллектива: «Ну что, есть еще порох в пороховницах? Дети ведь выросли уже. Так что возвращайся, мы все ждем тебя».

Предстояла трехмесячная поездка в Китай, и я решила рискнуть – может, не все навыки потеряны за это время. Так вернулась в ставший родным коллектив, вновь окунулась в атмосферу цирка и… уже осталась здесь навсегда.

В 2000 году Яна Шевченко набирала молодежный коллектив, и мне показалось это интересным. То время я вспоминаю как один из ярких эпизодов своей жизни. Мы репетировали буквально целыми сутками, сами шили костюмы, делали реквизит. Я была в программе обычной артисткой кордебалета, не умела ничего кроме этого. Но постепенно начала осваивать новые для себя цирковые жанры. Так появился номер «Эквилибр на коньках-ходулях». Поначалу было жутковато встать на 50-сантиметровые ходули, а ведь на них надо было еще скользить по манежу, выполнять пируэты, вращения. После первых нескольких дней репетиций страх прошел, появилось желание во что бы то ни стало преодолеть «сопротивление материала». И вскоре я легко каталась на этих необычных коньках, исполняла довольно сложные элементы, из которых была создана хореографическая композиция.

Позже были номера в других жанрах – «Танец с голубями», «Игра с хула-хупами». Я всегда бралась за что-то новое, мне это интересно. И чем труднее, неприступнее трюк, тем с большим азартом приступаю к работе. Такой уж у меня характер – если за что-то берусь, обязательно должна добиться своего.

– Тогда расскажите, как возник ваш номер с морскими львами.

– Совершенно неожиданно. Все началось с того, что в наш коллектив из «Цирка на воде» передали двух сивучей. Надо сказать, что эти животные с возрастом становятся довольно внушительных размеров – до 800 килограммов при росте 3,5 метра, и водный манеж по чисто техническим причинам не мог вместить таких «объемных» артистов. Поэтому там их заменили на более миниатюрных, калифорнийских морских львов. А еще одного сивуча, совсем еще крошечного, привезли к нам в это же время из зоопарка. «Ну привезли, так привезли, подумала я, ко мне это не имеет никакого отношения». Но каждый раз, проходя мимо помещения, где содержались эти животные, я по инерции заглядывала туда, проверяла, все ли в порядке, прибрано ли, на месте ли ведра, швабры. И тут – всему виной тот самый малыш, Шарик, как мы его назвали. Всякий раз при моем появлении он вылезал из бассейна, корчил такие уморительные рожицы, смотрел на меня такими влюбленными глазами. И весь вид его словно говорил: «Ну что ты ко мне не подходишь? Я ведь так жду тебя»… Как-то незаметно для себя я начала с ним разговаривать, общаться. То угощу рыбкой, то поглажу по головке. Он буквально привязал меня к себе. Доходило до того, что заслышав, как я с кем-то переговариваюсь, Шарик начинал истерично кричать, нетерпеливо хлопать ластами. Ну что мне было делать!

Две девочки – Ветка и Лёля были менее податливы. Особенно Ветка – с самого начала она приняла меня агрессивно, категорически не воспринимала. При приближении к ней, остервенело бросалась на меня, фыркала, скалила клыки. День за днем я просто сидела у вольера, кормила ее. Она кидалась на клетку, а я говорила о том, как люблю ее, что она самая красивая, самая замечательная. И вот, через две недели она сдалась. Наверное, поняла, что бесполезно со мной спорить, что пора изменить свой нрав, свое отношение ко мне. С тех пор мы – самые близкие друзья.

Иногда мне кажется, что я понимаю, о чем мои сивучи разговаривают между собой. Заходя с утра в вольер, я слышу, как они радостно приветствуют меня. По интонации могу легко определить, когда их что-то беспокоит, раздражает или пугает. Наверное, это оттого, что я никогда не жалела времени на них, отдавалась им изначально с первых дней. Да без этого и нельзя.

Довольно долго я боялась, не могла решиться на такой серьезный шаг – взять сивучей. Да и муж был категорически против: «У тебя и так много номеров, а тут – и животные. Это ведь такая ответственность». Закончилось это противостояние тем, что я втайне от мужа начала репетировать. Но все тайное когда-нибудь становится явным. И однажды увидев меня на манеже с сивучами, он буквально онемел от неожиданности. Конечно, был скандал, муж поставил условие: «Все что угодно, только не это». Я и сама понимала, что взваливаю на себя тяжкую ношу. Знала, что животные будут занимать без остатка все время, которого и без того заполнено до краев. И, тем не менее, от решения своего не отступилась.

