Два сержанта. Рассказ-быль

В № 9 журнала "Советский цирк" за 1962 год был напечатан очерк В. Киселева «Дагестанский кинжал» о воине-артисте Христофоре Себастьяне.

На фото. X. Себастьян выступает на фронте пе­ред бойцами (1941 г.)

Вскоре после опубли­кования очерка журналисту В. Антипову удалось узнать новые интересные факты из биографии этого советского патриота. О них и рассказывает В. Антипав в   своем  очерке. Цирк сиял огнями. По ярко осве­щенной арене, посыпанной опилками, скакал на арабском иноходце черно­бровый статный джигит в серой бурке. В руках у него блестел карабин. В центре арены возвышался круг с зажженными свечами. Под каждой номер.

— Семнадцатую!.. Двадцать пятую!.. Тридцать   первую!.. — кричали    пехотинцы,   артиллеристы,   танкисты,   за­нявшие все ряды в зале.

Джигит, почти не целясь, выбрасы­вал одной рукой карабин. Трах... Трах... Свечи гасли одна за другой. Когда последняя свеча была сбита метким выстрелом, джигит спрыгнул с коня и раскланялся. Зрители ответили громом аплодис­ментов. На арене появилась худенькая де­вушка в розовом трико, плотно обтягивающем ее грациозного фигурку. Она подбежала к ярко-голубому кругу и, разбросав руки, замерла перед ним, словно вырезанная из нефрита. Джигит сбросил бурку. На тонком кавказском ремне блестели кинжалы. Оркестр заиграл медленный вальс. Джигит выхватил из ножен кинжал и метнул в круг. Лезвие вонзилось очень близко от плеча девушки. Другой, третий, четвертый кинжал... Они сверкали молниями и вонзались в голубой круг за фигуркой девушки.

Внезапно потух свет. Только про­жектор освещал девушку. Оркестр смолк. Тревожная дробь барабана ударила под купол. Оттуда на джи­гита плавно опустился белый шелко­вый зонт, накрыв его с головой, оста­вив свободными только руки. Джигит медленно, словно неуверен­но, вынул из ножен четыре кинжала и, взяв по два в обе руки, метнул в девушку. Ярко вспыхнул свет. Оркестр гря­нул марш. Четыре сверкающих кин­жала, чуть задевая пушистые волосы девушки, дрожали стальным  венком. Раздались аплодисменты. Джигит поднял брошенный ему букет цветов и передал его девушке.

— Себастьян!..    Себастьян!..     Бис, бис!.. Браво! — кричали зрители.

Себастьян натянуто раскланивался. «Не им, а мне бы бросать цветы этим людям в серых солдатских шинелях, с винтовками и автоматами в руках, через полчаса уходящим на передо­вую». Не раздеваясь, Себастьян прошел прямо в кабинет директора цирка.

— Ну, поздравляю, поздравляю! — встретил его директор.
— Я пришел за расчетом! — словно не замечая   торжественного   приема, сухо сказал Себастьян.
— Что ты? После   такого   триум­фа! — развел руками директор. — Ведь ты же затмил сегодня самого Габриэля Сальвини. Своим мастерством ты больше принесешь пользы в тылу.  — Нет. Я сказал, — рубанул ла­донью Себастьян. — Не дадите рас­чет — так уйду на фронт.
— И  я  тоже, — раздался  голос  за его спиной.

Себастьян оглянулся. Рядом стоял Петр Жданов, силовой акробат.

— И ты, Брут, — горестно усмехнул­ся   директор. — Что   я  с   вами   могу поделать?..

...Темной ночью 13 октября 1941 го­да сержант Христофор Себастьян вместе с ротой разведчиков высадился на станции Можайск. Перед ними стояла задача — прорваться к 17-му полку 32-й дивизии и помочь людям выйти из окружения. Напряженно вглядываясь в ненастную мглу, бойцы шли к передовой.

