Два сержанта. Рассказ-быль
В № 9 журнала "Советский цирк" за 1962 год был напечатан очерк В. Киселева «Дагестанский кинжал» о воине-артисте Христофоре Себастьяне.
На фото. X. Себастьян выступает на фронте перед бойцами (1941 г.)
Вскоре после опубликования очерка журналисту В. Антипову удалось узнать новые интересные факты из биографии этого советского патриота. О них и рассказывает В. Антипав в своем очерке. Цирк сиял огнями. По ярко освещенной арене, посыпанной опилками, скакал на арабском иноходце чернобровый статный джигит в серой бурке. В руках у него блестел карабин. В центре арены возвышался круг с зажженными свечами. Под каждой номер.
— Семнадцатую!.. Двадцать пятую!.. Тридцать первую!.. — кричали пехотинцы, артиллеристы, танкисты, занявшие все ряды в зале.
Джигит, почти не целясь, выбрасывал одной рукой карабин. Трах... Трах... Свечи гасли одна за другой. Когда последняя свеча была сбита метким выстрелом, джигит спрыгнул с коня и раскланялся. Зрители ответили громом аплодисментов. На арене появилась худенькая девушка в розовом трико, плотно обтягивающем ее грациозного фигурку. Она подбежала к ярко-голубому кругу и, разбросав руки, замерла перед ним, словно вырезанная из нефрита. Джигит сбросил бурку. На тонком кавказском ремне блестели кинжалы. Оркестр заиграл медленный вальс. Джигит выхватил из ножен кинжал и метнул в круг. Лезвие вонзилось очень близко от плеча девушки. Другой, третий, четвертый кинжал... Они сверкали молниями и вонзались в голубой круг за фигуркой девушки.
Внезапно потух свет. Только прожектор освещал девушку. Оркестр смолк. Тревожная дробь барабана ударила под купол. Оттуда на джигита плавно опустился белый шелковый зонт, накрыв его с головой, оставив свободными только руки. Джигит медленно, словно неуверенно, вынул из ножен четыре кинжала и, взяв по два в обе руки, метнул в девушку. Ярко вспыхнул свет. Оркестр грянул марш. Четыре сверкающих кинжала, чуть задевая пушистые волосы девушки, дрожали стальным венком. Раздались аплодисменты. Джигит поднял брошенный ему букет цветов и передал его девушке.
— Себастьян!.. Себастьян!.. Бис, бис!.. Браво! — кричали зрители.
Себастьян натянуто раскланивался. «Не им, а мне бы бросать цветы этим людям в серых солдатских шинелях, с винтовками и автоматами в руках, через полчаса уходящим на передовую». Не раздеваясь, Себастьян прошел прямо в кабинет директора цирка.
— Ну, поздравляю, поздравляю! — встретил его директор.
— Я пришел за расчетом! — словно не замечая торжественного приема, сухо сказал Себастьян.
— Что ты? После такого триумфа! — развел руками директор. — Ведь ты же затмил сегодня самого Габриэля Сальвини. Своим мастерством ты больше принесешь пользы в тылу. — Нет. Я сказал, — рубанул ладонью Себастьян. — Не дадите расчет — так уйду на фронт.
— И я тоже, — раздался голос за его спиной.
Себастьян оглянулся. Рядом стоял Петр Жданов, силовой акробат.
— И ты, Брут, — горестно усмехнулся директор. — Что я с вами могу поделать?..
...Темной ночью 13 октября 1941 года сержант Христофор Себастьян вместе с ротой разведчиков высадился на станции Можайск. Перед ними стояла задача — прорваться к 17-му полку 32-й дивизии и помочь людям выйти из окружения. Напряженно вглядываясь в ненастную мглу, бойцы шли к передовой.
— Горки, — тихо проговорил шедший рядом с Себастьяном сержант Жданов. — Слева Бородинское поле.
«Горки, Бородино, Семеновское, Утицы, — думал Себастьян, шагая по грязной обочине, — с детства знакомые по книгам названия». А детство кончилось в империалистическую. От голода умерли мать и отец. Апполон Себастьян, цирковой наездник, взял мальчика из аула к себе в цирк. Начались годы странствий по России. Скоро Христофор стал любимцем всей труппы. Сначала приемный отец учил его вольтижировке, потом Христофор перешел в группу акробатов, а после гражданской войны стал работать с кинжалами. На двадцать метров метко пущенный нож разрубал пополам вареное яйцо.
В гражданскую войну, переходя под видом циркового артиста линию фронта, он не раз приносил командованию Красной Армии ценные сведения о противнике. И вот снова он идет фронтовой дорогой.
