Философы арены
Это о клоунах. Иной читатель иронически усмехнется — красные носы, несуразные поступки, какие же философы!! Броскость! Да. Эксцентричность! Да! Это подобно плакату — красочно, ярко, но ткнул, желая углубиться, и прорвал. Бывает и так, но подобное совсем не обязательно. Клоунаде в лучших ее образцах присущи глубина, психологическая тонкость, и даже философские обобщения. Такой клоунада должна быть, такой хотят ее видеть зрители. Во всяком случае, думающая часть зрителей.
Во всех видах искусства сейчас проявляется явная тенденция к углубленному проникновению в психологию человека, раскрытию его внутреннего мира, показу закономерностей развития человеческого общества со всеми его противоречиями. А цирк как один из видов искусства остается в стороне! Нет.
Вспомним Енгибарова. Справедливо утверждается, что он обогатил клоунаду, внес в нее много нового. Кого-то привлекает его владение искусством пантомимы. Но главное то, что в своих выступлениях он говорил о своем отношении к миру, раскрывал определенные жизненные закономерности, репризы его часто приобретали философскую глубину. В этом плане для меня показательна небольшая акробатическая реприза. Как бы утомленный самим бытием, Енгибаров ложится на манеж. Силы его иссякли! Нет, он приподнимается на одной руке, удерживая тело в горизонтальном положении, как говорят специалисты, в позе «крокодил».
Он проделывает трюк отрешенно от всего окружающего. Прикладывает руку ко лбу, из-под ладони что-то высматривает. Похоже, не обнаруживает то, что хотел. Неторопливо отводит руку. Зрители в зале понимают, что так удерживаться очень трудно — аплодируют, мол, молодец, хорошо, хватит!
Артист никак не реагирует. Не слышит аплодисментов? Не хочет слышать? Он как бы отгородился от всего невидимой стеной. Когда под аплодисменты он неторопливо уходит, инспектор манежа загораживает ему дорогу, разводит руки в стороны, таким образом призывает ответить на приветствия публики. Енгибаров на секунду замирает, затем отрицательно качает головой.
Я назвал репризу акробатической, но дело, конечно, не в высоких достижениях в акробатике, главное — все происходящее на манеже обретало глубокий смысл. Почему клоун ушел в себя? Сосредоточен на чем-то чрезвычайно важном, и это не позволяет ему отвлекаться на сиюминутное, на суетность славы? Над ним тяготеет груз обид и непонимания, и как результат — разочарование и неверие? Или же не хочет за содеянное благодарностей и вознаграждения? Реприза дает простор для размышлений. Здесь сложные, необычные отношения с окружающим миром. Наверное, сейчас было бы эффектно сказать, мол, так проявлялся конфликт неординарной личности с обстановкой застоя, протест.
Подобная глубина характерна для большинства сценок Енгибарова. У него много последователей, еще больше подражателей, но последних ждет, как правило, неудача. Взять у него какие-то внешние приемы, даже репертуар недостаточно, надо иметь свое отношение к жизни.
Можно вспомнить, что Енгибаров одухотворил так называемую классическую репризу «Бокс». Кстати, много раз критиковали классические репризы за то, что они пошлы, бессодержательны, ничего не дают «ни уму ни сердцу». Но все зависит, кто и как их исполняет. Творческая личность способна обогатить, углубить смысл старой, известной репризы. Это, в частности, проявлялось, когда Карандаш участвовал в известном антре «Вода». В ней клоуны стараются незаметно облить водой респектабельного инспектора манежа во фраке. Ему предлагают держать над головой воронку, в которую якобы собираются забросить мячик, а на деле незаметно вылить туда воду. Осуществлению этого что-то мешает: то инспектор обернется, то несущий воду споткнется, упадет.
Но все не сводилось к комическим ситуациям, когда сценку исполнял Михаил Николаевич Румянцев, он тонко и глубоко раскрывал человеческую психику, все нюансы переживаний своего персонажа. Зрители видели и проявления лукавства, и испуг — а вдруг разоблачат, — и радость от предвкушения удачи, всевозможные попытки скрыть свой коварный замысел: то выражением наигранного расположения к жертве, то демонстрацией полного безразличия к происходящему. Достоверно, тонко раскрывалась суетность стремления достичь отнюдь не благородную цель, что сопровождалось массой неприятностей.
То, что исполнял Карандаш, всегда встречалось с одобрением. А как часто в адрес клоунов раздаются упреки в неудачном, невыразительном репертуаре. А ведь иной раз тема реприз вроде бы не вызывает возражения, к тому же у артиста достаточно навыков, скажем, в акробатике, эквилибре, но то, что он проделывает, не увлекает. Объясняется это тем, что, если в сценках нет глубины, и зрителям не предоставляется простор для размышлений, сразу ощущается приземленность, примитив, нечто вторичное. Примером тому, на мой взгляд, может служить выступление участника последнего конкурса циркового искусства В. Трофимова.
