Друг Карандаша
.jpg) Собственно, Вова и сам не знал: зачем он сболтнул про это... Правда, очень уж расхвастались ребята во дворе. Игорь, сидя на верхней доске штабеля, заявил, что он уже летал на реактивном истребителе. Павлик клялся, что его двоюродный брат третий раз поехал в Арктику на ледоколе. Даже маленькая Вера прошепелявила, что ее мама танцует в Большом театре всех принцесс и всех лебедей.
— Как?! Сразу — всех?! — изумился доверчивый Валерик.
Но он еще дошкольник, и ему простительно...
А Вова так завидовал рассказчикам, что сказал с презрительной интонацией:
— Во-первых, вы все врете, во-вторых, это неинтересно, у кого там дядя или тетя летает на лебедях... А мой папа знаком с Карандашом. И мы с папой в цирке ходили к самому Карандашу за эти... как уж их? — за культи...
— За кулисы, а не за культи! — поправил Игорь. — И, значит, ты сам врешь, если даже не знаешь толком, как оно называется.
— Нет, не вру!
— Врешь, врешь! — закричали все сразу.
И тогда Вова покраснел от обиды и поднял руку кверху:
—Честное пионерское, что был! Еще даже нас он угощал конфетами! — вымолвил он высоким срывающимся голосам, чуть ли не плача.
Ребята переглянулись и почерпнули друг у друга в глазах новую энергию для возражений: больно обидным казалось им, что веснушчатый незаметный Вовка внезапно получил против всех такое преимущество. И потому спор разгорелся снова.
Вовка, загнанный в тупик, огрызался с неожиданной силой. Он поворачивался во все стороны и успевал отвечать каждому на язвительные реплики, которыми награждали его приятели.
— Да, был! Да, у самого Карандаша! Да, разговаривал! Да, с ним! Да, конфеты давал!
Игорь заявил безапелляционно:
— Врешь ты все. А если не врешь, тогда проведи нас всех к Карандашу, и мы его сами спросим: был ты у него с папой или нет!
— Куда провести? — холодея от ужаса, переспросил Вова.
— Туда, где вы у него были.
— За кулисы! — подхватила Вера и захлопала от восторга в ладоши: наивная душа, она полагала уже эту экскурсию вполне реальной.
— Да, да, мы всё пойдем! Все! — вопили наперебой дети.
Вова попятился от них и невнятно пробормотал:
— Никого я никуда не поведу... Сами идите, если хотите!
— Ага! Струсил! Сдрейфил! Значит, ты все наврал нам! Говорил: «Был у
Карандаша! Карандаш мой друг!»
Последние слова Павлик произнес в нос на подобное издевательство Вова ответил с вызовом:
—Да, мой друг. Сам Карандаш! Что — съели?!
Тут начался такой крик, что Вова просто испугался. А Павлик схватил его за плечи и в воцарившейся внезапно тишине выговорил шепотом:
—Или пойдем все к Карандашу в цирк, или я спрошу у твоего папы: правда или нет?!
У Вовы мелькнула мысль: к Карандашу-то надо идти не сразу. А папа— дома, и ребята осрамят его немедленно. И Вова произнес решительным тоном:
— Ладно. Пойдем! Вот вечером, когда он начнет представлять там у себя в цирке, мы все...
— «Вечером»! Будто мы не знаем, что вечером в цирк ребят не пускают... Нет, ты сейчас веди: сегодня — воскресенье, там утренник идет...
Вот этого Вова не рассчитал! Он стал ерошить свою белобрысую челку над лбом, пытаясь быстро сообразить: что же теперь делать?
А ребята уже подталкивали его к воротам. И бешенство отчаяния овладело мальчиком.
—Пошли! — яростно сказал Вовка. — Только скорее: мне мама не
позволяет опаздывать к обеду.
Оставив во дворе малолетнего Валерика, который принялся тихонько выть от обиды, ребята вышли за ворота...
Вот и вход в парк, где представляет летом цирк.
— Тетенька, а как нам пройти к дяде Карандашу? — спрашивает Игорь
у сотрудницы, которая охраняет боковой вход.
— К артистам ходить нельзя, — отвечает та, помедлив и осмотрев компанию.
— Нам очень надо. Ага. Вот этого мальчика папа — понимаете? — он прислал нас к самому Карандашу. Нам надо ему сказать...
—Все равно нельзя: артист Карандаш сейчас на манеже.
Вова внезапно обнаружил, что улыбается счастливой улыбкой. Но, очевидно, преждевременно. Потому что Игорь сказал:
—Нечего тебе ржать, Вовка! Все равно мы к нему пробьемся! Пошли, ребята!
И крепко ухватив Вову за руку, неугомонный парень повлек его вокруг шапито — в сторону кулис... Вся группа молча шла теперь к совсем непарадному входу для артистов. Тут стояли прямо на песке столики, скамьи и стулья, на которых рядом с обыкновенными, будничными людьми расположились нарядно и даже сверкающе одетые артисты.
