Братья Адельгейм. 5 часть. Ю. Дмитриев

Как актеры-гастролеры братья Адельгейм заботились o вы­игрышных ролях. Вот почему у них наряду c классическими произведениями заметное место занимали пьeсы откровенно плохие, но зато дающие возможность актерам показать себя максимально эффектно.

Прежде всего это относится к современным мелодра­мам, написанным актером Александринского театра Г. Ге. Но и в них Адельгеймы стремились подняться до героика, до трагедии. Братья Адельгейм выступали в двух мелодрамах Ге — «Триль­би» и «Казни», — и в обеих имели большой успех. B одной из газет говорилось: «Только самые захолустные про­винциальные сцены еще продолжают питаться затхлой, макулатурной драмой Г. Ге, а в репертуаре братьев Адельгейм этот автор, неумелый и компрометирующий своего учителя Сарду, еще занимает видное место». Но, продолжал журналист, «коль Свенга­ли как будто сшита на г. Роберта Адельгейма, c его талантом резких штрихов, повышeнных чувств, напряженного жеста и  кри­чащей выразительности». В еще большей степени по мерке Ро­берта Адельгейма была сшита роль Годды. «Казнь» была опубликована в 1901 году. Добродетельный мил­лионер Викентий Львович Глушарин из тиши деревенской жизни попадает в кафeшантанный омут. Он тяжело болен, и его жизнь висит на волоскe. Его дядя Борис Николаевич Глушарин, старый распутник и циник, кочет женить Викентия на некоей Инне. Пока же он знакомит Глушарина c ресторанной певицей Кэт, своей быв­шей возлюбленной. Кэт верила, что Борис Николаевич ее любит. Поняв же, что имеет дело с обыкновенным подлецом и сводником, она решает заставить Викентия влюбиться в себя. И добивается своего. Викентий готов на ней жениться. Но в Kэт также влюблен испано-французский певец и тaнцор Годда. Все идет к тому, что Kэт и Викентий станут мужем и женой. Но появляется Борис Николаевич с Инной, и Кэт готова дать свободу своему жениху и  соединиться со своим товарищем по профессии Годдой. Не выдержав подобных испытаний, Викентий умирает от разрыва сердца.

Роль Годды нельзя назвать центральной, но такой она стано­вилась в исполнении Роберта Львовича. Вeрный своим принципам, он и ее готовил очень тщательно, специально ездил в Милан, чтобы взять y профессора Броджи несколько уроков вокала (по ходу действия Годда пел). B этой роли Адельгейм очаровывал публику. «Тип честного, прямого, пылкого богемы-испанца предcтавал перед зpитeлями ярко и красиво, точно им показали этюд Фортуны или Медано, этих поэтов испанского жанра в живописи. Кроме того, мастерски владея приятными прекрасно разработанным голосом и образцовой фразировкой, артист вызывал исполне­нием в этой роли французской шансон и русских романсов бури «браво» и «биса» y публики». Признавaя, что «Казнь» — пьеса нелeпaя, что Годда — роль ходульная, А. B. Амфитеатров тем не менее констатировал, что ее постановка при участии Роберта Адельгейма делала полные сбо­ры. И не в том только заключалась приманка, что артист хорошо пел французские, итальянские, цыгaнские песни. «Любопытен жи­вой тип, который удалось ему создать силою своей наблюдатель­ности, цепкого таланта... С искренностью говорю: я никогда еще не видел более совершенного артистического перевоплощения в собирательный тип... И рыцарь, и буржуа, и альфонс, и богема, и расчетливый плясун, и любящий друг, и сын, и наивно убежден­ный дуалист-убийца, и великодушный враг — вся эта амальгама, скипевшаяся причудливыми узорами в одном и том же лице, на­шла в Роберте Адельгейме идеального истолкователя и изобрази­теля. Это его пьеса, a не г. Ге».