Трофимов не занял призового места. Некоторые сочувствовали ему — ведь так старался. Верно, чувствуется, что артист репетировал, тренировался. У него тщательно выдрессированная собака, он исполняет сложные трюки на свободной проволоке. Беда же в том, что во всем, что показывает артист, нет мысли, нет внутренней логики поступков. Трофимова упрекали в том, что его репертуар не оригинален, многое из исполняемого им уже видели у прославленного Олега Попова. На мой взгляд, объясняется это тем, что артист выходит на манеж не для того, чтобы выразить свое отношение к жизни, а исполнить определенные трюки. И он исполняет трюки на свободной проволоке и каждый раз победоносно вскидывает руку, мол, оцените. В конце громко и торжествующе восклицает, что можно понять — «вот как ловко все проделал — аплодируйте!» Зрители аплодируют — перед ними умелый эквилибрист, но никак не философ арены.
Зрители ждут, порой, может быть, неосознанно, чтобы клоун был не только забавен, а имел свой оригинальный взгляд на происходящее в мире. Сейчас нередко сетуют, что цирк неохотно посещает молодежь, что в зале в основном дети с родителями, с бабушками и дедушками. В этом проявляется убеждение многих, что цирк — искусство примитивное, под стать детскому восприятию,
А вот на представлениях коллектива клоунов-мимов, возглавляемого Вячеславом Полуниным, в зале по преимуществу молодежь, на происходящее на сцене она реагирует активно, с энтузиазмом. Сейчас группа Полунина в системе Союзгосцирка числится в Московской дирекции «Цирк на сцене». Но главное, конечно, не в этом, а в том, что участники группы Полунина взяли немало от клоунады: и внешние атрибуты, костюм, грим, и специфику, — в едином облике исполняют различные сценки, причем предельно эксцентрически. Зрителей же привлекает, что все их сценки будят мысль, порождают богатые ассоциации. Сам В. Полунин как-то сравнил выступления своей группы со слоеным пирогом. Может быть, не самое удачное определение. Речь же о том, что зрители открывают для себя в забавных, смешных сценках все более значительное: вначале определенные черты характеров персонажей, затем жизненные закономерности, наконец, общие законы человеческого бытия — и так подходят к философским обобщениям.
Это характерно для многих сценок группы Полунина. Подробней хочется поговорить об одной из них, может быть, менее известной. Начинается она с того, что добродушные клоуны собираются в дорогу (в руках чемодан). И тут появляется некое энергичное существо, не проявляющее никаких человеческих эмоций. Ничего и никого не замечая, субъект движется по кругу, сметая все на своем пути. Отлетают в сторону клоуны, его пытаются остановить ударом — грохот, но никакого впечатления, замахиваются чемоданом — чемодан разлетается, а страшное движение продолжается. Возникают различные ассоциации. Разве мы не сталкивались с бездушной силой, неспособной на чувства, не воспринимающей никаких доводов, она рушила наши планы, отбрасывала от избранного пути, разрушала созданное. Был ли это слепой случай, сила деспотизма, жесткой закон. Наверное, каждый воспринимает сценку-символ соответственно своему жизненному опыту, наблюдениям, но ясно каждому, что во всем должно быть разумное начало, чувства сострадания и доброты, во всех деяниях должно проявляться внимание к человеку, иначе самое энергичное движение теряет смысл, становится жестоким, калечащим людей.
Широта и глубина мысли делает сценку значительной. Но оказывается, вот эту широту нетрудно разрушить, если не доверять зрителям. Такое происходит. Группа Полунина участвовала в торжественном концерте как раз с той сценкой, о которой шла речь. Но на этот раз некто неудержимый появлялся в пиджаке чиновника, с разбухшим портфелем под мышкой — надо понимать, перед нами — бюрократ. Клоунов он сбивал, но на него находили управу. Выходило двое дюжих молодцов, участники акробатического ансамбля, хватали обладателя портфеля и уносили как безжизненный манекен. Всем понятно — с бюрократией покончено. Все просто и ясно, но потерян глубинный смысл сценки, изображаемое стало как бы плоскостным.
Зрители ждут полного доверия к себе, хотят быть соавторами, хотят раскованности мышления. Особенно сейчас, в наши дни, когда люди получили возможность самостоятельно оценивать события прошлого и настоящего. Очень важно, чтобы раскованность мысли и широта были у клоунов, выходящих на манеж (или на сцену, если это группа «Цирк на сцене»). Разрушить раскованные, доверительные контакты со зрителями Нетрудно, а вот добиться философской глубины репризы совсем не просто.
Продолжая разговор о том, как важны ассоциативность, глубина, обращусь к клоунскому трио, возглавляемому А; Шелковниковым. Он и его партнеры стали лауреатами последнего конкурса циркового искусства. Это закономерно. У каждого из них свой, нестандартный облик, прежде всего в костюме. Они стараются отразить современные тенденции молодежной моды, да и манеру поведения, в ритме их движений улавливаются элементы брейкданса. Репризы у них есть и более удачные и менее. Одну из них, с перевязанными пальцами и забинтованной головой, я видел в исполнении клоунской группы Московской дирекции «Цирк на сцене». Но это отдельная тема.