— Себастьян и Жданов, к командиру! — пронеслось по рядам.
Во главе колонны рядом с командиром роты шел длинноногий старшина Денисов. Командир кивнул на него подбежавшим Себастьяну и Жданову.
— Из 17-го полка. Проводит вас к комиссару Мартынову, который сейчас командует полком. Наш отряд будет дожидаться вас у деревни Рогачево.
— Пошли, ребята, — сказал Денисов.
Себастьян и Жданов последовали за ним. На горизонте небо чуть посветлело. Они бежали по полю, низко пригибаясь к стерне. Вдруг Денисов, не оборачиваясь, поднял руку и остановился. Все трое замерли. В пятидесяти шагах начиналась лощина, поросшая мелким кустарником. За ней темнели два огромных стога. Около них стояли крытая брезентом машина и две лошади, запряженные в полевую кухню. Из трубы валил серенький дымок, и горьковато пахло подгоревшим кофе. Вдруг солома крайнего стога зашевелилась и на землю спрыгнул мальчонка. Он огляделся по сторонам и осторожно пошел к лошадям.
Разведчики, затаив дыхание, следили из-за кустов, как мальчик быстро распряг коней и, взяв их под уздцы, повел к лощине. В машине послышался кашель, и низенький пузатый немец в белом колпаке спрыгнул из-под брезента на землю. Почесываясь, высморкался и вдруг оцепенел. Словно не веря своим глазам, он медленно обошел вокруг кухни и вдруг не своим голосом заорал: «Пферде, пферде!». Разбуженные его криком, из машины выпрыгнули еще двое фашистов. Вдруг вдалеке из лощины послышалось ржание. Фашисты, как по команде, повернулись в ту сторону и, схватив автоматы, кинулись в лощину. Себастьян вскинул автомат.
— Без шума, — задержал его руку Денисов. — Мы с ними так... — он выразительно рубанул ладонью и, раздвинув кусты, крадучись, побежал за фашистами по краю оврага.
На повороте, у свисавшего над лощиной старого пожелтевшего дуба, Себастьян остановился и заглянул вниз. По высохшему руслу ручья, спотыкаясь о камни, бежали гитлеровцы, а впереди, за поворотом лощины, скрытый кустарником, мальчишка вел лошадей. Он уже закинул ногу на спину одного коня, но в это время лошадь, испуганная криком фашиста, шарахнулась в сторону и, мальчонка, потеряв равновесие, упал под ноги преследователей. Внезапная дрожь пробежала по телу Себастьяна. Он взглядом смерил высоту обрыва. «Как под куполом цирка — двенадцать метров», — подумал он. Два других фашиста хохотали, видя, как их товарищи избивают мальчишку. «Главное — точность, — подумал Себастьян.— Если спускаться по склону — услышат шорох и подстрелят, как куропатку Птицей, вот как!»
Он кивнул Жданову и, сжавшись в комок, прыгнул вниз. Ветер засвистел в ушах. У самой земли он выпрямился и с силой ударил ногами в спину навалившегося на мальчугана фашиста. Удар был точен. Солдат, не ойкнув, растянулся на земле. Другой фашист схватился за автомат, но тяжелый, как молот, кулак Жданова, спрыгнувшего вслед за Христофором, уложил его намертво. Третий кинулся бежать, но тут же поднял руки перед грозно направленным на него дулом автомата подоспевшего Денисова. Денисов удивленно уставился на мальчика.
— Ваня... Кузнецов? Ты зачем здесь? Что с полком?
Мальчик приподнял голову и, отыскав глазами лошадей, щипавших покрытую изморозью траву, сказал:
— Я их в полк вел. Сегодня четвертые сутки как наши бойцы ничего не ели...
— Жданов, — позвал Денисов, — пойдешь с мальчиком. Он оглянулся. Сержанта не было. Себастьян, улыбаясь, кивнул на кусты. Оттуда, перепачканный в саже, выходил Жданов.
— Ты где был? — строго посмотрел на него Денисов.
— Немного кухню плечом подтолкнул. Пусть теперь фрицы на голодный желудок повоюют, — ответил Жданов, протягивая Ивану флягу с кофе.
Денисов внимательно посмотрел на кряжистую фигуру сержанта и удивленно покачал головой. ...Уже более трех часов вели бойцы неравный бой. Знаменосец 17-го полка, спрятав под шинелью знамя, отбивался от наседавших фашистов короткими автоматными очередями. Несколько гитлеровцев упало, остальные с звериным криком бросились к нему. Патроны кончились. «Нет, дешево не возьмете, гады», — подумал знаменосец и выхватил из-за пояса гранату. И вдруг он увидел, что бежавший впереди всех фашист взмахнул руками и плюхнулся ничком, зарывшись лицом в мох. В затылке у него торчал кинжал. Сзади бегущих солдат застрекотали автоматы. Фашисты, не добежав до знаменосца, падали.