Артист показывал удивительные переходы от веселости к от­чаянию, от негодования к восторгу. K тому хне и пел Роберт Льво­вич хорошо, но дело заключалось не только в вокальном мастер­стве, a прежде всего в умении посредством Песен раскpыть душев­ное состояние героя, его переживания и страдания. Увидев артиста в роли Годды после Октябрьской революции, когда он был достаточно пожилым человеком, критик написал: «Роберт Адельгейм артист старой, но высокой школы времен рус­ского классического театра. Его игра, при всей обдуманности, благородна, проста и естественна, жест плaстичен, дикции образцовая. Его Годда — красивая, обaятельная фигура». B роли Викентия Львовича Глушарина выступал Рафаил Львович. Он подчеркивал бесхарактерность, мягкость, лиризм это­го человека. B некоторых местах роли сквозь эффектные слова, мелодраматические поступки «просвечивала тихая покарная душа тронyтого осенью, yвядающего бессильного человека». Сюжет другой пьесы Ге — «Трильби» — заимствован из ро­мана Де Морье того же названия. Как сказано в первой ремарке, действие пьесы происходит в Париже среди художников и натур­щиков. «Тафа в гимнастическом трико упражняется гирями, 3узу качается на трапеции».

B пьесе натурщица Трильби влюблена в художника Билли Бэ­гота, и он отвечает ей взаимностью. Молодые люди мечтают о том, чтобы вступить в законный брак, но этому противится мать Билли и его дядя — мyзыкант Свенгали. Дело в том, что y Триль­би исключительный голос, но она полностью лишена слуха. Свен­гали же обладает даром гипноза и решает, используя свои чары, сделать из нее певицy. B результате Трильби превращается в пев­ческий автомат. Ho в редкие минуты, когда ней возвращается сознание, она до физической боли ощущает непрехoдящyю любовь Билли. Однажды, во время турне, молодые люди встретились. Билли оскорбил Свенгали, а тот eго жестоко избил. Переволновав­шись, Свенгали не смог сосредоточиться, его гипнотичeская сила перестала действовать, и Трильби поет плохо. Свенгали понимает: чтобы снова вернуть Качества гипнотизера, oн должен добиться любви Трильби, но она решительно ему в ней отказывает. Но без помощи гипноза, оказывaяcь на эстраде, Трильби не в состоянии взять ни одной верной ноты. К тому же она по-прежнему любит Билли. B результате всех этих переживанпй Трильби умирает. Вместе с нею умирает и Свенгали. Роберт Львович играл Свенгали. Разумеется, быть в такой ро­ли искренним не представлялось возможным. «Все время видишь на сцене опытного, изучившего до мелочей механизм жестов и интонаций актера». Но именно эта опытность позволила ему соз­дать характерный и одновременно мелодраматический образ, ув­лекающий зрителей.

У Роберта Адельгейма в роли Свенгали была всклокоченная грива черных волос, едва прикрытых крaсным беретом, черная борода и усы, сверкающиe глаза. Это был подлинный злодей, и все он делал по-злодейски, во всем oщyщалась его злодейская натура. Но именно таким и должен быть актер, игрaющий в мелодраме человека, захваченного страстью. Страсть eго пере­давалась всем, кто c ним соприкасался, a значит, и зрителям. В репертуаре братьев Адельгейм была и мелодрама «Граф Ча­роле», состoящая из двух частей. B первом. Кредиторы накладыва­лии арест на тело своего должника, бывшего спaсaтеля отечества, графа Чароле. Труп заточали в башню. Его сын умолял снять арест, с тем, чтобы пpeдaть тело отца земле. Но кредиторы неумолимы. Во время суда председательствующий сам выплачивал день­ги кредиторам. Сыновняя любовь торжествовала. К тому же судья выдавал замуж за молодого графа свою красавицу дочь. Во второй части молодой граф обожает жену, она же поддается соблазнам коварного воспитанника отца. Узнав об этом, граф убивает соблазнителя, a eгo возлюбленная кончает жизнь самоубийством. Роберт Львoвич играл роль соблазнителя,  и его исполнение прикрывало напряженное внимание публики», особенно в сцене объяснения в любви. Рафаил Львович играл графа Чароле c ис­торическим надрывом, a иногда с излишним пафосом.

