Эстрадная программа «Вечерняя Москва»

Прошедшим летом в столице было немало эстрадных программ, но центральной, как мне кажется, стала «Вечерняя Москва».

И не потому только, что она шла на сцене громадного Зеленого театра Центрального парка культуры и отдыха имени М. Горького. Не потому даже, что в ней принимали участие, как принято говорить, лучшие силы нашей эстрады. А прежде всего потому, что была сделана попытка создать массовый спектакль-зрелище в совершенно новом и, я бы сказал, несколько неожиданном для нашей эстрады ключе. Дело в том, что этот спектакль не только по назва­нию, но и по форме своей и по содержанию связан с попу­лярной среди жителей столицы газетой «Вечерняя Москва». Авторы спектакля (среди них, кстати, есть и журналисты из «Вечерки») решили построить его в форме газетного вы­пуска, с традиционными для этого издания городскими те­мами, рубриками и т. д. Мысль неплохая: популярность га­зеты помогает в чем-то спектаклю, ну а успех спектакля несомненно служит еще большей популярности газеты.

Хочется сразу же отметить, что художественное, образное обращение к газетным темам оказалось в этом спектакле вполне удачным. Назову, например, песенку композитора В. Зельченко на слова Б. Пургалина и И. Рутберга «Б8-88-88», исполненную квартетом «Улыбка». «Б8-88-88» — это номер телефона справочной, где по утрам «Вечерка» при­нимает вопросы москвичей по любым проблемам городской жизни. Признаться, частый неуспех «заказных», написан­ных на заданную тему, песен породил у меня стойкое убеждение, что нельзя создать произведение, единственной целью которого была бы информация, сообщение о том или ином факте. И все же песенка эта получилась легкой, непринуж­денной.

Кстати сказать, лучшую часть программы, за небольшим исключением, составили номера, так или иначе связанные с «Вечеркой», с темой Москвы, с городскими проблемами. Это несомненная заслуга авторов спектакля и режиссера А. Рубба, а также ведущих программу Льва Мирова и Марка Новицкого. Признанные мастера парного конферанса и на сей раз были очень хороши, причем особенно в тех своих номерах, в которых выходили за пределы традиционного для них амплуа. В этих случаях объектом критики в их интермедиях все реже становился персонаж, которого играет Л. Миров, и все чаще — само общественное явление и стоящие за ним люди. Зрители вполне разделяли точку зрения сатириков, когда речь шла о проблемах уличного движения в Москве и о торговле ранними овощами, о непонятном подчас стремлении переименовывать московские переулки и о «чудо-сатире», которая была бы острой и вместе с тем никого не обижала. Достоинства этих остроумных и веселых интермедий становились особенно очевидными, соседствуя в выступлениях Л. Мирова и М. Новицкого с тем, что я никак не поставил бы в заслугу артистам. Многократ­но слышанные с эстрады шутки насчет пристрастия рыболовов к алкоголю, высоких цен на икру и т. д. — все это, не отличаясь сатирической остротой, грешит еще и весьма невзыскательным вкусом.

Впрочем, утверждение, что Л. Миров и М. Новицкий вели программу «Вечерней Москвы», не совсем правильно. Зача­стую вел концерт голос по радио, бесстрастно сообщающий перед началом номера (а то и в середине выступления), кто находится на эстраде, чье сочинение  исполняется и т. д.

Признаться, замена человека, ведущего концерт, радиотехникой мне пришлась не по душе. И не только потому, что мы надолго расставались с Л. Мировым и М. Новицким. Техники, выведенной на сцену, и без того было достаточно в спектакле: автомобили «Волга» и «Москвич», милицейский мотоцикл с коляской, велосипед, светофор и даже подъем­ный кран. Сначала появление автомобиля, проезжающего через весь Зеленый театр, показалось неплохой находкой режиссеров: вспомнились «массовые действа», веселые улич­ные праздники и многое-многое другое. Но когда выехал следующий автомобиль, а за ним милицейский мотоцикл с коляской, на память стали приходить всякие определения, вроде того, что автомобиль и мотоцикл — все-таки тран­спортные средства, а не эстрадно-художественные. Впрочем, может быть, такое количество транспортных единиц введе­но режиссером с тайной целью — лишний раз доказать спра­ведливость слов Л. Мирова о том, что столица должна при­надлежать ее жителям, а не автомашинам и мотоциклам. Действительно, если автотранспорт начал преследовать человека даже на концерте, значит, дело совсем уж плохо!

