Гарольд Пирцхалава

Уверена, многим читателям это имя покажется совсем новым, хотя выступает на концертной эстраде певец не первый год, выступает с самостоятельными сольными программами (в ансамбле с пианистом Олегом Мостоном), и рядом с фамилией Пирцхалава уже имеются на афише «документальные» подтверждения больших творческих успехов — звания заслуженного артиста Аджарской АССР, лауреата Всесоюзного кон­курса вокалистов имени Мусоргского. Солидно!

И все же не приобрел пока Гарольд Пирцхалава по заслугам широкой известности. Почему? Думаю, прежде всего в силу молодости не успел: тридцать лет — для вокалиста возраст совсем не­большой. А еще по причине того, что не сразу избрал он себе артистическую карьеру — сначала техника, наука зани­мала главное место в жизни. Техниче­ский вуз, диплом инженера, короткое время работа в городе Дубне — средото­чии научно-технической мысли. И хоть были за плечами уже детская музыкаль­ная школа и музыкальное училище по классам гобоя и теоретико-композитор­ских дисциплин — пению, музыке отво­дилось лишь свободное от основных занятий время.

«Только случайные обстоятельства все изменили, — объясняет Гарольд Пирцхалава, — чистейшая случайность». Странное стечение событий: на прогулке в столичном Парке культуры и отдыха имени Горького он стал свидетелем кон­курса-экспромта, в котором каждый же­лающий, естественно, без всякой предва­рительной подготовки и определенной программы, мог потягаться в мастерстве танца, пения, чтецком искусстве, игре на каком-нибудь из инструментов. Ради озорства решил включиться в состяза­ние — спел под собственный аккомпане­мент и, неожиданно для себя, стал победителем. Сторонним наблюдателем за этим забавным соревнованием случайно оказался известный певец Давид Бадридзе, бывший солист Большого театра, а в ту пору (в 1957 году) — преподава­тель института имени Гнесиных. Вот на этом-то, очевидно, заканчиваются всяко­го рода случайности, потому что знаток вокала, воспитатель молодых певцов посчитал себя не вправе оставить без вни­мания редкий талант незнакомого ему юноши. Пирцхалава стал учеником Бадридзе.   Начались   упорные   систематические занятия, сначала (очень недолго) в училище, затем в институте Гнесиных. За четыре года был пройден полный курс высшего музыкального учебного заведения, и вчерашний любитель-певец, приводивший в восторг своих товари­щей, знакомых, друзей, коллег по работе, предстал перед самой широкой аудито­рией.

Случайно, утверждает молодой ар­тист. Так ли? По-моему, случайны лишь детали и частности в творческой био­графии Пирцхалавы. А все остальное — закономерно, вполне закономерно: слиш­ком щедро одарила его природа редким по богатству тембровых красок, по силе, по диапазону голосом, редкой музыкаль­ностью и актерским темпераментом. Та­кое не могло не выплеснуться наружу, и неуемная тяга к искусству непременно должна была взять верх над всеми дру­гими интересами и увлечениями.

А тяга эта огромна, даже не тяга — жадность, алчность (да простятся мне столь нелестные выражения, но применительно к искусству, к творчеству они ни в коей мере не могут оказаться оскор­бительными). Разве не ими вызвано со­вершенно явное стремление певца рас­ширить рамки вокального исполнитель­ства, выйти за пределы какого-то одного жанра певческого искусства — оперного ли, камерного или эстрадного. Гарольд Пирцхалава пробует свои силы в разном репертуаре, в разных творческих стилях и многого достигает.

