Дрессировщик Гибадуллин

Вышел артист и показал дрессированных домашних живот­ных — козочек,    осла, гуся, свинью, теленка. собак. Осел, как и полагается всякому ослу, вначале заупрямился, «отказался»» выполнять команды, даже на ковер улегся. Тогда дрессировщик прилег рядом. Посмотрим кто кого переупрямит...

Осел сразу изменил тактику, сорвал c человека тюбетейку, размотал его длинный кушак, в общем, разбушевался. Но вывести дрессировщика из душевного равновесия все-таки не смог. Тот не рассердился на ослиные (в буквальном смысле слова) шутки, знак себе смеялся. И упрямец сдался, позволил себя оседлать и даже продемонстрировал элементы «Высшей школы верховой езды». Оспа сменила свинья, ей предложено было прыгнуть в кольцо, но пока хавронья «размышляла», из-за кулис стрем­глав вылетели собаки и выполнил прыжки вместо нее. Но ес­ли к ученым собакам в цирке привыкли, то гусь, пародирую­щий спортсмена, его уморительный бег c преодолением препят­ствий, теленок, скачущий через высокие барьeры, козочка, тан­цующая танго на задних ножках, удивляли и даже умиляли. A удивляли, потому что медведей, тигров, львов и даже слонов видят на манеже гораздо чаще. Отправляясь в цирк, родите­ли обещают детям встречи с ними. И вдруг — козочки, свиньи, теленок. Такие обычные, домашние, а вещи проделывают самые неожиданные. Все привыкли к козам, мирно пощипывающим травку и дающим целительное молоко, a здесь — по­жалуйста, танцующая коза, коза, подающая в виде приветствия переднюю ножку. Или свинья, исполняющая роль верховой лошади. И, наконец, гуси, собаки, поросята, утки, петухи и другая живность в роли пассажиров — Все поместились на повозке, а в повозку впрягли ослика.

Веселый и вроде бы незамысловатый номер, показанный заслужeнным артистом Татарии Габдулаханом Гибадуллины м мне понравился и заставил задуматься. Вот вышел человек в марийском национальном костюме в окружении домашних животных, которых еще вначале века выводили на манеж братья Дуровы, но не было sо всем этом ничего старомодного. Напротив — выглядело все очень современным. Даже более современным, чем y тех артистов, которые выходили в сверкающих «космических» комбинезонах и каждый трюк сопровождали но­вейшими танцами. Не думайте, что я преувеличиваю. Именно так и было. Современность, как известно, определяется не ко­стюма м, не танцевальными заставками, даже если туда включeны элементы 6рейк-данса. Все это, конечно, может при­сутствовать, все это имеет право на существование. Но если артист не находит контакта со зрителями, если ему кроме мод­ных костюмов нечего показать, не o чем рассказать, то публика остается равнодушной. A любое современное произведение должно тревожить, волновать, будить мысль читателя, слушателя, зрителя. Когда этого нет, значит не получилось рас­сказа, песни, циркового номера.

А у Гибадуллина, к счастью, получилось. О н показал нам строптивого осла, смешного поросeнка, гуся-спортсмена и как бы исподволь рассказал o себе,  o любви к животным, к при­роде. Сделал это ненавязчиво, легко. Он не изображает любовь к подопечным. Он их действительно любит. Это чувствуется, прочитывается между трюками. Кстати, то, что проис­ходит между ними, не менее важно, чем сами трюки, которых в номере много. Гибадуллин может показывать сегодня одна, a завтра кое-что добавить. Однако в этом номере, как и любом другом, существуют довольно жесткие рамки. Как в их пределах артисту удается показать трюки и одновремен­но — свое отношение к ним? Он ведь не произносит моноло­гов о любви к живой природе, но мы понимаем — номер его именно об этом. И его номер-рассказ сегодня может быть чуть-чуть иным, чем был вчера. Но совсем не потому, что дрессировщик взял и ввел какой-то новый трюк, a из-за сме­ны настроения, из-за неуловимого смещения акцентов. A вот какими средствами это достигается, как делается в рамках од­ного номера? Все дело, видимо, в импровизации.

«Импровизация — это момент фантазии, окрыленность и вдохновение. Импровизация — это творческая раскованность, это свобода замысла и свобода выражения. Импровизация — сердце и душе искусствам. Это слова Г. Товстоногова из его «заметок o театральной импровизации» (журнал «Театр», 1985, N9 4). Далее Товстоногов говорит, что импровизация разруша­ет штaмпы, что творчество артиста, лишенное импровизатор­ского начала, выдыхается, вырождается в ремесло. Товстоногов, разумеется, пишет о театральных актерах и театральных произ­ведениях, но разве все сказанное нельзя отнести к цирку?