На концерте в огромной аудитории нелегко обойтись без помощи записанной на пленку музыки. Но зачем же (как это было не раз сделано в «Вечерней Москве») в выступле­ниях одного  исполнителя  сочетать  магнитофонную  запись со звучанием находящегося на сцене оркестра?! У зрителя в таких случаях возникает недоумение: то ли оркестр не успел разучить партитуру, то ли не осилил ее сложностей. Я, признаться, объяснил для себя случившееся и тем и дру­гим. Оркестр под управлением А. Горбатых ни в одном но­мере не порадовал нас исполнением, а многие другие детали спектакля выдавали спешку, в которой он, очевидно, гото­вился к выпуску. И вот результат: по сцене сновали электри­ки, тянущие провода на глазах у публики; перед оркестром вдруг возникал стыдливый занавес — попросту говоря, грязноватая серая тряпка; из репродукторов раздавалась плохо записанная и совсем уж дурно воспроизведенная музыка.

Но все это, в конечном итоге, — лишь обрамление эстрад­ного представления. Успех же «Вечерней Москвы», наряду с текстом и исполнением сатирических реприз, решали от­дельные номера программы. Некоторые из них не были принципиально важны для спектакля. Скажем, нужно иметь в программе балетно-акробатический номер (считается почему-то, что без него кон­церт уж не концерт) — и пригласили участвовать в «Вечер­ней Москве» Э. Евтихову и Н. Фатеева, больших мастеров своего дела. Я же хочу говорить о номерах, которые имели для «Вечерней Москвы» программное значение.

Прежде всего — Ансамбль современного танца (руководи­тель Ю. Взоров), недавно родившийся коллектив. Его работы, идущие в русле поисков современных хореографов, по­строены на темах и ритмах, неразрывно связанных с обра­зом большого города. Особенно хорош номер «Ткачихи»: в нем действительно есть что-то от присущих этой профессии движений. В танце, кроме того, своеобразным контрапунктом к ритмическому рисунку введен цвет: красные и синие перчатки балерин, одетых в серые комбинезоны, подобны рез­ким и внезапным фортиссимо в музыке. В танце «Озорницы» этот же прием повторен и, как всегда бывает при повто­рениях, — в значительной мере ослаблен. Танец пожарных (несмотря на то, что он, казалось бы, теснее других связан с городской тематикой) слабее остальных: в нем суетливость и претенциозность хореографического рисунка отчетливо сказываются на художественном результате. Строгие крити­ки могут упрекнуть ансамбль Ю. Взорова в элементах неко­торой несамостоятельности (достаточно вспомнить танцы, поставленные Джеромом Робинсом в «Вестсайдской истории», и отдельные работы польских хореографов) и в недостаточном разнообразии движений, используемых в сочинении танцев. Однако, памятуя, что первый блин чаще всего бы­вает комом, следует радоваться появлению на наших эстрад­ных подмостках нового интересного и, главное, перспектив­ного коллектива.

Значительное место в концертной программе «Вечерней Москвы» занимали любимцы нашей публики — исполнители эстрадных песен. Их было много, манеры и стиль их испол­нения весьма различны. Различны, впрочем, и опыт арти­стов, и их популярность у зрителей. Наряду с теми, кто хо­рошо известен публике по многочисленным пластинкам, кон­цертам, выступлениям по телевизору, в «Вечерней Москве» принимали участие и менее популярные исполнители. И именно они, на мой взгляд, оказались тем приятным от­крытием, которое всегда хочется сделать в центральной летней программе столицы.

Я имею в виду, прежде всего, Елену Камбурову и Ми­хаила Ножкина. Первая пела в концерте две песни, уже имеющие прочную авторскую интерпретацию, с которой, как известно, всегда трудно соперничать артисту: «Короля» Б. Окуджавы и «Какой большой ветер» Н. Матвеевой. Испол­нение Камбуровой нельзя назвать пением в собственном смысле этого слова: тут велик момент мелодекламации, пе­реживания содержания песни на наших глазах. Но нигде артистка не теряет связи с музыкой, не забывает о своеобра­зии авторского почерка, не превращает песню в повод для эстрадной мелодрамы. Строгость, искренность чувств и пре­дельная самоотдача свойственны исполнительской манере Камбуровой.