– Многие из тех, кто видел ваш номер, отмечали, как сивучи, попав в родную стихию, раскрываются полностью, радуя зрителей раскрепощенностью и присущей им грацией. Но насколько лед для них – родная стихия? Невольно сочувствуешь вашим питомцам, которые вынуждены находиться на ледяной арене.

– Мои животные – северные морские львы и лед для них – естественная среда обитания. Поэтому проблем здесь нет никаких. В природе они живут на Камчатке, где проводят одинаково равное время и в воде, и на льду. И когда мы их выпускаем на манеж, первое, что они делают с большим удовольствием – валяются, распластываются на льду, нежатся.

И в бассейн, который установлен за кулисами, мы всегда заливаем  очень холодную воду, а для создания условий, приближенных к морским, добавляем обычную соль. Раньше это была соль морская, но обходилась она очень дорого. И мы выбрали более простой вариант, который, кстати, используется и в Московском дельфинарии. На 16-тонный бассейн идет до 200 килограмм соли.

– Ваши животные чувствуют неволю?

– Во-первых, они рождены в неволе. А потом, при всех преимуществах естественных условий, в каких живут сивучи, в природе их постоянно подстерегает множество опасностей – это и враги в море, и браконьеры на суше. Борьба за существование. Добавьте к этому нехватку рыбы в море из-за неблагоприятных экологических условий, ведь из-за этого численность сивучей в последние годы резко сокращается. В цирке, при хорошем уходе сивучи живут до 20 лет. В природе это случается редко.

Кстати, многие зрители, видя, как я подкармливаю сивучей после каждого очередного трюка, думают, что мы держим животных впроголодь, и потому они с такой охотой набрасываются на еду во время выступления. Это, конечно, не так. Едят они вдоволь. Но дело в том, что у этих животных отсутствует чувство сытости. В природе, в сезон путины, когда рыбы вдоволь, они отъедаются, становятся невероятно толстыми, накапливают жир, запасом которого живут много месяцев.  Здесь же запас жира постоянно под моим контролем. Если чувствую, что трюк выполняется тяжеловато, подправляю рацион. Ну а о том, что животные сыты, свидетельствует их разборчивость в еде. Они питаются у нас не всякой рыбой, а деликатесными сортами – горбушей, терпугом, кальмарами. Но больше всего почему-то любят мойву. За нее они готовы на все. Вот почему при подготовке нового трюка мы усиленно запасаемся этой самой мойвой. Кстати, у меня правило – сама разделываю рыбу перед работой. Конечно, в номере есть служащие, но я придерживаюсь правила, что лучше сделать самой, так, чтобы это было удобно и мне, и моим питомцам

Сейчас «зеленые» выступают за запрет животных в цирке, объясняя это тем, что здесь их мучают, издеваются над ними. Большего абсурда трудно придумать. Здесь комфортные условия содержания, рациональное и сбалансированное питание, чистая вода, свой микроклимат.

-А как сивучи переносят переезды, порой многодневные?

- Для этого тоже сделано все необходимое. В фуре устанавливаем бассейн с загнутыми краями, чтоб вода не расплескивалась. Если едем больше двух суток, то обязательно каждый день меняем воду. Так что они не чувствуют дискомфорта. Хотят – плещутся в воде, хотят – выползают на лежаки. Больше того, если мы дольше обычного задерживаемся в каком-то городе, я чувствую по настроению сивучей, что им наскучила такая «оседлая» жизнь. И когда наступает день переезда, они буквально стремглав бегут в машину, где для них уже установлен бассейн.

- А были в вашей практике «трудные» города, где выступления проходили напряженно?

- Вроде бы, манеж везде одинаковый, и особых накладок быть не должно. Но однажды я столкнулась с необъяснимым явлением, которое до сих пор не дает мне покоя. Несколько лет назад мы приехали в Тюмень. За весь период наших гастролей сивучи ни разу не вышли на манеж. Что-то пугало их, они чего-то боялись – из бассейна вообще не вылезали, отказывались от еды. Я уже запаниковала – не отравились ли они. Ведь вскоре предстояли выступления в следующем городе – Магнитогорске. Но как только мы начали собираться в дорогу, мои сивучи резво, наперегонки кинулись в трейлер, ничего не замечая на своем пути. Словно торопились поскорее покинуть это место. А в Магнитогорске с первого дня работали отлично, хоть мы прибыли в день премьеры, и не успели даже отрепетировать. До сих пор не знаю, с чем это было связано.

– Когда-то сивучи были настоящей редкостью на наших манежах и появление их публика воспринимала как что-то экзотическое. Сегодня подобных номеров множество – и на воде, и на обычном манеже, и вот у вас, на льду. Не кажется ли вам, что у зрителя в этом случае может выработаться некий стереотип восприятия?

