Двести граммов плохого характера

B Союзгосцирк пришли два совершенно одинаковых письма, точно списанныx друг c дружки. Но это просто совпадение. Одно пришло из Северодонецка, другое — из Ростова-на-Дону.

Пишут Наташа Асабина и Сальникова Елена. Им по семнадцать лет, скоро кончают десятилетку. Никто в роду в цирке не работал, а они вот мечтают. Очень любят зве­рей. Как стать дрессирoвщиком?

Отвечать на такие письма — мученье. Ведь ни институ­тов, ни факультетов, ни училищ, ни даже краткосрочных курсов нет. Что же посоветовать?

Но тут же возникает вопрос: a откуда же они, дрес­сировщики, берутся?

Чаще всего профессия передается по наследству: раз нет системы Обучения — вся надежда на то, что опытный мастер сам приготовит себе смену, a кого же ему и гото­вить, как не собственное чадо, которое всегда под рукой и c которого можно как угодно строго спрашивать. К тому же, это чадо вырaстает бок o бок c животными и приуча­ется К НИМ с пеленок. Поэтому утомительные вводные за­нятия («вот тут, обратите внимание, y зверя голова, a тут, наоборот, хвост») можно со спокойной душой про­пускать.

C такой передачей профессии мы уже сталкивались: Кантемировы, Дуровы, Тихоновы, Безано, Эдеры. Вот еще несколько примеров, выхваченных наугад: дрессировщица медведей Эльвира Подчерникова — дочь укротителя Эль­ворти; y Виктора Денисова, который, кажется, побил все рекорды, в восемнадцать лет дебютировав со львами, отец тоже был дрессировщиком; Анатолий Корнилов ус­пешно выступает со слонами, продолжая работу отца, да и третьему Корнилову, внуку, тоже, видно, от слонов ни­куда не деться...

Сейчас, к сожалению, об этом не время говорить, но дети, выросшие в цирке, — совершенно особенные дети. Это только на беглый, чужой взгляд они купаются в волнах романтики. А на самом деле тут очень мало завлекатель­ного. Жизнь на колесах — из города в город, из школы в школу. Ни товарищей, ни собственного даже дома: сей­час — в гостинице, завтра — на частной квартире. Когда ваши дети, перецеловавшись c родными, готовятся ко сну, эти крутятся за кулисами: y папы и y мамы — самое вол­нение, самая работа... B общем, каждый такой ребенок имеет очевидные шансы вырaсти шалопаем и бездель­ником.

Но получается наоборот. Цирковые дети отличаются неиссякаемыми запасами трудолюбия. Видимо, это происходит потому, что ЦИРК — такое место, где ничего не дается без очень большого труда, и понимать это каждый ребенок начинает очень рано.

Мы видели и другое: дрессировщиком становится ар­тист, уже имеющий какую-то цирковую профессию.

Вот послушайте про Любовь Кузьминичну Жирнову.

Она выросла в большой циpковой семье. Четыре сест­ры и брат—все на манеже. Сама выступает с восьми лет.

Работала на проволоке, была прыгуном и акробатом, участвовала в пластических номерах.

Еще все шло прекрасно, a уже начали беспокоить мы­сли о возрасте,  чем заниматься, когда нельзя будет выхо­дить на манеж в любимых жанрах? Ведь цирковой артист стареет очень рано, и только От него самого зависит, как спланируется его будущее — продлится ли на многие гoды творческая жизнь или начнется тоскливое пенсионерское прозябание.

Жирнова выбрала: дрессировку голубей. В этом, прежде всего, сказалась ее крепкая цирковая закалка — другая дебютантка поостереглась бы так замахнуться, вы­брала бы что-пи6удь попроще, поосвоенней.

Голубей, тех самых, что так умильно воркуют под вашим окошком, дрессировать труднее, чем тигра. Сам «дедушка» Дуров считал их на редкость трудновоспитуе­мыми. У него самого в знаменитом классическом номере «Сон охотника» голуби только то и пpoделывали, что сле­тались к нему со всех сторон и усаживались на ружье.

Но Жирнова c самого начала решила не использовать голубей в номере, a с ними поставить самостоятельный номер: чтобы они разучили интересные трюки, чтобы осво­или трудные задания. Она представила себе, как это может быть нарядно, как эффектно... Села и сочинила сценарий. Не подержавши в руках ни одного голубя!

Сценарий утвердили. И Жирнова, продолжая работать в акробатическом номере (то есть кaждый день репетируя до упаду и каждый вечер участвуя в представле­нии), принялась его воплощать.

Подготовка заняла три года. Первый год ушел на взаимное знакомство. Артистка покупала птиц, заводила связи среди фанатиков-голубятников, вместе с ними лази­ла по крышам, покупала книги.