Знаменосец поднял голову и, пораженный, застыл. Трое немецких автоматчиков, выбежав из лощины, били по своим. Вдруг от просеки грянуло громовое «ура» и на поляну со штыками наперевес выбежали бойцы отряда Мартынова. При виде их трое фашистов бросили оружие и подняли руки. Это были Себастьян, Жданов и старшина Денисов. Денисов, вытянувшись, доложил Мартынову о двух разведчиках. Пока следом за ротой автоматчиков шли, Христофор Себастьян трех фашистов без шума отправил к прабабушкам. Все оглянулись. Жданов выволакивал из лощины двух связанных эсэсовцев.
— Они за ротой в открытой машине ехали. А Жданов поднатужился, схватил поваленною сосну да как по ветровому стеклу трахнет! — рассказывал Ванюшка. — Шофер сразу окачурился. Машина — в дерево. Сержант из леса — к машине.
Бойцы, слушая рассказ мальчика, смеялись.
— А ну, пойдемте со мной, молодцы, — позвал Мартынов Себастьяна и Жданова.
Втроем они вышли на опушку.
— Левее этих скирд сегодня ночью мы решили сделать прорыв, — показал Мартынов на поле. — Если ваша рота ударит по фашистам и отвлечет их внимание, мы сможем прорваться без потерь и вынести раненых.
Себастьян взглянул на поле. Скирды стояли полукругом. «Как на арене», — подумал он.
— Где лошади? — быстро обернулся он к стоявшему рядом Петру.
— Их повели резать в лощину.
Себастьян, не разбирая дороги, ломая кусты, кинулся к лощине. Через несколько минут он вернулся сидя на одном коне и держа под уздцы другого.
— Подержи коня, — соскакивая на землю, кинул он уздечки Жданову. — Товарищ комиссар, — вытянулся он перед Мартыновым, — разрешите нам с сержантом Ждановым отвлечь внимание противника. Мартынов удивленно вскинул на него брови.
— Десяток бутылок с горючей смесью да по два автомата на брата — вот и все.
Вдруг грохот рвущихся снарядов и мин разрезал вечернюю тишину. Столбы огня и дыма взметнулись к небу, разбрасывая землю, снося столетние сосны. Противник начал артподготовку. Неожиданно все стихло, чей-то гнусавый голос, усиленный динамиком, зашипел: «Рус, ви окружены. Зачем вам помирать? Сдавайтесь!» Снова наступила тишина. Фашисты ждали ответа. И вдруг на поле вспыхнуло огромное пламя. Загорелся стог. За ним другой, третий... А между ними, в отблеске пламени, во весь опор мчались два всадника, фашисты открыли по ним беспорядочный огонь. Но разведчики, то прижимаясь к гривам коней, то ускользая от пуль под их грудь, пролетали мимо стогов, швыряя в замаскированные танки и немецкие машины гранаты и бутылки с «КС».
В это время полковой комиссар Мартынов повел с развернутым знаменем остатки 17-го полка в последнюю атаку. ...Утром на Бородинском поле у КП 32-й дивизии остановились два всадника. У переднего, чернобрового бойца поперек седла лежал связанный фашистский майор. Навстречу им вышел командир 32-й дивизии полковник Полосухин. На глазах собравшихся бойцов он расцеловал двух сержантов — Христофора Себастьяна и Петра Жданова. Допрос пленного фашиста вели тут же, при всех. Когда допрос кончился, полковник заметил, что Петр Жданов почему-то задумчиво смотрит на Бородинское поле.
— О чем задумались, сержант? — повернулся Полосухин к Жданову.
На Тучковский монастырь смотрю, товарищ полковник. В 1812 году дед отца моего служил в Ревельском полку. Рассказывал, зажали их французы — вот как наш 17-й полк, ни взад, ни вперед. И патроны все вышли. Командир бригады Тучков, сам раненый, на носилках лежал. Французы торжествовали, предлагали сдаваться. И вдруг вышла из рощи рота гренадеров, и прадед мой в ней. Осенили себя солдаты по тому обычаю крестным знаменем, штыки наперевес и — на французов.
Враг из ружей и пушек палит. А наши, стиснув зубы, идут и идут. Павшего живой заменяет в строю. Увидел это Тучков и говорит: «Такие солдаты должны побеждать и умирать под знаменем!» Встал с носилок и, взяв в руки знамя Ревельского полка, повел за собой всех оставшихся в живых в атаку. Сам Даву приказал палить в знаменосца из пушек, но смертельно раненный шрапнелью Тучков не выпустил знамени, а, поддерживаемый своими адъютантами, шел вперед. И дрогнули французы, изумленные упорством и смелостью русских, и расступились их ряды...
