Девочка на шаре

Цирк в творчестве Виктора Драгунского — не случайная тема. Он сам выступал на манеже, был клоуном. Став известным писателем, Драгунский не забыл цирк, посвятив ему несколько смешных и трогательных рассказов и повесть «Сегодня и ежедневно».

Сейчас по рассказу Виктора Драгунского «Девочка на шаре» снимает­ся фильм. Писатель познако­мил нас со сценарием, отры­вок из которого мы предлага­ем вниманию читателей. ...В это время вспыхивает свет, и публика заполняет фойе — это антракт. Множество людей разъединяет груп­пу наших знакомых. Тетя Дуся исчезает в толпе, Мария Николаевна уже отвечает на вопросы, продает программы, а наши маленькие друзья снуют в толпе и с трудом про­бираются среди людей. Наконец они останавливаются у тяжелого бархатного занавеса. Здесь надпись: «Вход за кулисы посторонним воспрещается». Денис в нерешительности. Но Толя тянет его за собой.

— Не бойся, я здесь не посторонний.

И мальчишки исчезают за занавеской. Ах ты боже мой, как описать кулисы цирка? Особенно если ты пришел сюда в первый раз. Здесь все полно уди­вительной, заманчивой тайны, все имеет свой неповтори­мый цвет и запах, непостижимую загадочную форму. Вот у какого-то столбика стоит маленький Мишка — он стоит на задних лапах и упорно сосет палец невысокого седень­кого старичка. И если старик пытается отнять, выдер­нуть свой палец, Мишка отчаянно сердится: он рычит, подражая взрослым медведям, и забавно косит свои пуго­вичные глазки. Какие-то непонятные, сверкающие сталью конструк­ции — они связываются в узлы, сплетаются в кружева, их разрывают на части люди в форменной одежде и тащат куда-то за другой занавес.

Вот стоит клоун в огромной кепке и держит под мыш­кой петуха. Петух топырится, и клоун весело смеется, по­глаживая его перья. Кто-то дыхнул прямо в затылок, стало щекотно. Денис оглянулся. Это зевает лев в своей клетке, мальчик слиш­ком  близко  прошел  мимо и теперь в испуге отпрянул...

Что это за сатанинский хохот? Обезьяна! Шум, суета, окрики... Ребята проворно движутся в этом потоке. А вот здесь стоит прекрасная скульптура. Это два молодых воина, они сделаны из золота... Группа изображает собой гладиато­ров, один, очевидно, победил другого. Но что это? Фигуры неожиданно оживают, и побежден­ный гладиатор, подымаясь, говорит:

— Андрей Васильевич, пойдем в буфет?

Балерины, акробаты, люди в национальных костюмах, сказочные феи и гномы. Толька ведет Дениску все дальше и дальше сквозь этот пестрый карнавал. Дениске здесь очень нравится. Поравнявшись со своим другом, он гово­рит доверительно:

— А знаешь,  красиво!  Ох люблю  я цирк.  Все наряд­ные, красивые, ловкие. Даже завидно! И работа здесь ка­кая веселая: музыка гремит, кувыркайся себе на здоровье!
— Так ведь это уметь надо! — отвечает Толька. — Ар­тисты знаешь сколько учатся, сколько работают, сколько тренируются. Они, брат, почище любого грузчика устают.

Дениска недоверчиво улыбается:

— Ну да?

Толька вспыхивает:

— Вот, вот. И видно, что ты не цирковой. Ты думаешь, артистом   быть — это  легкое  дело?  Тебе  только  про   му­зыку и думается! Тру-ля-ля? Вот так вы все, кто из публики, — все так думают.  Нет,  брат, дудки!  Пока с тебя семь потов не сойдет, не будешь ты артистом цирка ни­когда!

Он заглядывает в какую-то дверь. Смышленое его лицо, выражавшее до сих пор досаду, вдруг освещается радо­стью и торжеством.

— Поди-ка сюда!

И они попадают в довольно просторное фойе. Здесь пусто и неожиданно тихо. Маленькая девочка, держась за брус, делает разминку. Она не щадит себя. Она прогибается, почти доставая головой до полу. Она уже тяжело дышит, волосы слиплись, крупные капли пота обсыпали ее худенькое лицо. У шведской стен­ки она проделывает труднейшие упражнения. Прыжки на месте... Толька в азарте показывает на девочку, не считаясь с ее присутствием, словно речь идет о ком-то другом.

— Ну! Видишь? Это что? Тру-ля-ля? Да? Видишь, как она работает?
— А   что   особенного! — парирует  Денис. — И я так смогу!
— Ну-ка попробуй!