Михаил Ножкин в известной мере — противоположность Камбуровой. Он ироничен и мягок, подвижен, ярко одет, подчеркнуто стилизован в духе дореволюционных куплетис­тов. Канотье, клетчатые брюки, полосатый жилет, белая шелковая рубаха с большим бантом, даже извозчичья про­летка, на которой он выезжает на сцену — все это становит­ся прологом к его куплетам, сопровождаемым рефреном: «Имей в виду, в 13-м году». Ножкин поет свои куплеты (в буквальном смысле свои, ибо он — их автор, и этим дей­ствительно продолжает традиции эстрадных куплетистов ста­рой школы) в чуть меланхолической, внешне бесстрастной манере.

Эстрадны в хорошем смысле этого слова «Четыре Ю» (Ю. Диктович, Ю. Бронштейн, Ю. Маковеенко, Ю. Динабург) — квартет, достаточно известный нашему зрителю, коллектив, постоянно ищущий, растущий. «Телевидение» В. и А. Днепровых, показанное в спектакле, — это уже свое­го рода классика в репертуаре квартета (подобно их широко Известному номеру «Шур-шур»): здесь они демонстрируют свои разнообразные способности в пении, пантомиме, паро­диях и даже... в хореографии. Смотреть «Юр» всегда не толь­ко весело, но и интересно: их номера, изобретательно по­ставленные В. Сичкиным, свидетельствуют о богатстве мыс­лей и чувств, которые могут быть воссозданы на эстраде помимо слов, за их, так сказать, пределами.

Мой упрек трем именитым исполнителям песен, участво­вавшим в «Вечерней Москве», — Гелене Великановой, Иоси­фу Кобзону и Ивану Суржикову — сводится в конечном итоге к тому, что всем им не удалось на сей раз выйти за пределы узкого, словесного содержания песен, наполнить их индивидуальным пониманием музыкального произведения, не удалось, одним словом, стать глубокими и серьезными интерпретаторами. Может быть, потому и Великанова, и Кобзон, и Суржиков, спевшие много песен (их выступления были столь объемны, что на какое-то время спектакль оста­навливал свое движение, превращаясь в своего рода концер­ты внутри концерта), не смогли тем не менее обнаружить, что же является для них самым важным в этих песнях. Ка­залось, будто каждый из исполнителей соревновался с дру­гими во всеядности. Г. Великанова, например, вслед за дет­ской шуточной песенкой «По грибы», наиболее близкой ее индивидуальности, спела в стиле «жестокого» цыганского романса «Молдаванку» Н. Матвеевой, а затем вдруг две пес­ни, итальянскую и японскую, в ритме твиста. Программа И. Кобзона и того беспорядочней: лирическая песня, затем «Песня американского солдата» А. Петрова, затем народная израильская песня, затем низкопробный итальянский танец «Хали-гали». В выступлении певца чувствовалось стремле­ние во что бы то ни стало «сорвать» аплодисменты: в угоду этому были принесены и хороший вкус, и сдержанная мане­ра исполнения, и даже сами песни. Наиболее яркая из них, песня А. Петрова, имеющая таких интересных интерпрета­торов, как Э. Хиль (причем его исполнение у слушателей на памяти, что требовало от И. Кобзона еще большей ответ­ственности), превращена была певцом в плоский, бездумный плакат, лишенный сколько-нибудь серьезного обществен­ного содержания...

Каков же итог? Подводить его нелегко, коли речь идет о столь разнородном явлении, каким бывает обычно всякий эстрадный спектакль. Рядом с хорошими номерами сосед­ствуют посредственные, вместе с находками нередки ошибки, а подчас и провалы. Критик, выносящий свое суждение об эстрадной композиции, подчиненной одной сквозной мысли, вынужден делать поправку на то, что общий замысел, общая идея на каком-то этапе оказываются отодвинутыми на вто­рой план артистами, их номерами, их привычными амплуа. Так случилось и на сей раз: если начало программы было четко связано с «Вечеркой», ее жанрами и даже рубриками, то где-то с середины спектакля связь эта стала постепенно ослабевать, рубрики приобрели лишь изобразительно-хо­реографическое значение, и в конечном итоге представление обернулось обычным концертом.

Но, даже несмотря на это, сама попытка выпустить эстрадный номер газеты представляется нам весьма плодо­творной. Она лишний раз напомнила, как много еще не­использованных тем, форм и сюжетных поворотов материа­ла имеет многоликое искусство эстрады.

АН. ВАРТАНОВ

Журнал Советский цирк. Ноябрь 1966 г.

оставить комментарий