Я видела выступлениe Гибадуллина в Киеве в спектакле «C днем рождения, Победа!» (режиссер A. Зайцев). Животные исполняли те же трюки, что и всегда, но режиссер поставил пе­ред артистом такую задачу: свои номер он показывает не ны­нешним зрителям, a людям, пришедшим в цирк в 1941 году. Возможно, они прямо из цирка уйдут на передовую. Да и сам артист, как только закончит выступление, пойдет c ними. И на­до было видеть, какое совершенно иное звучание приобрел номер! Артист как 6ы дарил людям, уходящим на войну, еще одну встречу c домом. B финале Гибадуллин всегда исполняет серию акробатических прыжков, a собака в этот момент c ве­селым лаем прыгает через него. Такая уж y них привычная игра — y хозяина и его собаки. Были прыжки и на этот раз. Но Гибадуллин вложил в них н какое-то отчаянное веселье, и го­речь прощания c верным четвероногим другом, и что-то еще, трудно переводимое в слове... затем артисту подавали плащ-палатку — пришел его черед идти на фронт. Он уходил реши­тельным шагом, в последний момент оглядывался и видел y занавеса жену, к ее ногам робко жались дев козочки — чер­ная и белая. Воспоминания об этой мирной картине он проне­сет через годы войны...

Какой секрет известен этому клоуну-дрессировщику, что мы сразу и безоговорочно поверили: он действительно дал прощальное представление и ушел на фронт? И еще довери­лось: он работал не для нас, a для тех зрителей, которые могли прийти в 1941 году. Он был достоверен во всем. Думаю, ему по­могало то сомов «импровизационное начало», о котором пи­сал Г. Товстоногов. И опять обращусь к его заметкам: «Что есть импровизация артиста — природная склонность, органическое свойство таланта или профессиональное качество, которое можно воспитать или развить? Разумеется, дар импрови­зации должен быть изначально заложен в человеке, решившем посвятить себя актерской профессии. Но эта способность y од­ного выражена довольно ярко и отчетливо, a y другого сущест­вует подспудно... Ее требуется освободить из плена, Развить» — пишет Г. Товстоногов.

То, что Гибадуллину присущ импровизационный дар, видно из его биографии-воспоминания, написанной им «просто так для себя». Родной язык его — татарский, поэтому c русским автор воспоминаний не очень-то в ладах, но читать их интересно — уж очень они искренни. И еще одно важное для артиста качество просматривается в них — умение иронично взглянуть на себя, на свои поступки...

Габдулахан Гибадуллин родился в 1952 году в деревне Тат-Китмя Марийской АССР. Отец его был пастухом, мать — конюхом, пятеро детей c детства помогали родителям. Габдулахан всегда мечтал стать артистом, любил петь. Один знако­мый тракторист всегда брал его c собой в поле и просил петь. «Я исполнял y него роль радиолы, как он меня включал, так я пел долго, долго», — пишет Гибадуллин. C 12 лет он — постоянный помощник отца. Вставали они в пять утра и гнали скот в луга...

Я очень любил животных, когда y нас оставался хлеб, я кормил овец, коров, коз. Во время обеда они бежали ко мне получать хлеб, сахар. Иногда сам оставался голодным, a животных кормил. Они привыкли ко мне, я дал им имена Ма­ше, Дуся, Чижик. Катался на них верхом. Отец всегда ругал­ся — не садись верхом, сломаешь спину. Oднажды в нашем стаде появилась красивая годовалая телка Зори. Я сел на нее, а она испугалась и побежала, я не удержался и слетел, ударился рукой. Похоже было — сломал ее. Но в медпункте сказали — перелома нет, все пройдет. После этого случая телка всегда подходила ко мне во время обеда, лизала руку, якобы — прости меня. Однажды отец дал мне подержать сум­ку c продуктами, a сам ушел. Я вытащил хлеб, сахар и стал угощать Зори, она так аппетитно кушала, что я не заметил, как сумке опустела. Вернулся отец, поставил чай, a кушать нече­го. Отец ругается, мне стало стыдно, вернее, жалко отца  голодным остался. Взял я кружку, подозвал козу Машу, мол, выручай, Маша. A Маша стоит спокойно — дои, если нужно.

Принес две кружки молока — себе и отцу. За то, что подоил чужую козу, отец меня еще сильнее ругать стал. Тут беда за бе­дой. Нас утром и вечером кормили хозяева животных, которых мы пасли. B тот раз пришла очередь ужинать y хозяйки козы Маши. Сели за стол, a хозяйка вышла подоить козу, но вернулась без молока. Решила, что заболела коза. Я весь покраснел, сердце бьется, жду — доложит отец обо мне или нет. Отец промолчал, но так посмотрел на меня! Дома он все рас­сказал маме. Ругали меня оба, только держись! Тогда дал себе слово чужую козу не доить, верхом на животных не кататься хлебом не кормить. На другой день в обед животные под­ходят ко мне, а я их отгоняю, но они — опять ко мне. После обеда отец дал мне остатки хлеба, я покормил всех поровну».

