Черти
По старой балаганной традиции, существующей с незапамятных времен, наш брезентовый цирк-шапито был поставлен около базара, и поэтому в самый короткий срок все население города узнало о приезде цирка. Фасад цирка украшали пестрые афиши и плакаты.
Но все, что рекламировалось на фасаде, можно было увидеть, не дожидаясь вечернего представления. Поэтому около забора с утра до вечера,сменяя друг друга, толпились любопытные. Через дырочки от выбитых сучков и многочисленные трещины в заборе они жадно наблюдали цирковую жизнь.
Посередине двора полукругом уютно расположились маленькие красные вагончики. В этих вагончиках обычно живут дрессировщики со своими семьями. Им необходимо постоянно находиться во дворе, около своих животных.
Судя по белью, развешанному во дворе, можно определить, что в красных вагончиках живет много детей разного возраста. Утром они тренируются, вечером выступают с родителями на манеже, а днем неугомонная детвора затевает свои бесконечные игры. В это время их можно видеть всюду: и на конюшне, и под вагончиками, и на заборе, и даже (несмотря на строгий запрет директора) на крыше цирка, и в опасной близости от клеток со львами. Единственное место, которого дети тщательно избегают, это дальний угол заднего двора. Там под навесом стоят грязные, неухоженные лошади разных мастей со спутанными гривами и разбитыми копытами. Они, устало опустив головы, подбирают отвислыми губами брошенное им прямо на землю плесневелое сено. Это несчастные, обреченные животные. Цирковой завхоз всюду скупает их по дешевке, ставит под навес и по мере надобности увозит на бойню. Там из них «делают мясо», которым кормят ненасытных львов.
Помочь им дети ничем не могут. Сознание собственного бессилия их удручает. К несчастным животным они испытывают чувство сострадания, а завхоза ненавидят.
«По случаю случайно случившегося случая случился случайно случившийся случай!» Этой симпатичной прибауткой клоун Коко каждый вечер, выходя на манеж, начинает свое веселое выступление. Я вспомнил эту прибаутку потому, что во дворе нашего цирка в самом деле «случился случайно случившийся случай». Произошло невероятное происшествие. Одна из обреченных лошадей, кобыла гнедой масти, которую вчера возили на бойню, но, опоздав, привезли обратно, сегодня рано утром ожеребилась — принесла маленького гнедого жеребенка. Ветеринарный врач сказал:
— Кобылу сегодня отвезем на бойню, а жеребенка можно прирезать здесь, на месте.
Кобыла последнее время, очевидно, находилась в таких ужасных условиях, что жеребенок еще во чреве матери уже успел испытать и голод, и ощутить побои. Худой, слабый, беспомощный, он лежал на земле неподвижно. Кобыла, опустив голову, приблизила к нему свои теплые мягкие губы, пахнущие жеваным сеном, и тихо-тихо ржала, выражая беспокойство. У нее это был не первый жеребенок, и она знала, что ему уже пора было стоять на ногах. А он все лежал и лежал, вытянув свои длинные беспомощные ноги, как пришлепнутый комар, не в силах даже поднять голову навстречу нежному материнскому ржанию.
Об этом происшествии со всеми подробностями моментально узнало все наше маленькое цирковое общество. Приходили взрослые, сочувственно покачав головой, уходили по своим делам. Стали приходить дети. Они смотрели, отходили, возвращались, снова отходили, собирались по нескольку человек, шептались. В конце концов собрались в общую группу и стали совещаться, как бы им спасти жеребенка — лошадиного мальчика. А времени оставалось — считанные минуты. Пришел ненавистный завхоз со своими помощниками. По его приказу машину подогнали ближе к лошадям. Вот сейчас откроют задний борт, заведут лошадей по трапу в кузов, и тогда все будет кончено. Нужно действовать! И дети приняли решение: кобылу и жеребенка окружить кольцом, сцепиться руками крепко-накрепко и не расцепляться, чего бы им это ни стоило.
Так они и сделали. Завхоз приказал заводить кобылу в машину. Люди в засаленных телогрейках ринулись исполнять приказание и тут же остановились, наткнувшись на заслон. Перед ними плотной стеной стояли дети и смотрели им прямо в глаза, смело и даже дерзко. «Телогрейки» в растерянности остановились. Завхоз рассмеялся и стал их подбадривать:
— Ну, что, орлы, детей испугались? Чего стоите, опять опоздаем на бойню. А ну, забирайте кобылу!
И сам, показывая пример, подошел и попытался разорвать круг из крепко сцепленных детских рук.
И что тут началось! Дети завопили со страшной силой, на все лады. Выдыхались одни, подхватывали другие. Они орали, визжали и верещали без перерыва. Получился раздирающий душу разноголосый хор. Завхоз отскочил как укушенный и обеими руками закрыл уши. А кобыла, как бы понимая, что все это делается ради спасения ее жеребенка, не шарахнулась в сторону от этого крика, а стояла не шелохнувшись и только тревожно поглядывала то на детей, то на жеребенка.