Первые впечатления были не из самых утешительных. Кроха — двести граммов вес,— a дикости, упрямства, непокладистости на трех бегемотов хватит. И пугливы они, и недоверчивы, едой их не приманишь, a наказывать... Что там вообще наказывать?

B   книгах содержалось множество ценных сведений: как кормить, купать, лечить, гонять и даже угонять чу­жих птиц в свою стаю. Но o дрессировке — хоть бы сло­вечко.

Потому и понадобился, чтобы осмотреться, целый год. Но он прошел не даром. Выяснилось: от голубей можно добиться практически всего, но только повторять все нуж­но до полной потери сознания. Голубь не дается в руки. Голубь не выносит прикосновений. Голубь улетает, если на него упадет тень. A вы поработайте c ним, как рабо­тали в старину китайские мастера над своими хрупкими, из слоновой кости безделушками...

Второй год — это уже были репетиции. Жирнова вы­ясняла, что из ее фантастических планов можно осуществить, a что нереально даже при ее настойчивости и тер­пении. Но такого было тало.

K    концу третьего года отдельные кусочки стали спле­таться в тугой, единый узор, в гармоническое целое. И, на­конец, пришло время объявлять премьеру...

Однако настоящие трудности тут только и начались.

B    труппе постоянно сотня птиц. Несколько птенчиков, несколько почетных пенсионеров. А со всеми остальными надо репетировать каждый день — c каждым отдельно. На манеже номер продолжается, если голуби послушны, пять-шесть минут. A репетиции занимают весь день, c ут­ра до ночи.

Трудно обучить и слона, и льва, и тигра. Но уж если затрачены на них время И СИЛЬI — на долгие годы артисту обеспечена стопроцентная отдача.

A голуби хрупки, как безделушки, особенно те изне­женные, заласканные декoративные птицы, которых при­ходится выбирать за их красоту. То они болеют, то разби­ваются в полете. Голубки часто не могут снести яичко­м тоже смерть. Или так: целый год занималась Жирнова c одной птицей, a в вечер дебюта голубка перед самым вы ходом попила водички и захлебнулась.

Поэтому непременное условие долговечности номе­ра — непрерывная подготовка дублеров.

Что очень облегчает жизнь дрессировщикам четвероногих — на новичка, как правило, благотворно влияют старшие. Молодой зверь и растерялся бы и испугался. Но его поддерживают и наставляют ветераны.

A голуби подвержены только дурным воздействиям.

Если, например, надо слететься вместе со всеми на широ­кополую шляпу, похожую на мексиканское сомбреро, ученик смотреть не станет, что все остальные уже послу­шались. Он как сидел, таки будет сидеть. Но зато если ему вздумается вспорхнуть и улететь c манежа — за ним последуют все остальные, в том числе и самые прилежные.

Наверное, голубям, при их ничтожных размерах и беззащитности, мир является как скопище опасностей и бедствий. Во всяком случае, ко всему новому они относятся c настороженностью. Даже не звериной, a вообще не­мыслимой и неимоверной.

Приехали в Ленинград. Отрепетировали, подготови­лись. A перед самым представлением цирк принарядился, и барьер скрылся под ярким чехлом — в крупных черных, белых и золотых квадратах.

B положенный момент голубь опустился на барьер, впрягся, как всегда, в колясочку, покатил... И замер на границе одного цветного квадрата c другим. Пришлось его уговаривать, манить. Еще два шага — снова останов­ка. И так — сколько было на пути квадратов. И ведь нель­зя, по цирковым законам, прервать трюк на серединке: извините, мол.

B дни тех же гастролей Жирновой прислали из Моск­вы новый костюм. К платью полагались длинные черные перчатки-митенки. Голуби с самого начала отнеслись к новому туалету c недоверием, a черные руки их доконали — наверное, очень живо вспомнился коршун. И они на руки не пошли. Тоже было пережито несколько «весе­лых» минут.

Какой-то зритель, выскочив из первого ряда, напугал везущего коляску голубя. Голубь скинул c себя постромочки и взлетел. C тех пор, как доезжал до этого места, — каждый раз выпрягался и улетал. Даже на репетициях, перед пустыми креслами.

Все дрессировщики, работающие c хищниками, хоть раз да побывали в их объятиях, o чем свидетельствуют страшноватые шрамы — следы от когтей и зубов. Но это вроде не обидно, зато представьте, каково терпеть боль от голубя, который всем светом почитается за образец кротости и миролюбия! А они и клюются, и царапаются, и норовят ткнуть в глаз клювом — сколько раз Жирновой приходилось, обливаясь кровью, убегать c манежа!

Вот и прикиньте: в каком институте, на каких курсах могут научить всему этому?

Д.Акивис

оставить комментарий