B пьесе B. B. Протопопова «Две стpасти» действуют братья. Одному из них во время болезни вспрыснули морфий, и он при­страстился к наркотику. В конце концов это свело его в могилу. Другой же охвачен сентиментальной любовью.  Морфиниста играл Рафаил Львович и имел шумный успех. «Клинического в его ис­полнении хоть отбавляй. Впрочем, иначе эту пьесу, пожалуй, играть нельзя». Роберт Львович выступал в роли сентиментального влюбленного. B трагикомедии A. Гольца и O. Гершке «Фантазер» Рафаил Львович играл роль директора гимназии Нимайера, человека не от мира сего — идеалиста, желающего воспитывaть учеников только гуманными приемами. B результате и учащиеся и учителя над ним смеются, издеваются. Артист показывал Нимайера человеком добрым, но плаксивым. Вообще к сентиментальности Ра­фаил Львович прибегал нередко. Большой успех имели оба брата в драме Баррета «Новый мир». Римский префект Марк Великолепный должен принять участие в судьбе христианки Марции, увлекшей его своей красотой. Он встал на ее защиту. Возникает конфликт между Марком и Советником императора Тичелином. Марцию арестовывают, ей предла­гают отказаться от христианства, но она стойко защищает свою веру... И тогда Марк вместе со своей возлюбленной идет на аре­ну цирка, где их должны разорвать звери.

Пьеса обращалась к тому времени, когда язычество пережи­вало агонию. Язычники в ней изображены грубыми и развращен­ными, христиане самоотверженными мучениками. Роберт Львович, игравший Марка Великолепного, показывал, как постепенно этот самовлюбленный римлянин приходил к сом­нению в своих богах, как под влиянием любви К xристианке он перерождался. Впрочем, это перерождение y актера происходило недостаточно убедительно. Рафаил Львович в роли императора Нерона был очень хорош. Жестокость и вероломство этого челове­ка раскрывались актером в полной мере. Мы уже упоминали, что Рафаил Львович выступал и в качестве драматурга. K сожалению, хyдожествeнный уровень его пьес не удовлетворял даже самого снисходительного критика. B одноактном водевиле «Маэстро дель-бель-канто» невежест­венный учитель пения, по преимуществу калечащий учеников, объ­являл себя итальянским маэстро. Под непрерывный хохот играл такого учителя — Джиовани Джиовановича Иванова — Рафаил Львович. «Г. Рафаил Адельгейм прекрасно имитирует смешную aффектацию и ломаный русский говор итальянцев, их живость, порывистость и театpальные манеры. Роль Джиовани  ему удалась прекрасно, и он обнаружил недюжинное комическое дарование». Мы достаточно подробно рассказали о репертуаре братьев. Что говорить, не всегда он бывал yдовлетворителeн. Гаcтролеры вынуждены были потрафлять разным группам публики и хотели по­казать себя как можно эффектнее. Но при всех условиях основу их репертуара составляла классика. Классические пьесы Адельгей­мы ставили со всей тщательностью. Выступая в ремесленной драматургии, Адельгеймы стремились поднять своих героев и укрупнить их характеры. B этом заключалось их художественное достоинство и своеобразие. И это привлекало на их спектакли публику, даже когда они играли в ремеслен­ных пьесах.

Успех артисты имели очень большой, и это существенно, пото­му что связан он был c классическим репертуаром. Всего несколь­ко справок. Из Витебска в 1897 году сообщали: «Приезд братьев Адельгейм значительно поправил дела товарищества. До их приезда сборы колебались от 9 до 40 рублей. Первый гастрольный спек­такль «Гамлет» дал сбору 200 рублей, второй «Кин» —250 рублей, успех полный». А вот известие из Красноярска: «Братья Адель­гейм вызвали в городе необычайное оживление и интерес к Теат­ру». Сборы в самарском театре были сaмые плачевные. Приеха­ли Адельгеймы: «Все спектакли от первого до последнего привлек­ли в театр множество публики, а на некоторые, несмотря на при­ставные стулья, не хватало мест, и многие за недостатком билетов не могли попасть в театр». B Пензе Адельгеймы пользовались громадным успехом. Сборы были полные и по повышенным  це­нам. На гастролях в Тюмени билеты в театр-цирк брались положи­тельно c бою. Очень трудный для гастролеров город—Варшава. «За восемь спектаклей труппа г. Беляева с братьями Адельгейм заработали свыше 7000 рублей». B 1916 году братья Адельгейм играли в Народном доме в Петрограде при пoлныx сборах. Но дело, разумеется, не только в сборах, a прежде всего в толе, что братья постоянно думали о высокой культурной миссии Теат­ра. А это означало, что они ориентировались на демократическую, интеллигентную публику. Как только они начали гастроли в петербургском театре «Зим­ний Буфф», сразу изменился контингент зрителей. «Сластолюбивых старичков, виверов и легкомысленных дамочек сменили сту­денческая публика, чиновничество, курсистки» И в журнала говорилось: «Братья Адельгейм имеют свою пyблику. Публика эта особая, какая-то серьезная, пришедшая в театр не для забaвы, а за делом. Уметь привлечь такую публику (сбор был полный), за­ставить ее чуть ли не благоговейно слушать доносящиеся со сце­ны горячие тирады — в этом несомненная заслуга, искусство гастролеров».

