Елизавета Ауэрбах
Я поделилась с мамой, повозмущалась, а потом вдруг села и написала шесть рассказов — о войне, как я ее видела и запомнила. Вдруг эти рассказы напечатал журнал «Театр». Вдруг я стала читать их с эстрады. Именно вдруг — так это и было.
А потом из меня полезли все новые и новые рассказы — как-то совершенно непроизвольно, почти без моего участия. Они обступали меня со всех сторон и требовали записать их, рассказать их: эпизоды детства, мой дом, моя семья, мои соседи... Я сама себе не верила вначале, обегала всех друзей, заставляла их слушать, а потом измучивала, выжимая немедленную и точную реакиию. Они слушали, смеялись, где я хотела, внутренне напрягались, где мне было нужно. Говорили — интересно. И мне салой было интересно, как никогда в жизни.
Но самое интересное я заметила только какое-то время спустя. Друзья — понятно: они знали про меня все, и если я говорила: мой сын — понимали, что это и есть мой Мишка. Но и совершенно чужие люди — зрители, публика — почему-то сразу безошибочно угадывали, что я — это и есть я. Так ко мне подходили после концертов, так расспрашивали. Чем дальше, тем больше меня это удивляло...
А в самом деле — это удивительно. Ведь современная публика приучена к лицедейству в самых изощренных его проявлениях. Когда актер, читающий из «Капитанской дочки», произносит: «Я приближался к месту моего назначения», — все понимают: «я» — не этот пожилой человек в смокинге, а юный Петруша Гринев. Когда конферансье рассказывает: «Еду это я вчера в метро», — шутке смеются, но каждый знает: в метро этот артист вчера, возможно, и не ехал, не исключено, что весь день он из дому не выходил и вообще с этой репризой бессменно выступает третий год. «Я» — первое лицо — скрывает и абсолютный вымысел, и три четверти вымысла, и полуправду, и правду, слегка приукрашенную. Над детьми, которые верят, что бутафорские кинжалы убивают по-настоящему, все дружно смеются...
А ей верят сразу и безоговорочно. Понимают, что актриса говорит свой монолог не в роли, не в образе, не в маске, не от имени, а от своего собственного лица — Ауэрбах Елизаветы Борисовны, такого-то года рождения, проживающей там-то. Почему верят?
Журнал Советский цирк. Май 1968 г.
оставить комментарий
RSS 