Закончив восьмилeтку, Гибадуллин «учится на тракториста», a по вечерам ходит в вечернюю среднюю школу. Потом была служба в армии. Вернувшись в родную деревню, работает шофером, но мечтает об одном — стать артистом. Отправился в Казань, пошел в институт культуры.

«Захожу я в институт культуры, a мне говорят: «поздно уже, где был раньше?» Я сказал, что в армии. «Тогда приез­жай на следующий год». Пошел в театральное училище — тоже опоздал. Зашел в Казанский передвижной театр, читал стихи, прозу, плясал, a мне говорят: «Поработай шофером, a потом видно будет». Пошел в цирк: «здравствуйте, к вам нельзя ли поступить учиться в артисты?» Но меня выгнали: «Иди гуляй, не до тебя здесь».

Но Гибадуллин не отказался от своих замыслов - в том же году он едет а Иошкар-Олу на курсы хоровиков и баянистов.

Окончив учебу, стал директором и художественным руководителем сельского Дома культуры. И однажды прочел в «Ком­сомольской правде» объявление o приеме в клоунскую студию при МОСКОВСКОМ цирке на цвeтном бульваре. О том, как Габ­дулахам сдавал экзамены, можно написать целый рассказ. Но для этого повествования важно, что он оказался в числе пят­надцати человек, принятых в студию. Возглавлял студню M. Местечкин, занятия вели B. Крымко, C. Макаров, M. Злот­ников, Б. Бреслер и другие.

Приехав на каникулы в свою деревню, Габдулахан высту­пал в клубах, на фермах. Иными словами, держал экзамен пе­ред земляками. И вновь Москва. Занятия в студии, лекции, из который Гибaдуллин узнал o знaменитых Дуровых, котopыe были клоунами и дрессировщиками. Он мечтает идти тем жe путем. Только как этого достичь? Клоуном он, может быть, и станет. Но где взять животных, как дрессировать их? помог случай. Режиссер В. Крымко ставил новогодний спектакль «Бре­менские музыканты», одним из действующих лиц спектакля был… осeл. Гибадуллин имел навык общения c живoтными, поэтому ему поручили ухаживать за ослом. Кормить, чистить животное Габдулахан умел, но дрессировать... Тут на помощь ему пришел дрессировщик лошадей, заслуженный  артист РСФСР Б. Манжелли.

Спектакль выпуcтили, осел Рем отлично «провел» свою роль.

После него Гибадуллину «дали добро» на подготовку номера c животными. Он, не долго думая, подобрал бездoмнoго котенка, затем ему подарили щенка, он начал дрессировать их. Летом опять отправился в свою деревню, захватив кота и собаку. Они стали участниками всех концертов. Особый успех выпадал на долю собаки Пули. По просьбе передовиков совхоза Ги­бадуллин высмеивал алкоголиков и тунеядцев. Дрессировщик называл фамилию пьяницы, a Пуля приносила стакан и бутылку. Дрессировщик и собака садились за стол, пили, бранились, каж­дый на своем «языке», собака при этом лаяла, человек в ответ ругался. Затем они, окончательно опьянев, ползком искали свой дам. Вот это была действительно критика!

Перед отъездом деревенские ребята принесли Гибадулли­ну кто ежа, кто белку, кто зайчонка. Сам он приобрел краси­вого белого козленка. Погрузил всех на машину и поехал в город на станцию. Там пришлось идти к начальнику вокзала, объяснять, что он первый марийский дрессировщик, везет жи­вотных в МОСКОВСКИЙ цирк. Тот дал разрешение приобрести билеты для необычных пассажиров...

Ставить номер Гибадуллину помогал режиссер В. Крымко.

Позже в постановке принял участие режиссер Б. Бреслер. Гибадуллин еще не раз ездил домой, привозил новых животных. В номере «Игра c животными», выпущениом в 1978 году, клоун­-дрессировщик выводил на манеж осла, козу, свинью, кашку, пе­туха, гуся, барана, корову м других животныx.

«Первый мой дебют состоялся в Брянске. A после были Ставрополь, Казань, Иошкар-Ола. Когда я приехал в родной город, мне было так хорошо! Каждый день полный зал, всем хочется посмотреть земляка, дети плачут — хотят в цирк. A уж как все аплодировали! Республика наградила меня почетной грамотой президиума Верховного Совета Марийской АССР. Ни­чего не может 6ыть лучше нашей работы, хотя трудности - круглый год. Надо найти подход к животным, найти сними «общий язык». Бывает так: репетируешь годами, уж все готово, вдруг животное заболело и нет его... Все начинай сначала».

Я прочитала дневники поняла, как y Ги6адуллина зароди­лась мысль о таком номере, как возникла, на чем основана его любовь к животным, знание их повадок. Думаю, что даже небольшие отрывки из дневника помогут читателям разобраться в природе творчества этого клоуна-дрессировщика.
 

ГЕНРИЕТТА БЕЛЯКОВА

Журнал Советская эстрада и цирк. Декабрь1986 г.

оставить комментарий