От истошного детского крика взбудоражились собаки. Они залаяли, завыли, стали отчаянно царапать решетки, стараясь вырваться из клеток. Лошади, стоявшие рядом на конюшне, начали громко ржать, биться в стойлах, греметь цепями и грохотать копытами о деревянные настилы.
Все заходило ходуном. Львы с их африканским темпераментом, всегда готовые поддержать любое восстание, тут же своим рычанием присоединились к общему хору. Шум был слишком громок даже для цирка.
Услыхав детские вопли, первыми прибежали родители. За несколько минут во дворе собрался весь наш коллектив. Последними прибежали укротитель и запыхавшийся директор.
Но вот дети умолкли, животные угомонились. Директор отдышался, и открылось экстренное собрание под открытым небом.
Отерев с лица пот, директор обратился к ребятам:
— Дорогие, любимые наши дети! Мне понятен благородный порыв ваших чистых сердец. Предположим, вам удастся спасти жеребенка, что мало вероятно; но заглянем немножко вперед. Через два месяца закончатся наши гастроли в этом городе. Везти с собой в следующий город лишних двух лошадей, поверьте моему честному слову, я не имею никакого права. Поймите, кому нужна одна лошадиная сила в наш век атомной энергии? Куда вы их тогда денете? А спасти животных и потом отвезти их на бойню, я сам понимаю, — это вероломство. Послушайте моего совета, лучше с этим делом покончить сразу, сейчас. Не лезьте в дела взрослых, идите и занимайтесь своими играми, а мы обделаем все как полагается.
Директор, будучи уверенным в положительном ответе, спокойно спросил:
— Вы согласны?
Дети, даже не переглянувшись, коротко ответили:
— Нет!
Получив неожиданный отпор, обескураженный директор обратился к ветеринарному врачу:
— А что скажет по этому поводу медицина?
Врач с разрешения детей подошел к кобыле, опасливо огладил ее, ощупал вымя, брезгливо вытер руки носовым платком и торжественно произнес:
— Так я и знал. Животное до такой степени истощено, что молока у него нет и быть не может. А вы, ребята, скоро будете свидетелями, как несчастный жеребенок на ваших глазах будет умирать мучительной голодной смертью по вашей вине. Я вам советую...
Директор, перебивая врача, буквально закричал:
— Ну а теперь вы согласны оставить свою бредовую затею?!
Дети ответили:
— Нет, не согласны.
После второго поражения цирковой директор сделал театральный жест и упавшим голосом, полным драматизма, произнес:
— Я знаю, чего они хотят. Они хотят довести меня до инфаркта... — И снова возвысил голос: — А вы знаете, я имею право!..
Укротитель успокоил директора и обратился к присутствующим:
— Товарищи, а мне нравится настойчивость, с которой дети заступаются за беззащитных животных. В крайнем случае я могу обойтись и без этой лошаденки. А как знать, может быть, кто-то из этих ребят впоследствии станет дрессировщиком. Давайте отдадим животных в распоряжение детей, это даже интересно.
На том и порешили. На том и разошлись.
Первое, что сделали дети, когда ушли взрослые, — дали своим подопечным имена. Кобылу в честь жены укротителя назвали Аидой, а жеребенку дали имя Спасик — это в честь того, что он своим внезапным появлением на свет спас свою мать. А дальше посыпались предложения, чем кормить новорожденного жеребенка. Предлагали и манную кашу, и молоко, и тертую морковку, и рыбий жир, и многое-многое другое.
Вот тут как нельзя кстати появился маленький, щуплый, скуластый, с черными глазами и в зеленой бархатной тюбетейке на голове человек. Это был униформист — рабочий цирка, татарин Исмаил. Оглядевшись кругом, как заговорщик, Исмаил затараторил:
— Ребятки, не беспокойся, жеребенка не подохнет, она будет жить. Я знаю, я все знаю, я работал на коноферме. Теперь, ребятки, слушай меня. Беги все домой и тащи все сюда скорей, немного молоко, немного сахар, немного мука... — И вдогонку ребятам крикнул: — Как можно больше тащи!
Изготовленной по рецепту Исмаила болтушкой ребята кормили жеребенка из большой бутылки через тряпичную соску. Тем временем Исмаил своими ловкими руками массировал кобыле вымя, приговаривая:
— Я знаю, я все знаю, молоко будет, обязательно будет.
И действительно, на вторые сутки брызнуло молоко. Исмаил начал доить кобылу. На четвертые сутки жеребенок поднялся на ноги и стал сам питаться молоком своей матери. Через месяц Спасик заметно подрос и окреп. Он свободно разгуливал по всей территории цирка и стал любимцем нашей труппы. А у детей появилась новая игра.
Окружив Спасика, они поочередно проделывали несуразные движения, выкрикивая бессмысленные слова или просто издавая дикие звуки. Жеребенок вначале не обращал на них никакого внимания, потом подбегал то к одному, то к другому исполнителю дикого танца, и тогда дети разбегались в разные стороны и начиналась игра в пятнашки. Жеребенок бегал, стараясь озорно схватить кого-либо из детей своими бархатными губами и, не догнав, вдруг останавливался, взбрыкивал задними ногами, оглядывался и, как бы приглашая догнать себя, убегал в противоположном направлении. Шум, гам, радостная возня и крики разносились по всему двору.