– Вовсе нет. Ведь каждый дрессировщик находит свою линию поведения, свой образ на манеже. И в соответствие с этим выстраивает свои взаимоотношения с животными. У одних сивучи – искусные жонглеры и эквилибристы, у других – забавные комики, эксцентрики. То есть, каждый из нас старается сделать так, чтоб именно его номер запомнился зрителю, стал для него маленьким открытием. Это нелегко. Порой проходит немало времени, пока найдешь что-то свое, ту «изюминку», которая запомнится, заставит и изумиться, и улыбнуться. Вот я первые два года работала чисто классическую дрессуру, как говорится, демонстрировала возможности ластоногих. Вся моя роль сводилась лишь к тому, что я давала команды животным, а после удачно выполненного ими трюка кланялась в ответ на аплодисменты. И практически все время стояла на одном месте.

И вот вместе с постановщиком из Кишинева Игорем Чемортаном мы придумали сюжетную сценку – «Пираты Карибского моря». Это занимательно и увлекает и взрослых, и детей. В свете прожекторов на просцениум опускается баннер с изображением корабля, из которого появляемся мы с сивучами. И все дальнейшее напрямую связано с этим морским сюжетом. Сивучи усаживаются на корабельные бочки, которыми мы заменили традиционные тумбы, неподалеку – моряк (мой ассистент) за штурвалом, над которым реет пиратский флаг… Да и я предстаю не как статичная дрессировщица, а в роли предводительницы всей этой команды. Вместе с ними живу в этой предполагаемой атмосфере. Трюки, которые проделывают сивучи, органично сочетаются с исполняемыми мной спиралями, вращениями, флипами и другими оригинальными элементами фигурного катания. Я долго мучилась в сомнениях, – а возможен ли вообще сюжетный  номер с ластоногими. Ведь сивучи – вольноходящие животные. Это значит, что если они не захотят идти на манеж или уже в работе не пожелают выполнить трюк, то их просто невозможно заставить это сделать. Да и сейчас, на каждом представлении невозможно предугадать, как поведут себя животные, как в случае осечки подогнать мизансцену под уже записанную фонограмму.

День за днем мы шлифовали нашу сценку, появлялись какие-то новые мизансцены, придумывались трюки, обыгрывались жесты животных. А порой невольные импровизации рождаются и во время представления. Вот, моя Ветка перед очередным трюком случайно прижала ласт к глазам – и я тут же погрозила ей пальчиком: «Ай-яй-яй, ну чего ты боишься?» И это вызвало живой отклик зала. Так что, как и любой живой организм, номер наш в постоянном развитии.

За все время я так сроднилась с сивучами, что, кажется, даже думаем на одной волне. Между нами словно телепатическая связь. И на представлении я не даю традиционных команд животным. Лишь по одному моему взгляду они уже знают, какой трюк надо выполнить. И я горжусь таким взаимопониманием.

– Сивучей, как вы заметили, не заставишь насилием что-то выполнить. Как же, в таком случае, первоначально этих животных обучают тем или иным трюкам?

– Любовью, терпением. Ведь на манеже они делают почти то же самое, что и присуще им в природе. Когда они чешут голову задними ластами, то грациозно изгибаются. Или, вылавливая рыбу в воде, прихлопывают ластами, а поймав ее, ловко подбрасывают вверх, словно жонглируют.  Так что никакого насилия, лишь наблюдение за их повадками. Они – удивительные животные. Помните, как писал о сивучах Брем: «В движении их тело принимает волнистые, приятные для глаза линии. Они могут с легкостью сгибаться вверх и вниз, наклоняться с одной стороны на другую и этим доказывает гибкость позвоночного столба, который раньше не отмечали ни у одного ластоногого».

Мои питомцы получают удовольствие и от представления, и от репетиций. Да и выступление свое они воспринимают больше как игру, а не работу. И, конечно, еще большее удовольствие получаю я от общения с ними. Для моих сивучей лучшая награда, когда я их целую. Они прямо млеют от этого. И по отношению к ним я категорически не приемлю понятие «дрессура».

– И, судя по поведению сивучей на манеже, у вас с ними действительно полное взаимопонимание.

– И все же, всякий раз, выходя на манеж, я не могу с полной уверенностью спрогнозировать результат, хотя за время работы с сивучами, казалось бы, понимаю их «с полувзгляда». Я могу судить об их настроении, видя, как они – охотно или с ленцой – бегут из вольера на манеж, как они рассаживаются по тумбам. И так же они понимают меня, улавливают настроение.