— Горки, — тихо   проговорил   шед­ший   рядом с Себастьяном   сержант Жданов. — Слева Бородинское поле.

«Горки, Бородино, Семеновское, Утицы, — думал Себастьян, шагая по грязной обочине, — с детства знако­мые по книгам названия». А детство кончилось в империалистическую. От голода умерли мать и отец. Апполон Себастьян, цирковой наездник, взял мальчика из аула к себе в цирк. На­чались годы странствий по России. Скоро Христофор стал любимцем всей труппы. Сначала приемный отец учил его вольтижировке, потом Христофор перешел в группу акробатов, а после гражданской войны стал работать с кинжалами. На двадцать метров мет­ко пущенный нож разрубал пополам вареное яйцо.

В гражданскую войну, переходя под видом циркового артиста линию фронта, он не раз приносил командо­ванию Красной Армии ценные сведе­ния о противнике. И вот снова он идет фронтовой дорогой.

— Себастьян и Жданов, к коман­диру! — пронеслось по рядам.

Во главе колонны рядом с команди­ром роты шел длинноногий старшина Денисов. Командир кивнул на него подбежавшим Себастьяну и Жданову.

— Из   17-го   полка.   Проводит   вас к комиссару Мартынову, который сейчас командует полком. Наш отряд бу­дет дожидаться вас у деревни  Рогачево.
— Пошли, ребята, — сказал   Дени­сов.

Себастьян и Жданов последовали за ним. На горизонте небо чуть по­светлело. Они бежали по полю, низко пригибаясь к стерне. Вдруг Денисов, не оборачиваясь, поднял руку и остановился. Все трое замерли. В пятидесяти шагах начина­лась лощина, поросшая мелким кустарником. За ней темнели два огром­ных стога. Около них стояли крытая брезентом машина и две лошади, за­пряженные в полевую кухню. Из тру­бы валил серенький дымок, и горько­вато пахло подгоревшим кофе. Вдруг солома крайнего стога заше­велилась и на землю спрыгнул маль­чонка. Он огляделся по сторонам и осторожно пошел к лошадям.

Разведчики, затаив дыхание, следи­ли из-за кустов, как мальчик быстро распряг коней и, взяв их под уздцы, повел к лощине. В машине послышался кашель, и низенький пузатый немец в белом колпаке спрыгнул из-под брезента на землю. Почесываясь, высморкался и вдруг оцепенел. Словно не веря сво­им глазам, он медленно обошел во­круг кухни и вдруг не своим голосом заорал:  «Пферде,  пферде!».  Разбуженные его криком, из маши­ны  выпрыгнули еще двое фашистов.  Вдруг вдалеке из лощины послы­шалось ржание. Фашисты, как по команде, повернулись в ту сторону и, схватив автоматы, кинулись в лощину. Себастьян вскинул автомат.

— Без шума, — задержал его руку Денисов. — Мы с ними так... — он выразительно рубанул ладонью и, раз­двинув кусты, крадучись, побежал за фашистами по краю оврага.

На повороте, у свисавшего над ло­щиной старого пожелтевшего дуба, Себастьян остановился и заглянул вниз. По высохшему руслу ручья, споты­каясь о камни, бежали гитлеровцы, а впереди, за поворотом лощины, скры­тый кустарником, мальчишка вел лошадей. Он уже закинул ногу на спину од­ного коня, но в это время лошадь, испуганная криком фашиста, шарах­нулась в сторону и, мальчонка, поте­ряв равновесие, упал под ноги пресле­дователей. Внезапная дрожь пробежала по те­лу Себастьяна. Он взглядом смерил высоту обрыва. «Как под куполом цирка — двенадцать метров», — поду­мал он. Два других фашиста хохота­ли, видя, как их товарищи избивают мальчишку. «Главное — точность, — подумал Се­бастьян.— Если спускаться по скло­ну — услышат шорох и подстрелят, как куропатку   Птицей, вот как!»