Подробнее хочется сказать о репризе-пародии на балет «Танец маленьких лебедей». Сверх клоунских нарядов на комиках одеты пышные танцевальные пачки. Два клоуна готовы старательно исполнить танец, а третий медлит, чего-то стесняется, может быть, считает себя не вправе выйти на публику. Затем два партнера исполняют то, что положено, третий чувствует себя не в своей тарелке, все делает невпопад. В конце концов партнеры просто переносят его, удерживая на весу, ноги его оторваны от ковра, а взгляд устремлен куда-то вдаль. Слышны крики журавлей, он вырывается и убегает. Куда? К журавлям? Не хочет исполнять танец маленьких лебедей, а стремится на свободу?
В какой-то момент при исполнении этой репризы вспоминается «Музыкальное трио» группы Полунина. Пожалуй, не потому, что там тоже два персонажа противопоставляются третьему — двое упоенно поют, а третий все не у дел. Нет. Сценки разные. Просто ждешь, что, как у клоунов-мимов, сценка Шелковниковых выведет к широким ассоциациям, как бы пригласит зрителей в соавторы. Но такого не происходит. Впечатление, что возможность возникновения раскованности, многоплановости испугала создателей репризы — они решили поставить все точки над i.
Из прохода, куда скрылся стеснительный неудачник, выпускают живого журавля, который пролетает круг над манежем. У зрителей не должно быть сомнений — неудачник стал журавлем, парит в воздухе. Двое оставшихся клоунов тоже убегают, и тут же на манеж выталкивают двух петухов, которые беспомощно топчутся. Надо понимать — тот, кто ищет успех у публики, не взлетит, а сможет лишь распускать красивый хвост. Появление птиц всем все заботливо растолковывает, не требуется ничего домысливать.
Убежден — долгую жизнь, настоящий успех репризе всегда дает широта постановки проблемы. Это, в частности, подтверждает судьба сценки «Сказка о воинственном короле», созданной Г. Маковским и Г. Ротманом. В ней король-завоеватель уничтожает цветы — символ жизни и красоты, а трудяга садовник снова и снова выращивает их. Король в своем стремлении к мировому господству наводит на садовника черную ракету. Взрыв, грохот, все скрывает мрак. Когда вспыхивает свет, мы видим, что король повержен, а садовник приспособил корпус ракеты и оттуда вырастает чудесный цветок. Основная мысль — мир, жизнь победят смерть. В разное время, у разных зрителей сценка вызывает различные ассоциации. Тут можно усмотреть утверждение, что тот, кто затевает войну и сам погибнет или сила атома может быть заключена в смертоносную ракету, а может служить созиданию и красоте. Что люди труда, которым нужен мир, сильнее агрессора. Создана реприза много лет назад, но и сегодня она актуальна. Ушел из жизни Маковский, Ротман исполняет ее с другими партнерами.
Думается — войдет в цирковую классику по своему философскому обобщению реприза Олега Попова с солнечным лучиком. Конечно, все ее помнят. Клоун греется под солнечным лучом, ловит его, ласкает. В конце концов забирает к себе в сумку и в наступивших сумерках идет к выходу. Но вдруг останавливается, оборачивается к залу и как бы выплескивает солнечный луч. Все вокруг озаряется светом. Сценка символична. Тут не надо искать конкретной, бытовой ситуации. Речь о том, что ни у кого нет права лишать людей радости тепла и света. Можно увидеть здесь борьбу двух начал. Одна — все только для себя, другая — все людям, человечеству. А разве здесь не утверждается и такая мысль, что добро должно взять верх над злом и в каждом отдельном человеке и в мировом масштабе, чтобы пепел атомных взрывов не скрыл солнце. Эта широта осмысления и делает репризу немеркнущей.
Можно приводить еще примеры, когда клоуны с манежа говорят об очень важном, конечно, своим языком эксцентрики. Надо ли напоминать, что у искусства свои законы, свои методы познания, отражения жизни. Например, в романах Бальзака нет экономических, статистических выкладок, но Ф. Энгельс утверждал, что из них он почерпнул больше о закономерностях развития французского общества, чем из «книг всех специалистов — историков, экономистов, статистиков этого периода, вместе взятых».
Клоуны ничего не декларируют, однако в своих смешных репризах они способны раскрыть духовную жизнь человека, его взаимоотношения с окружающим миром. Богатые ассоциации, глубина и ведут зрителей к философским обобщениям. Но чтобы было так, клоун должен быть философом не только на манеже, айв жизни, быть . личностью. Тогда в его исполнении и классическая реприза получит новое звучание, приобретет глубину, он никогда не станет жаловаться, что его не обеспечили репертуаром, он всегда будет интересен и детям, и людям, умудренным опытом, и молодежи, остро и непредвзято воспринимающей жизнь. Условие одно — быть не просто умельцем, а философом.
К. ГАНЕШИН
оставить комментарий
RSS 