Веселые игры, ежедневные тренировки с родителями, забота и уход за своим подопечным — все это не могло вытеснить беспокойную мысль: кончаются гастроли, куда девать так полюбившихся им Аиду и Спасика? Во дворе вдруг стало непривычно тихо. Ребята уединились и долго совещались. Помочь им могла только «гениальная идея». И она не замедлила явиться.
На следующий день задыхающийся, возмущенный завхоз ворвался в кабинет директора с клоунским плакатом в руках и прямо с порога закричал:
— Вот, полюбуйтесь, чего они опять натворили! Погубили, сорвали прощальные гастроли!
Оказалось, дети проникли в сарай, где хранилась реклама, и на всех пятидесяти больших плакатах с изображением невероятно толстого клоуна в белом костюме к яркой надписи «Прощальные гастроли любимца публики клоуна Коко» цветными карандашами прямо по животу клоуна добавили: «В связи с окончанием гастролей продается недорогая, но очень симпатичная лошадка по кличке Аида. Обращаться в бухгалтерию цирка».
Директор возмутился еще больше, чем завхоз. Срочно вызванные родители в кабинет директора явились все вместе. Узнав о случившемся, они начали громко смеяться, а клоун Коко повесил злополучный плакат себе на живот и стал очень комично расхаживать по кабинету, делая остроумные замечания по адресу завхоза, и так заразительно хохотать, что директор тоже не выдержал и стал смеяться со всеми вместе.
Закончив свою импровизированную клоунаду, Коко сказал:
— Молодцы, ребята! За такой остроумный поступок я накормлю вас мороженым. Остроумие нужно всячески поддерживать.
Насмеявшись досыта и утирая слезы, директор обратился к завхозу:
— Черт с ним, где наша не пропадала! Составляй акт, так и быть, подпишу, что плакаты промокли на складе.
Все присутствующие единодушно согласились.
Только укротитель возразил:
— Стойте, стойте! Зачем добру пропадать? Это не по-хозяйски. К тему же мы должны помочь ребятам продать лошадок, Не забывайте — они же дети.
От этих слов несчастный завхоз «взорвался». Он вскочил со стула и закричал:
— Да разве это дети?! Это не дети, это черти! Да угомоните же вы их, в конце концов!
После того как плакаты были расклеены по городу, в тот же день пришел покупатель.
И вот наступил день расставания. Исмаил, в белой рубахе навыпуск и зеленой жилетке, с сияющим от счастья скуластым лицом, вывел виновников торжества во двор. Старшие ребята на церемонию пришли в красных галстуках. Лица у всех были радостные, настроение торжественное, как на пионерской линейке. Аиду невозможно было узнать. Она стояла посредине двора, как сказочная лошадка. Сегодня ребята особенно постарались. Поливая из шланга, щетками и мылом ее отдраили до «самоварного» блеска. Хвост тщательно расчесали, гриву заплели во множество косичек с разноцветными лентами. На уздечку повязали два пышных банта. Копыта покрыли блестящей краской, и теперь она стояла, как в лаковых туфельках. На шее у Аиды красовалась гирлянда из живых цветов. Растроганная буфетчица принесла половинку залежавшегося торта, который Аида съела, не выразив никакого восторга.
А жеребенок! Жеребенок и так был хорош. Его зацеловали, затискали, и он не сопротивлялся, потому что давно привык к такому обращению.
Но вот отворилась дверь бухгалтерии — и во двор вышел маленький, кругленький старичок на кривых ножках. Это был покупатель — будущий хозяин лошадок. Лицо у старичка было сплошь заросшим густой серой бородой. Несмотря на очень теплую погоду, на голове у него была нахлобучена большая серая мохнатая шапка. На этом сером фоне можно было рассмотреть только маленький красный носик и веселые глазки.
Кто-то прошептал: «Ежик», — и все ребята тихо рассмеялись. Старичок заговорил высоким мальчишеским голосом:
— Милые мои внучатки! За лошадок ваших не беспокойтесь. Жить они будут в лесу, в пионерском лагере. Кобылка будет возить продукты со склада на кухню. О том, как вы спасли жеребеночка, я уже знаю и расскажу моим пионерам. Приезжайте к нам в гости, мы вам будем очень рады. За все вам большое спасибо и низкий поклон.
Старичок снял огромную шапку, коротко кивнул головой и добавил:
— Я бы поклонился вам низко-низко, да доктор нагинаться не разрешает — радикулит.
Старичок взял повод из рук Исмаила и повел лошадку со двора. Жеребенок трусцой побежал за матерью. Провожали, как договорились, только за ворота.
На следующий день ребята постарше собрались на конюшне. Их тянуло к лошадям. Расположившись в пустеющем стойле на подстилочной соломе, сидели молча. Играть в прежние игры не хотелось.
«Черти» угомонились. Наверное, ненадолго.
С. Курепов
оставить комментарий
RSS 