Но надо сказать, что сивучи очень эгоистичные животные и каждый требует к себе особого внимания. Они, как дети. И я сумела воспользоваться этим качеством для выхода из сложных ситуаций. Например, если один из сивучей ленится, нервничает, не хочет идти на трюк, я разворачиваюсь, подхожу к другому, начинаю его нахваливать, угощать рыбкой. И строптивец начинает ревновать, уже без всяких просьб четко выполняет то, что минуту назад отказывался делать. Зачем понукать, бить, если можно вот как обмануть. Так я выстраиваю все наши репетиции, всю работу на манеже.

– Наверное, поэтому многие после представления с недоверием говорят: «Ну какие они хищники? Такие милые, ласковые. Вы с ними обнимаетесь, целуетесь…»

– Но ведь это хорошо, что публика именно так воспринимает наши взаимоотношения. Я понимаю, что многие ждут экстрима, рискованных ситуаций. А я стараюсь, наоборот, предложить иной вариант, показать, как это здорово, что человек с сивучем живут в такой гармонии и любви. И почему обязательно должна быть агрессия, когда хищник рычит, скалит пасть? Поверьте, у моих питомцев клыки не меньше, чем у тигров, в природе это довольно сильные, агрессивные животные. И никогда нельзя забывать о том, что каким бы ласковым животное ни было, хищник всегда остается хищником. Поэтому всегда нужно быть готовым к неожиданным проявлениям таких добродушных с виду сивучей. Чтоб на доли секунды опережать их возможные действия. С этими, да и другими животными в работе никогда нельзя расслабляться. Это основное правило дрессировщика. Хотя, действительно, многим кажется, что какие они хищники – судя по тому, как я с ними общаюсь. Но это видимость, которую я создаю. Тот же ласковый Шарик, будучи малышом, всюду бегал за мной, как котенок. Мы с ним гуляли по цирку, и со всеми нашими артистами он был чуть ли не в панибратских отношениях. И все это продолжалось до того момента, когда я год назад поняла, что ребенок повзрослел. Он начал ревновать меня к любому, с кем бы я ни заговаривала в его присутствии, рычал, скалил пасть, бросался. В этот момент я поняла, что с ним надо держать ухо востро – вчерашнее милое дитя начало проявлять взрослые замашки.

Так что, работая, я подсознательно контролирую себя. Доля процента напряженности всегда присутствует. Без этого нельзя. Другое дело, что показывать эту свою напряженность перед животными ни в коем случае нельзя. И еще. За годы работы я поняла ту истину, что даже если у меня с утра плохое настроение, я не имею право проявлять это, заходя в вольер. Они это мгновенно чувствуют, и в этот день работают расслабленно. Я должна всегда быть в тонусе, которым подпитываются мои питомцы.

Так что, мне кажется, гораздо приятнее смотреть на идиллию между человеком и животным. Но на такие отношения уходят годы и годы работы. А испортить все можно одним лишь ударом. Вот этого я не приемлю в своей работе. Ведь сивучи – мои партнеры, мои дети, мы – одна команда. И с самого первого дня я поставила условие своим служащим и ассистентам, что не потерплю, если кто-то поднимет на животных руку. Ведь побои – от бессилия человека. Если животное сделало что-то не так, ищи ошибку только в себе.

Зачем хвататься за хлыст, если можно наказать интонацией? Это, говорю вам по своему опыту, намного действеннее. И потому самое большое наказание для моих сивучей, когда я на них повышаю голос. Это если халтурили на представлении. Так что, если отработали вполсилы, стараются побыстрее прошмыгнуть в вольер, нырнуть в бассейн и не показываться – понимают, что провинились.

Но это бывает редко. Обычно же, после представления, в вольере, каждый из них вглядывается вопросительно мне в глаза: «Ну как я отработал сегодня?» И когда начинаю их хвалить, вздыхают облегченно. Надо сказать, что они для меня – личности и к каждому нахожу свой, индивидуальный подход. Я всегда с ними – и утром, и во время представления, и после. Как иначе – ведь это мои дети и я ответственна за них.

Замечено, что успех дрессировщика (хоть Светлана и не любит этого определения по отношению к себе) во многом зависит от того, в какой мере чувствуют зрители его доброе отношение к животным. В номере Светланы Бордодымовой и ее питомцев царит атмосфера взаимной доброты. И дело даже не в том, как она умеет приласкать своих понятливых партнеров, прижаться лицом к их усатым мордам – такое, в конце концов, можно и сыграть. Во всем, что происходит на манеже, мы чувствуем ее горячую увлеченность, ее не показную, а искреннюю любовь к своим питомцам, которые отвечают ей тем же.

Николай АРАКЕЛОВ

обсудить на форуме