— Выходит, что через сто тридцать лет советские воины повторили подвиг отважных ревельцев и спасли знамя, — задумчиво сказал комдив.
...19 октября 1941 года фашисты, прорвав превосходящими силами нашу оборону, ворвались в древний Можайск. Но 32-я дивизия по приказу командующего 5-й армии генерала Говорова продолжала еще в течение шести дней сражаться в тылу врага. Это дало возможность советскому командованию подтянуть новые силы, произвести переформировку частей и преградить фашистам путь к Москве. 6 декабря началось наступление наших войск. 20 января 1942 года был освобожден Можайск. Вечером полковник Полосухин вызвал к себе сержантов Христофора Себастьяна и Петра Жданова.
— Сегодня ночью вам необходимо пройти в тыл противника и до прихода основных сил нашей армии занять оборону вокруг памятников на Бородинском поле, не дать врагу взорвать их.
...Уже третий час Христофор Себастьян лежит с двумя разведчиками на бугре у деревни Горки. Рядом — огромный гранитный памятник М. И. Кутузову. Все трое напряженно вглядываются в крутящуюся завируху. Острые, колкие снежинки бьют в глаза, щеки, нос...
— ...И вот, чтобы парализовать русских, коварный Мюорат решил подослать к главнокомандующему своих лазутчиков-убийц, — вполголоса рассказывал сержантам молодой студент-доброволец. — Кутузов с этого холма наблюдал за полем боя, и шатер его был здесь разбит. И уже были лазутчики у шатра, но заметил их солдат, денщик Кутузова, и вступил с врагами в единоборство, пока не подоспела охрана фельдмаршала...
— Чу, тихо, кто-то идет! — остановил рассказчика Себастьян, настороженно прислушиваясь.
Послышался скрип лыж. Два солдата волокли на маленьких саночках ящики со взрывчаткой.
— По санкам! — скомандовал Себастьян.
Оглушительный взрыв потряс окрестности. Огненный столб поднялся в воздух. Когда совсем рассвело, Себастьян и разведчики увидели, как из одного уцелевшего дома сожженной деревни выбежали фашисты и пошли цепью на заснеженный памятник Кутузову.
— Ну, друзья, будет жарко! — подняв автомат, проговорил Себастьян.
Фашисты открыли минометный огонь. Разведчиков заслонял пьедестал памятника. Когда обстрел стих, фашисты снова пошли в атаку. И снова заговорили ручной пулемет и автоматы разведчиков. Бой шел уже два часа. Патроны были на исходе.
— Приготовить гранаты, — побелевшими от холода губами приказал Себастьян.
В воздухе послышался нарастающий рокот моторов.
— Наши! — подбрасывая вверх ушанку, закричал студент. — Смотри, Христофор, парашютисты! И, словно поперхнувшись, медленно повалился на бок.
В небе один за другим раскрывались белые зонтики парашютов. Вдруг большая тень побежала по заснеженному полю. Себастьян взглянул вверх и увидел девушку, спускающуюся на парашюте почти прямо на него. Через плечо у нее висела сумка с красным крестом. Фашисты тоже заметили парашютистку. Один солдат, подняв автомат, стал целиться. Себастьян молниеносно расстегнул шинель и отцепил кинжал — подарок друзей по цирку, с которым он никогда не расставался. Бросок — и сверкающее лезвие вонзилось в грудь врага. И в то же мгновение горячая боль обожгла плечо и шею Себастьяна. Перед глазами поплыли радужные круги... Фашисты били из пулемета, но Себастьяну казалось это... тревожной дробью барабана перед заключительным трюком. Ему улыбалось лицо девушки, обтянутой в розовое трико. И он уже поднимал свои кинжалы, и откуда-то плавно с самого неба опускался на него белый шелковый зонт...
...Когда Петр Жданов подбежал со своими разведчиками к памятнику Кутузова, Себастьян был уже мертв. Около него сидела медсестра, которой он в последнюю минуту спас жизнь. Жданов осторожно поднял друга на руки и отнес его к подножию памятника, где уже выстроилась рота парашютистов-десантников, чтобы отдать последний долг героям Бородинского поля.
А через несколько дней, спасая в бою командира 32-й дивизии Полосухина, погиб и Петр Жданов.
В. АНТИПОВ
Журнал Советский цирк. Февраль 1963 г.
оставить комментарий