Ребята заробели. Вова даже сделал попытку вырваться из потной руки Игоря. Но этот упрямый мальчик еще крепче сжал левую кисть Вовы и поспешно обратился к пожилому человеку в майке и красных штанах:
—Дядечка, а как нам увидеть дядю Карандаша?
—Этот мальчик — друг дяденьки Карандаша! — небесным голоском произнесла вдруг Верочка и указала пальчиком на Вову. — Ага. И он велел нам прийти к нему. Карандаш велел... Ага.
—Правда, правда! Ага! Факт! — загалдели все вместе Игорь, Павлик и Вера. Только Вова молчал, а сердце у него опять замерло.
Дядя с лысиной внимательно поглядел на ребят. Затем он ухмыльнулся и сказал:
—Что с вами сделаешь. Придется вас отвести к «дяде Карандашу». Пошли за мной!
Начались цирковые кулисы. Кто хоть раз побывал там, никогда не забудет специфического вида их, шума, запаха, причудливой смеси суеты и порядка. Дети, широко раскрыв глаза, следовали за добрым дядей в майке и вертели головами, чтобы ничего не пропустить из окружающего.
Как ни тревожно было на душе у Вовы, он не мог не глазеть на все чудеса. И уже почти забыл, зачем его привели сюда. Но вот толстый дядя в майке сказал громким голосом, постучавшись в дверь:
—Михаил Николаевич, к вам — гости...
И голос, отдаленно похожий на веселый фальцет клоуна Карандаша, ответил из-за двери:
—Милости прошу.
Дверь распахнулась. Перед ними в небольшой комнате, заполненной занятными предметами, относящимися непосредственно к выступлениям знаменитого клоуна, вроде английской булавки величиною в метр или паровоза в полметра, на маленьком диванчике сидел сам Карандаш. Вблизи он выглядел гораздо старше, чем из кресел циркового амфитеатра: на арене он казался прелестным ребенком. А тут стало понятно, что клоун—взрослый человек. Он и двигался, и жестикулировал, и говорил, как все, как взрослые. Вместо высокого фальцета, звучавшего под куполом цирка, спокойный и неторопливый тенор обычного звучания выговаривал обычные слова.
—Здравствуйте, дети, — ласково сказал клоун — Входите... Клякса, это — свои!
Лохматая черная собачка — знаменитая собачка, которую народ знал не меньше, чем ее хозяина, — подошла было к гостям, но, подчиняясь приказанию артиста, вернулась на свое место на коврике у кушетки.
Человек в майке, заявивши «я пойду», исчез. Наступила пауза. И поняв, что никто из пришедших ребят не собирается заговорить первым, Карандаш вымолвил:
—Так что вы мне скажете, друзья?
И он внимательно оглядел ребят. Вова стоял ни жив ни мертв. А неукротимый Игорь заговорил. Он прошептал чуть слышно, правда, но все-таки прошептал же!
.jpg) —Дядя Карандаш, вот этот мальчик у вас был со своим папой?
—Говори громче! — отозвался артист. — Какой мальчик? Где он должен быть?
—У вас. Не должен, а — был уже. Да? — подхватила внезапно шустрая
Вера. — Он — ваш друг, правда?
—Вот этот! Он, он! Вовка наш! — наперебой заговорили теперь все
трое, указывая на Вову.
—Ты у меня был, мальчик? Когда? Все повернулись к Вове. Даже Клякса подняла мохнатую морду и блеснула черными пуговицами глаз, скрытых вихрастой челкой на лбу. Вова судорожными движениями поводил головой. Он обнаружил теперь в глубине комнаты незамеченную доселе тетю, которая также с интересом разглядывала его... По второму разу обведя глазами всех присутствующих, Вова понял, что молчать больше нельзя. Он робко кивнул головой, подтверждая не бывшую в действительности встречу с Карандашом, и хотел произнести твердым голосом «да, был». Но из уст его вырвался жалкий хрип. Нечто вроде «...а...ы...»
—Как ты сказал? — удивленно переспросил клоун.
—Я ооою: а... ы... у а... (Я говорю: да, был у вас.)
—Ну что ты, Вовка, не можешь сказать, как человек! — с досадой воскликнула нетерпеливая Вера. — Дядя Карандаш тебя спрашивает: когда ты у него был!
—Вот видишь, Вова, — подхватил сам артист, — ты такой рассеянный, что даже забываешь: когда и где ты был. У меня ты был с твоим папой третьего дня на утреннем спектакле. Так?