Денис прыгает несколько раз на одном месте.

— Теперь подымай ноги! — командует Толя. — Выше! Еще выше!

Денис подчиняется. Но странно, дело у него не идет. Ноги  болтаются,  как какие-нибудь макароны.

— Что, съел? — смеется Толя.

Девочка  работает.  Лишь изредка  быстрым  и  прелест­ным взглядом глядит на Дениса. Но он ее не замечает. Девочка встала на мостик.

— Ну-ка, сделай так! — приказывает Толька.

Денис пытается. Шлепается, конечно. Толя хохочет. Де­вочка участливо наклоняется над Дениской:

— Не ушибся? Нет? Где больно?

Но наш мужчина вскакивает на ноги как встрепанный. Неестественно хохоча, он отталкивает бедную девочку.

— Ничего! Ха-ха-ха!  Подумаешь!  А ты чего разнюни­лась?  Тебя еще здесь не хватало!  Всякие девчонки еще будут...

Толька говорит назидательно:

— Она не девчонка, она у нас артистка!

Но до Дениса не доходит весь смысл этого слова. Он презрительно  фыркнул:

— А почему же у нее такой облезлый вид, если она артистка?

И он отворачивается от девочки. А девочка от него. На глазах у нее слезы. Она делает вид, что смотрит в окно. На оконном переплете висит маленькая клетка. В ней бьется и трепещет крохотный скворчонок: двадцать грам­мов жизни, перышек, песен.

— Это чей? — спрашивает Толя.

Девочка уже справилась с собой. Хотя слезы еще свер­кают на ее ресницах.

— Мой, — говорит она, — я  утром  выходила  погулять, и  мне  один  дедушка  его  продал.  У  меня  деньги  были, целый рубль, и вот этот дедушка мне его продал вместе с клеточкой. Я его купила.
— Дай-ка  поглядеть, — говорит Денис. Девочка снимает клетку, подает ее Денису.
— На, только осторожно. Правда красивый?

И вот они глядят друг на друга. Мальчик и скворец.

— А  его  можно дрессировать! — говорит девочка. — Я его буду учить свистеть песенки.
— Нет, он не научится, — говорит Денис, — он воль­ный... Его надо выпустить...

И он пытается открыть дверцу.

— Не надо! Я его люблю! — говорит девочка. — Пусть будет со мной. Дай сюда! Не смей!
— Улетит все равно, — говорит Денис. — На, получай! Мучай его дальше...
— Я его люблю, — настаивает девочка упрямо. — Я его люблю.

Слышен звонок. Толька двинулся к двери.

—Пошли! Сейчас второе отделение. Бежим!

Они уходят. Девочка смотрит им вслед. Слезы еще не просохли у нее в глазах. Она смотрит вслед Денису. Но Дениска не оборачивается. Он скрывается за углом. Слы­шен смех убегающих мальчишек. Доносится второй звонок. В дверь заглядывает женщина. Она кричит девочке:

— Танечка! Одевайся! Пора!

Девочка идет к этой женщине. Слышится третий зво­нок. И снова переполненный зрительный зал цирка. Оркестр на местах. Кто у барабана, кто со скрипкой, кто с трубой. Красивый человек во фраке взмахнул палочкой. Свет по­гас. И яркий луч вонзился в красную бархатную занаве­ску — в ту, из-за которой выходят артисты. Музыка! Веселая и изящная музыка звучит в зале. И тут красная занавеска распахнулась, и оттуда, словно тридцать рыцарей прекрасных, вышли униформисты в на­рядных костюмах с полосками на боку. Их ведет дядька Черномор, тот самый, что в первом отделении ходил с кну­том. Униформисты выстроились по бокам, возле выхода ар­тистов. И дядька Черномор прошел вперед и что-то гром­ко прокричал. Кажется:

— Жонглер Мшш-ков!

И музыка заиграла быстро-быстро, и на арену выскочил артист-жонглер, и началась потеха! Он кидал шарики вверх и ловил их обратно. А потом схватил полосатый мяч и стал им играть. Он и головой его подшибал. И затылком. И лбом. И по спине катал. И каблуком наподдавал. И мяч катался по всему его телу, как примагниченный. И вдруг жонглер кинул свой мяч в публику! Началась самая настоящая суматоха. Потому что мяч поймал ка­кой-то мальчишка и кинул его в другого. А тот — в треть­его! А третий — в дядьку, у которого были очки! Они от испуга вскочили у этого дяденьки на лоб! И он стал плохо видеть и ни с того ни с сего как засветит этим мячом прямо в дирижера! Но не попал, а попал в барабан.

