Цирк - маленькое чудо революции
Цирк люблю с детства. В студенческие годы я даже имел к нему самое непосредственное отношение: боролся в чемпионате классической борьбы под именем «Лурих III, сын Луриха I».
Эта близость, однако, расхолодила мою любовь: я увидел, что цирковые артисты — люди, как правило, весьма некультурные. Каждый из них имел на всю жизнь раз и навсегда разработанный номер и ничто больше его не интересовало. Прелестная наездница, пляшущая на спине великолепного коня; очаровательная акробатка на летающих трапециях; красавица укротительница тигров — все они, при ближайшем рассмотрении, оказывались людьми ограниченными и малограмотными. В несколько лучшем положении находились клоуны: профессиональные стихотворцы писали им куплеты и репризы (нередко на жгучие политические вопросы), и это в какой-то мере повышало их интеллектуальный уровень. Бывало, среди клоунов сверкнет вдруг яркий человек, как, например, Владимир Дуров, который был уже не столько клоуном, сколько ученым. Но это не меняло того положения, что так называемые «циркачи» были на десять голов ниже, ну, хотя бы тех же актеров драматических театров.
В советское время облик циркового артиста неузнаваемо изменился. Недавно мне довелось побывать в Государственном училище циркового и эстрадного искусства. Я вошел в комнату, где за столами сидели молодые девушки и юноши, которые изображали музыкантов. Под симфонию Бетховена, звучавшую из проигрывателя, они очень серьезно «играли» на воображаемых инструментах. Я узнал скрипачей с их лирическими смычками; контрабасистов, стоящих в обнимку с незримыми контрабасами; тромбонистов, выдвигающих вперед и назад «кулисы» своей невидимой меди, и даже арфистов, нежно щиплющих воздух взамен струн.
Мне показалось, что я сошел с ума. Это не было клоунадой. Напротив: ребята очень точно воспроизводили музыку во всех ее деталях. Я подошел к руководителю Галине Сергеевне Кравченко, молодой женщине в очках.
— Что это такое? Коллективный номер?
— Нет, это занятие по предмету «музыкальное воспитание». Мы занимаемся развитием слуха, чувства ритма, музыкальной памяти и вообще — вхождением в мир музыки путем знакомства с мировой музыкальной литературой. - Однако игра только на память ограничивает возможности епертуара, и мы с нашими педагогами пришли к условным графическим записям («нотам»), которые помогают внутреннему слуху следить за развитием музыкальной мысли и удерживать в памяти звучание произведения. Такой метод обучения существует только в нашем училище. Сейчас вы слышите экспозицию 1-й части 5-й симфонии Бетховена. Дальше в нашем репертуаре — «Неоконченная симфония» Шуберта, «Танец Анитры» Грига, два шопеновских прелюда и, наконец, вальс Иоганна Штрауса.
Я прослушал все эти произведения. В «исполнении» не было ни малейшей профанации. Все звучало, как говорится, чистой монетой. С практической точки зрения чувство ритма и самая музыкальность очень нужны цирковым артистам: ведь в любом амплуа им необходима необычайная точность и абсолютная синхронность движений с партнером. Но кроме практического значения речь здесь идет о воспитании интеллигентных людей, воспринимающих музыку как бы изнутри. Станиславский говорил: «Для артиста понять — значит ощутить». И вот, глядя на этих ребят, которые упоенно отдавались немому воспроизведению всех тонкостей Грига и Шуберта, мне подумалось о том, как поверхностно я понимаю музыку по сравнению с этой молодежью.
Большое эстетическое удовлетворение почувствовал я и в другой комнате, где проходил экзамен актерского мастерства на том же II курсе физкультурно-акробатического отделения. Странно звучит, не правда ли? Зачем, казалось бы, жонглерам и акробатам квалификация актера? Но, видя, с каким страстным интересом будущие канатоходцы, прыгуны, турнисты играют веселые и остроумные этюды, я понял, что это нужно им практически. Режиссер, проводившая экзамен, Цецилия Александровна Воскресенская объяснила мне это в двух словах:
— Мы стремимся к тому, чтобы цирковые артисты были не только мастерами трюка, но и художниками в своем искусстве.
Вероятно, она права. Но меня убеждать не нужно. Не вдаваясь в мысль о том, насколько опыт актера необходим жонглеру, я сердцем, душой горячо поддерживаю самую идею артистизма, прививаемую в цирковом училище. Нигде в мире этого раньше не было. Это одно из тех маленьких чудес революции, которые окружают нас буквально на каждом шагу, но которые мы далеко не всегда замечаем.
Журнал Советский цирк. Сентябрь 1967 г.
оставить комментарий