Больше всех поразился этим словам сам Вова. Остальные дети только растерянно переглянулись. Правда, они еще все завертели, как по команде, головами, чтобы смотреть и на Карандаша и на Вову: нельзя же было пропустить ни малейшей подробности. Но Вова — Вова не верил ушам. Не верил глазам — ибо даже выражение лица артиста казалось ему невероятным, сказочным, волшебным... Подумайте, только: Карандаш подтвердил то, чего не было на деле! Он выручил Вову легко и просто одной фразой. Было от чего закачаться на ногах. И Вова наивно, рискуя погубить себя, выдавил такие слова:
—А разве... разве я...
Но, спохватившись, закончил уже более дипломатично:
—Разве я это... третьего дня... с папой-то... а?
—Хо-хо! — сдержанно и не совсем искренне засмеялся артист. — Хороша же у тебя память, Вова! Конечно, то было третьего дня. А ты ведь — мой друг, не так ли? Передай привет своему папе...
Карандаш запнулся, а Вова робко и неуверенно подсказал ему:
— Николаю Владимировичу...
— Вот-вот. Николаю Владимировичу — привет. И маме...
— Нине Петровне! — ликуя, сообщил Вова.
— Правильно. И Нине Петровне — тоже... А еще у вас есть ко мне вопросы, ребята?
— Нет, — разочарованно выдохнула Вера. А Игорь, уныло опустив голову, скомандовал:
—Пошли домой!
Нестройно произнеся «до свидания», дети повернулись к двери. Последним шел Вова.
—Останься, Владимир! — вдруг приказал Карандаш. Именно приказал. Очень строгим был голос артиста.
—А вы идите, дети, идите! — Карандаш говорил доброжелательно, но все так же строго. И ребята не посмели ослушаться...
— Закрой дверь! — артист выглядел теперь суровым. — Так. А сейчас ты мне объяснишь: зачем ты наврал своим товарищам?
— Я... они... я... я больше не буду, дядя Каран... Кара... Ка...
И Вова откровенно заплакал. Вова плакал и ждал прощения, ласкового слова, любого — хотя бы самого скромного — сигнала, свидетельствующего о том, что его вновь хотят приласкать. Но ничего подобного не было. Артист говорил негромко и значительно:
—Зачем ты это сделал? Сегодня ты придумал, что знаком со мной или даже — мой друг, а завтра начнешь врать, будто тебе дали орден... или... да мало ли что можно сочинить, если у человека нет совести? Ты мне скажешь: «Я еще маленький». А честным надо быть даже самому маленькому... Вот теперь ты пойдешь к твоему отцу и расскажешь ему, как наврал друзьям. Слышишь, Вова?
Вова, не подымая опущенной головы, покивал ею. Слезы текли у него по лицу. Он все еще ждал пощады. Но Карандаш продолжал:
—Скажи-ка мне ваш номер телефона — я потом проверю, сообщил ли ты отцу...
Вова молчал.
— Ты слышишь? Какой у вас телефон?
— Пы... да... ем... ять... ри... ри...— проговорил Вова сквозь всхлипывания.
— Не понимаю. Повтори четко!
— Бы два семь пять три три.
— А ты не врешь?
— Чесе пионерское! — Только выдохнув эту клятву, Вова вспомнил, что точно так же он ручался, когда сочинял про свой визит к Карандашу.
И покраснел.
Артист подозрительно посмотрел на мальчика. И Вова поспешно добавил:
— Правда, правда, хоть в книге посмотрите, в телефонной... Наша фамилия — Купцовы...
— Хорошо. Ступай домой и сразу же расскажи отцу...
Обратного пути домой Вова просто не заметил. Не было ни кулис цирка, ни его второго входа, ни парка, ни улиц... Вот так, после последних слов Карандаша мальчик сейчас же предстал перед отцом, который с удивлением всматривался в распухшее от слез лицо сына. Вошла мама. Она испустила легкий крик и принялась расспрашивать Вову: что с ним случилось? Не ушибся ли он? Не обидели ли его? Не потерял ли чего?..
Вова мотал головой, пока она не замолчала. И тогда отец, обняв парня за плечи, стал смотреть ему прямо в глаза. Вова снова заплакал (мать что-то воскликнула за его спиной), потом вытер слезы рукавом и, набравшись духу, выпалил:
—Я сказал ребятам, что мы с тобой были у Карандаша, а ребята не поверили, а я сказал, что были, а они меня повели к Карандашу, а он сказал, что да, были, а потом они ушли, а Карандаш меня заругал и велел
тебе сказать, что я сказал, что мы были, а мы не были...
И мальчик заплакал опять.
— Ничего не понимаю! — заявила мама.
— А я понимаю, — отозвался отец, — другой раз не будешь врать. А сейчас поди умойся, перестань реветь и приходи обедать. Ты слышишь, Владимир?
Вова кивнул головой и, отчаянно шмыгая носом, направился в ванную...
Теперь этому Вове — 25 лет. Но он помнит свой визит к Карандашу. Про Вову — про Владимира Николаевича — говорят, что он очень правдивый человек.
Журнал ”Советский цирк” июль 1962г
|
RSS 