Он кивнул Жданову и, сжавшись в комок, прыгнул вниз. Ветер засвистел в ушах. У самой земли он вы­прямился и с силой ударил ногами в спину навалившегося на мальчугана фашиста. Удар был точен. Солдат, не ойкнув, растянулся на земле. Дру­гой фашист схватился за автомат, но тяжелый, как молот, кулак Жданова, спрыгнувшего вслед за Христофором, уложил его намертво. Третий ки­нулся бежать, но тут же поднял руки перед грозно направленным на него дулом автомата подоспевшего Дени­сова. Денисов удивленно уставился на мальчика.

— Ваня...  Кузнецов?     Ты    зачем здесь? Что с полком?

Мальчик приподнял голову и, оты­скав глазами лошадей, щипавших покрытую изморозью траву, сказал:

— Я их в полк вел. Сегодня четвер­тые сутки как наши бойцы ничего не ели...
— Жданов, — позвал   Денисов, — пойдешь с мальчиком. Он оглянулся. Сержанта не было.   Себастьян, улыбаясь, кивнул на кусты. Оттуда, пере­пачканный в саже, выходил Жданов.
— Ты где был? — строго посмотрел на него Денисов.
— Немного кухню плечом подтолк­нул. Пусть теперь фрицы на голодный желудок повоюют, — ответил Жданов, протягивая Ивану флягу с кофе.

Денисов внимательно посмотрел на кряжистую фигуру сержанта и удивленно покачал головой. ...Уже более трех часов вели бойцы неравный бой. Знаменосец 17-го пол­ка, спрятав под шинелью знамя, отби­вался от наседавших фашистов корот­кими автоматными очередями. Не­сколько гитлеровцев упало, остальные с звериным криком бросились к нему. Патроны кончились. «Нет, дешево не возьмете, гады», — подумал знамено­сец и выхватил из-за пояса гранату. И вдруг он увидел, что бежавший впереди всех фашист взмахнул рука­ми и плюхнулся ничком, зарывшись лицом в мох. В затылке у него торчал кинжал. Сзади бегущих солдат за­стрекотали автоматы. Фашисты, не добежав до знаменосца, падали.

Знаменосец поднял голову и, пора­женный, застыл. Трое немецких автоматчиков, выбежав из лощины, били по   своим. Вдруг от просеки грянуло громовое «ура» и на поляну со штыками напе­ревес выбежали бойцы отряда Марты­нова. При виде их трое фашистов бросили оружие и подняли руки. Это были Себастьян, Жданов и старшина Денисов. Денисов, вытянувшись, доложил Мартынову о двух разведчиках. Пока следом за ротой автомат­чиков шли, Христофор Себастьян трех фашистов без шума отправил к прабабушкам. Все оглянулись. Жданов выволаки­вал из лощины двух связанных эс­эсовцев.

— Они за ротой в открытой маши­не  ехали.  А Жданов  поднатужился, схватил поваленною сосну да как по ветровому стеклу трахнет! — рассказывал Ванюшка. — Шофер сразу окачурился.   Машина — в   дерево.   Сер­жант из леса — к машине.

Бойцы, слушая рассказ мальчика, смеялись.

— А ну, пойдемте со мной, молод­цы, — позвал   Мартынов   Себастьяна и   Жданова.

Втроем они вышли на опушку.

— Левее этих скирд сегодня ночью мы  решили сделать  прорыв, — пока­зал Мартынов на поле. — Если ваша рота ударит по фашистам и отвлечет их внимание, мы сможем прорваться без потерь и вынести раненых.

Себастьян взглянул на поле. Скир­ды стояли полукругом. «Как на аре­не», — подумал он.

— Где лошади? — быстро обернул­ся он к стоявшему рядом Петру.
— Их повели резать в лощину.

Себастьян, не разбирая дороги, ло­мая кусты, кинулся к лощине. Через несколько минут он вернулся сидя на одном коне и держа под уздцы дру­гого.