Спора нет, Адельгеймы отстояли далеко от совpеменныx теат­ральных течений, не принимали участия в диспутах, не вели по­лемику на страницах газет. Они были, как тогда говорили, ар­тистами старой школы. Но, вероятно, был прав B. А. Регинин, когда писал: «зло смеются братья Адельгейм и над новыми тече­ниями русской сцены, и над современной драматургией, над ак­терами новейшей формации. Шекспир, Шиллер, A. Толстой — кaким лепетом младенца при раскате грома кажутся пьесы последних лет и модернизированное исполнение при сравнении с репертуаром и игрой братьев Адель­гейм, закаливших себя в классических ролях великих авторов. Кто их упрекнет в отсталости, в сценической косности, кто посмеет клеймить их консерваторами?».

Братья Адельгейм не были великими артистами, но свой та­лант они использовали в полной мере. И еще одно обстоятельство: как гастролеры они выступали c самыми разными актерами, в раз­ных коллективах. И далеко не все их партнеры, удовлетворяли требованиям подлинной художественности. B годы своего успеха Адельгеймы обычно возили с собой одного — трех, четыреx исполнителей, которым доверяли особенно ответственные роли. И, несмотря на все трудности разъездной работы, они неустанно работали со своими постоянными партнерами, как и другими то­варищами по сцене. Выдающийся артист Московского Художественного театра M. М. Тарханов c удовольствием  вспоминал, как в молодости он гастролировал c Адельгеймами и какую они принес­ли ему пользу, как многому научили. Адельгеймы делали все, что только былo в их силах, чтобы поднять художественный уровень провинциальных театров, и прежде всего актеров. Этим они прин­ципиально отличались от подавляющего большинства гастролеров. Театр и актер являлись для них почти синонимами. Журналист говорил: «Не щеголяя «станиславщиной» в детальном воспроизве­дении среды, изображаемого  данной пьесой, не поражая декора­циями, типичными или вычурными, Адельгеймы довольствовались тем, что нашлось в стенах театра. Но зато срепетовка пьесы безукоризненна. Роли разучены и выполнены самым тщательным образом.  Костюмы блeщут красками, новизной. Игра без сучка и задоринки, особенно y самих директоров-гастролеров».

Когда произошла Великая Октябрьская социалистическая рево­люция, перед братьями Адельгейм естественно встал вопрос, что делать в новых условиях? Большие гастрольные гонорары и при этом спартанская жизнь способствовали тому, что оба брата вла­дели достаточно большим состоянием. Театральный предприниматель Черков предложил организовать поездку за границу, даже на американский континент. Братья отлично владели немецким языком, могли на нем играть, значит, отъезды в Германию для них нe составили проблем. Но они от поездки за пределы Родины решительно отказались. Наоборот, поняв, что на театр в новых условиях возлагается миссия куль­турного обслуживания широких народных масс, братья высоко оценили это стремление новой власти и охотно включиться в ра­боту по обслуживанию нового зрителя. C 1918 по 1921 год они постоянно играли в красноармейских и рабочих клубах, выступали после митингов c отрывками из пьес на Ходынском поле. B 1920 году, по предложению А. Б, Лу­начарского, выезжали на Юго-западный фронт. Впоследствии Ро­берт Львович вспоминал, что ездили они «невзирая на наши годы и несмотря на то, что сыпной тиф был тогда в полном разгаре, из станции и города, как Козлов, Бутурлиновка, Хреновая, Калач и другие, переходили из рук в руки» Роберт Львович выступал также на Северном фронте.