Если бы потребовалось сейчас точно, придерживаясь установившихся понятий, классифицировать творческий об­лик этого исполнителя, так сказать, на­весить ярлычок «эстрадный певец», «ка­мерный» и т. д., я бы оказалась, очевид­но, в затруднительном положении. Эст­радный? Но причем же тут арии Бориса, или Игоря, или Демона и другие подоб­ные, далекие от представлений о подлин­ной эстраде номера программы? Значит, камерный? Позвольте, а «шлягеры», а модные песенки, а оперетта, а «итальянщина»! Все это может показаться «ко­щунственным» с точки зрения защитни­ков чистоты стиля. И, правду сказать, когда, не слушая еще певца, смотришь на программы его концертов, эдакий червь недоверия закрадывается. Рядом «Не спеши» Бабаджаняна и монолог Бо­риса Годунова, «Не уходи» Модуньо и романс Демона. Целая программа, со­ставленная из арий русских, советских и зарубежных авторов. Эстрадный вечер смешанный. Что и говорить, мысленно очень трудно сочетать в одном артисти­ческом облике исполнителя какой-ни­будь наилегковеснейшей песенки Гранова «Двадцатый век» и вершинного по глубине мысли и художественной силе выражения «Сомнения» Глинки, народ­но-жанровой картинки «Дубинушка» и томной лирики Рознера. Интерпретатор кальмановских опереточных мелодий, той же арии Мистера Икса, и трагиче­ских образов «Трепака», «Полководца» Мусоргского. Как отнестись к подобному? Может быть, здесь не широта диапазо­на,   а   попросту   всеядность?

Однако все эти сомнения исчезают, как только слышишь Гарольда Пирцха-лаву. Да, это действительно певец, которому под силу самые разнообразные, контрастные краски, это вокалист, пре­дельно расширяющий само понятие эст­радного исполнительства. В самом деле, сколько раз мы спорили об эстрад­ной специфике: то за нее выдавался определенный репертуар, то определен­ная певческая манера, а именно — мик­рофонное «шопотком» пение. Спорили о том, нужна или не нужна на эстраде на­стоящая, большая вокальная культура, не помешает ли она сохранить понятие «эстрадности»?

Но вот появился такой певец, у ко­торого все в комплексе — и сила голоса, и гибкость, и выразительность. Должен ли он замыкаться в рамки эстрадного, микрофонного пения, должен ли огра­ничивать свой репертуар? Уверена — нет. Тем более что в каждом из испол­няемых произведений он ищет образное решение в сфере вокальной выразитель­ности (на мой взгляд, неоценимое достоинство!). Вокальными красками рису­ет характер, состояние, настроение свое­го героя. В нем актер и певец живут не­раздельно, и это позволяет мне говорить о Пирцхалаве именно как об эстрадном певце. Характерно: он не избегает мик­рофона, когда такой краски требует об­раз. Но он не боится оторваться от него, отставить его в сторону, ибо динамиче­ский диапазон голоса вполне позволяет добиваться и самых ярких, мощных и самых интимных красок.

И еще одна, очень привлекательная черта в творчестве артиста — свое видение героя, умение найти в каждой песне, в каждом романсе, арии свой исполни­тельский ключ, свою трактовку. Темпе­рамент, волевой напор, многообразие эмоционально-выразительной палитры помогают артисту. Пирцхалава свободно пользуется всем многообразием вокаль­ных приемов, свободно и осмыслен­но—в этом, очевидно, секрет его успеха: в умении логически обосно­вать музыкальный образ, даже в произ­ведениях малозначительных по художе­ственным достоинствам, выявить в них не внешнюю форму, а по возможности существо содержания. Не потому ли даже «шлягеры» превращаются у него в веселые, милые песенки, лишенные вульгарности, развязности, расхлябан­ности (подчас именно они и выдаются за эстрадную «изюминку»), сохраняя свою эстрадную природу.

Я слушала Гарольда Пирцхалаву и думала о том, что все теоретические споры, дискуссии, рассуждения о жанровых рамках и требованиях к вокалистам на эстраде остаются пустыми, беспочвен­ными, если они не адресуются к опре­деленной творческой индивидуальности, к данному исполнителю. Вот Пирцхала­ва: он не похож на других ни по мане­ре, ни по репертуару, ни по тем задачам, которые ставит перед собой. Но это — эстрадный исполнитель. И побольше бы таких — с таким художественным так­том, вкусом и певческими данными!

Сейчас вместе с пианистом Олегом Мостоном (с которым они работают уже два года, и за эти годы уже сложился цельный исполнительский ансамбль с едиными художественными требования­ми) он задумал создать театр одного ак­тера, точнее, театр одного певца, задачи которого — широкая пропаганда вокаль­ного искусства. Замысел интересный. Молодость и талант, будем надеяться, — самые верные помощники в его осуще­ствлении.
 

М. ИГНАТЬЕВА

Журнал Советский цирк. Июнь 1966 г.

оставить комментарий