— Подержи коня, — соскакивая на землю, кинул он уздечки Жданову. — Товарищ   комиссар, — вытянулся   он перед Мартыновым, — разрешите нам с сержантом Ждановым отвлечь вни­мание противника. Мартынов удивленно вскинул на него брови.

— Десяток    бутылок    с    горючей смесью да по два автомата на бра­та — вот и все.

Вдруг грохот рвущихся снарядов и мин разрезал вечернюю тишину. Стол­бы огня и дыма взметнулись к небу, разбрасывая землю, снося столетние сосны. Противник начал артпод­готовку. Неожиданно все стихло, чей-то гну­савый голос, усиленный динамиком, зашипел: «Рус, ви окружены. Зачем вам помирать? Сдавайтесь!» Снова наступила тишина. Фашисты ждали   ответа. И вдруг на поле вспыхнуло огром­ное пламя. Загорелся стог. За ним другой, третий... А между ними, в отблеске пламени, во весь опор мча­лись два всадника, фашисты открыли по ним беспорядочный огонь. Но раз­ведчики, то прижимаясь к гривам ко­ней, то ускользая от пуль под их грудь, пролетали мимо стогов, швы­ряя в замаскированные танки и не­мецкие машины гранаты и бутылки с  «КС».

В это время полковой комиссар Мартынов повел с развернутым зна­менем остатки 17-го полка в послед­нюю атаку. ...Утром на Бородинском поле у КП 32-й дивизии остановились два всад­ника. У переднего, чернобрового бойца поперек седла лежал связан­ный фашистский майор. Навстречу им вышел командир 32-й дивизии полковник Полосухин. На глазах собравшихся бойцов он расцеловал двух сержантов — Христо­фора Себастьяна и Петра Жданова. Допрос пленного фашиста вели тут же, при всех. Когда допрос кончился, полковник заметил, что Петр Жданов почему-то задумчиво смотрит на Бородинское   поле.

— О чем  задумались, сержант? — повернулся Полосухин к Жданову.

На Тучковский монастырь смот­рю, товарищ полковник. В 1812 году дед отца моего служил в Ревельском полку. Рассказывал, зажали их французы — вот  как  наш   17-й   полк,   ни взад, ни вперед. И патроны все вы­шли. Командир бригады Тучков, сам раненый, на носилках лежал.   Французы торжествовали, предлагали сда­ваться. И вдруг вышла из рощи рота гренадеров, и прадед мой в ней. Осенили себя солдаты по тому обычаю крестным знаменем, штыки наперевес и — на французов.

Враг из ружей и пушек палит. А наши, стиснув зубы, идут и идут. Павшего живой заменяет в строю. Увидел это Тучков и говорит: «Такие солдаты должны побеждать и умирать под знаменем!» Встал с носилок и, взяв в руки знамя Ревельского пол­ка, повел за собой всех оставшихся в   живых   в   атаку. Сам Даву приказал палить в зна­меносца из пушек, но смертельно ра­ненный шрапнелью Тучков не выпу­стил знамени, а, поддерживаемый своими адъютантами, шел вперед. И дрогнули французы, изумленные упорством и смелостью русских, и рас­ступились их ряды...

— Выходит, что через сто тридцать лет советские воины повторили под­виг отважных ревельцев и спасли зна­мя, — задумчиво сказал комдив.

...19 октября 1941 года фашисты, прорвав превосходящими силами на­шу оборону, ворвались в древний Можайск. Но 32-я дивизия по прика­зу командующего 5-й армии генерала Говорова продолжала еще в течение шести дней сражаться в тылу врага. Это дало возможность советскому командованию подтянуть новые силы, произвести переформировку частей и преградить фашистам путь к Москве. 6 декабря началось наступление на­ших войск. 20 января 1942 года был освобожден Можайск. Вечером полковник Полосухин вы­звал к себе сержантов Христофора Себастьяна и Петра Жданова.