В 1920 году братья решили отметить двадцатилетие сов­местной артистической деятельности. Но в связи c трудностями военного времени празднование юбилея было проведено в 1922 году, на сцене Театра музыкальной драмы (теперь в этом поме­щении играет Московский театр оперетты). И снова продолжались гастроли по разным городам страны. Конечно, аpтиcты старели, и ездить им становилось все труднее. И все же, когда в 1922 году они приехали в Ростов-на-Дону, кри­тик писал: «Роберт Адельгейм в роли страстного, благородного певца («Казнь». — Ю. Д.) показал, что он еще способен одухот­ворить много лет назад раз и навсегда сделанную роль подлинным темпераментом и переживанием. Эффектен и красив его Годда, пылкий в то же время лири­ческий испанский лю6овник, вызывающий в исполнении Робертг Адельгейма такой восторг у публики» . И когда через шесть лет Адельгеймы играли в Ленинграде, другой критик, сознавая, что их игра в чем-то все-тaки несколько старомодна, утверждал, что оба артиста находятся в творческой форме и как испoлнители классического репертуара являются же­ланными гостями в рабочих клубах.

B 1924 году журналист встретил в Москве на Тверской улице (ныне улица горького) Роберта Львовича. Он шел, несмотря на мороз, в легкой курточке и летней кепке, шeл бодро и  по походке ему никак нельзя было дать более тридцати лет. Остановившись, он рассказал журналисту, что только что вернулся из поездки. B Смоленске и Минске спектакли прошли c аншлагами. «То, что мы делаем, — продолжал Адельгейм, — нужно, o, я уверился, очень нужно». Конечно, Адельгеймы в эти годы нравились не всем. Их испол­нение сопоставляли c игрой актеров художественного театра, те­атра имени Вс. Мейерхольда, Камерного театра, Театра имени :Евг. Вахтангова и утверждали, что она не выдерживает сравне­ний. Известный критик Э. Старк так и назвал свою статью в «Kрaсной газете» — «Замерзшее искусство». Но Адельгеймы, как известно, и не претендовали на новаторство. К тому же иные критики называли устаревшей эту игру, какую утверждали в Московском Малом театре или в Академическом театре драмы в Петро­граде. Впрочем, Адельгеймы не чуждались новой драматургии. Ра­фаил Львович сделал пoпыткy сыграть роль генерала в пьесе С. Поливанова и Л. Прозоровского «Сигнал», рассказывающей o гражданской войне. Правда, к числу удачных эту роль отнести нельзя.

B 1927 году братья Адельгейм удостоились звания заслуженных артистов РСФСР. Вскоре Народный комиссариат социального обеспечения установил им персональные пенсии. B 1930 году Центральный Комитет работников искусств признал целесообразным провести в Москве общественное чествование братьев Адель­гейм. Оно состоялось в 1931 году в филиале Большого театра. Тог­дa многие спрашивали: «Неужели Роберту Львовичи действитель­но семьдесят лет?» Несмотря на возраст, он все еще продолжал играть молодых героев. В томаг же 1931 году братья были удостое­ны почетных званий народных артистов РСФСР. И, как прежде, Адельгеймы продолжали выступать, правда, в длительные поездки они выезжали редко, a старались ограничить­ся московскими клубами и подмосковными городами. И играли они теперь по большей части не целые пьесы, а отрывки из них, проводили своe творческие вечера.

B 1934 году случилось несчастье: Рoбeрт Львович попал под автобус и скончался. Гражданская панихида проводилась в актовом зале Дворцa труда. Оправившись после смерти брата, Рафаил Львович возобно­вил выстyплeния, опять-таки но преимуществу в отрывках из пьес. B начале апреля 1938 года он отметил в Центральном доме работ­ников искусств пятидесятилетие служения Театру. B этот вечер шла старинная мелодрама П. Джакометти, переведенная A. Ост­ровским,  «Семья преступника». Выступление в этой пьесе в помещении нынешнего Центрального детского театра было одним из последних в жизни Рафаила Львовича. В ночь на 19 августа того же года он скоропостижно скончался от сердечного приступа. Гражданская панихида проходила в зимнем театре сада «Эрмитаж». Вечный покой оба брата нашли в семейном склепе на Вве­денском кладбище. Вот теперь, через много лет после смерти артистов, подводя итоги их  жизненного и творческого пути, нельзя не восхититься мужеством и творческой принципиальностью этих замечательных мастеров. Десятки лeт колесить по стране и играть по преимуществу классику и постоянно чувствовать величайшую ОТВЕТСТВЕННОСТЬ перед ИСКУССТВОМ — разве это не заслуживает самых высоких слов благодарности? Вот почему в истории русского театра эти подлинные мастера сцены заняли свое, по достоинству высокое место.
 

Из книги Ю. Дмитриева "Русские трагики конца XIX начала XX века"

оставить комментарий