— Бамм!

Барабанщик не растерялся, подхватил мяч и кинул, его обратно жонглеру. Но мяч не долетел. Он просто угодил одной тетеньке в ее высокую прическу, и у нее от удара мяча получилась не прическа, а нахлобучка! И все очень смеялись. А потом жонглер кидал палки и стаканы с во­дой и быстро надевал шляпу за шляпой, и ему все очень сильно хлопали, и он, веселый и довольный, убежал за занавеску. И тут униформисты выкатили на арену огромный голу­бой шар. И шпрехшталмейстер снова вышел на середину и снова прокричал что-то неразборчивое, вроде:

— Эквилибристка  ...нич...нцова!

Оркестр снова заиграл, тоже веселое, но уже не так быстро. И на арену выбежала маленькая девочка. Дени­ска сразу понял, что он никогда еще за всю жизнь не ви­дел таких маленьких и красивых. У нее были синие-синие глаза и вокруг них длинные ресницы. Она была в серебря­ном платье с воздушным плащом, и у нее были длинные руки, она ими взмахнула, как птица, и вскочила на этот огромный голубой шар, который для нее специально выка­тили униформисты. Она стояла на шаре. Она стояла как вкопанная и улы­балась, как ни в чем не бывало. И вдруг она шевельну­лась, как будто решила спрыгнуть с него, но шар от дви­жения ее ног тронулся с места, покатился, и она вот так на нем, как будто бежала, а на самом деле ехала вокруг арены.

—Я таких никогда не видел, — шепчет Дениска.

Он весь подался вперед, глаза его расширились, он оча­рован, кажется, он вбирает светлый образ девочки на шаре в самое святая святых своего сердца. До сих пор он встречался с самыми обыкновенными девочками, а эта бы­ла какая-то особенная. Она бегала по шару своими ма­ленькими ножками, как по ровному полу. И голубой шар вез ее на себе, и она ездила на нем и прямо, и назад, и налево, и наискосок, и как хочешь! И она весело смеется, когда так бегает, как будто плывет. И Денис снова думал вслух:

— Какая необыкновенная! Это она, наверное, и есть Дюймовочка!

В это время она остановилась. И женщина, сама тоже нарядно одетая, подала ей удивительные колокольчатые браслеты, она помогла девочке надеть их на запястье и на ноги, чуть  повыше щиколоток.  И  оркестр  заиграл тихую музыку, и девочка стала медленно кружиться на своем вертящемся шаре, она стала кружиться, как будто тан­цевать, и было слышно, как тонко звенят золотые коло­кольчики на девочкиных длинных руках. И это все было как в сказке. И тут еще потушили свет, и оказалось, что девочка вдо­бавок умеет светиться в темноте, и она медленно плыла по кругу, и светилась, и звенела, и это было удивительно, и все в зале сидели как заколдованные, и самым заколдован­ным был Денис.

И когда зажгли свет, все захлопали и закричали «бра­во», а Дениска кричал больше всех. А девочка соскочила со своего шара и подбежала поближе и вдруг на бегу перевернулась через голову! И еще раз! И еще! А теперь через спину! И Дениска страшно испугался, что она не заметит барьера, не рассчитает и убьется насмерть. И он вскочил на ноги, и протянул руки, и закричал: — Осторожно! Стой! И девочка вдруг остановилась, раскинула свои длинные руки. Оркестр замолчал. А она стояла и улыбалась. И все захлопали и застучали ногами. И потом захлопали мерно и ритмично, как на фестивале!

И в ту минуту девочка посмотрела на Дениску. А он посмотрел на нее и увидел, что она увидела, что он ее ви­дел, и что он тоже видит, что она видит его. Она помахала ему рукой и улыбнулась. И тут она снова вскочила на шар и медленно поехала под музыку назад, к красной занавеске. И публика мерно хлопала. И девочка запела на прощанье тоненьким и чи­стым голоском:

Пришла пора расстаться...
Ну на что это похоже?
Обещайте,
Обещайте же
Меня не позабыть...
Ведь мы еще увидимся.
Иначе быть не может,
Не может,
Нет, не может,
Иначе быть!

И с этими словами шар укатился за занавеску и унес и скрыл нашу девочку, убрал ее из жизни Дениски, быть может, навсегда. И грустно стало нашему мальчишке...
 

Журнал Советский цирк. Январь 1966 г.:  

оставить комментарий