— Сегодня ночью вам необходимо пройти в тыл противника и до прихо­да основных сил нашей армии занять оборону вокруг памятников на Бородинском   поле,   не   дать   врагу   взо­рвать   их.

...Уже третий час Христофор Себа­стьян лежит с двумя разведчиками на бугре у деревни Горки. Рядом — огромный гранитный памятник М. И. Кутузову. Все трое напряжен­но вглядываются в крутящуюся за­вируху. Острые, колкие снежинки бьют в глаза, щеки, нос...

— ...И    вот,   чтобы    парализовать русских, коварный Мюорат решил подослать к главнокомандующему  сво­их    лазутчиков-убийц, — вполголоса рассказывал сержантам молодой сту­дент-доброволец. — Кутузов   с   этого холма наблюдал за полем боя, и ша­тер его был здесь разбит. И уже были лазутчики   у  шатра,   но  заметил   их солдат, денщик Кутузова, и вступил с   врагами  в  единоборство, пока  не подоспела охрана фельдмаршала...

— Чу, тихо, кто-то идет! — остановил рассказчика Себастьян, насторо­женно прислушиваясь.

Послышался скрип лыж. Два солда­та волокли на маленьких саночках ящики со взрывчаткой.

— По  санкам! — скомандовал  Се­бастьян.

Оглушительный взрыв потряс окрестности. Огненный столб поднял­ся   в   воздух. Когда совсем рассвело, Себастьян и разведчики увидели, как из одного уцелевшего дома сожженной деревни выбежали фашисты и пошли цепью на заснеженный памятник Кутузову.

— Ну, друзья, будет жарко! — под­няв автомат, проговорил Себастьян.

Фашисты открыли минометный огонь. Разведчиков заслонял пьеде­стал памятника. Когда обстрел стих, фашисты снова пошли в атаку. И сно­ва заговорили ручной пулемет и ав­томаты разведчиков. Бой шел уже два часа. Патроны были   на   исходе.

— Приготовить гранаты, — побе­левшими от холода губами приказал Себастьян.

В воздухе послышался нарастаю­щий рокот моторов.

— Наши!   —   подбрасывая    вверх ушанку, закричал студент. — Смотри, Христофор, парашютисты!  И, словно поперхнувшись,   медленно   повалился на   бок.

В небе один за другим раскрыва­лись белые зонтики парашютов. Вдруг большая тень побежала по заснежен­ному полю. Себастьян взглянул вверх и увидел девушку, спускающуюся на парашюте почти прямо на него. Через плечо у нее висела сумка с красным крестом. Фашисты тоже заметили парашю­тистку. Один солдат, подняв автомат, стал целиться. Себастьян молниеносно расстегнул шинель и отцепил кин­жал — подарок друзей по цирку, с которым он никогда не расставался. Бросок — и сверкающее лезвие вонзилось в грудь врага. И в то же мгно­вение горячая боль обожгла плечо и шею Себастьяна. Перед глазами по­плыли радужные круги... Фашисты били из пулемета, но Себастьяну ка­залось это... тревожной дробью бара­бана перед заключительным трюком. Ему улыбалось лицо девушки, обтя­нутой в розовое трико. И он уже под­нимал свои кинжалы, и откуда-то плавно с самого неба опускался на него белый шелковый зонт...

...Когда Петр Жданов подбежал со своими разведчиками к памятнику Кутузова, Себастьян был уже мертв. Около него сидела медсестра, которой он в последнюю минуту спас жизнь. Жданов осторожно поднял друга на руки и отнес его к подножию па­мятника, где уже выстроилась рота парашютистов-десантников, чтобы от­дать последний долг героям Бородин­ского  поля.

А через несколько дней, спасая в бою командира 32-й дивизии Поло­сухина, погиб и Петр Жданов.

В. АНТИПОВ

Журнал Советский цирк. Февраль 1963 г.

оставить комментарий