Героическое на эстраде
Трудно писать про героику на эстраде и в то же время надо. Трудно потому, что хочется избежать общих слов, ненужной риторики, а надо — так как героического на нашей эстраде все еще мало.
Некоторые говорят: «эстрадный концерт — это где человек отдыхает, развлекается». Этакое место, где зрителя забавляют, ублажают, доставляют ему приятные минуты, после чего он, успокоенный, идет домой спать. Мои старшие товарищи по театру, знавшие выдающегося артиста Московского Художественного театра Леонида Мироновича Леонидова, вспоминают, что он, определяя воздействие театра, любил говорить: «Я прихожу в театр для потрясений». Мне думается, что на эстрадное представление или концерт зритель тоже приходит для потрясений. Потрясений веселых, лирических и обязательно гражданских.
Зритель, приходящий на эстрадный концерт, хочет слышать не только «Добрый вечер. Здрасте», не только репризы и фельетоны о разного рода «пятнах» в нашей жизни. Он хочет услышать в хорошем исполнении все самое лучшее, что есть в советской литературе о героических делах и людях нашего времени. Героическое на эстраде всегда волнует его.
Я хорошо помню, как молодежь со слезами на глазах слушала чтецкий дуэт артистов Софьи Фадеевой и Николая Першина, исполнявших «Молодую гвардию» А. Фадеева, как потрясал зал замечательный артист Николай Мордвинов, читавший «Русский характер» А. Толстого, с какой любовью принимались отрывки из «Тихого Дона» М. Шолохова или «Василия Теркина» А. Твардовского в исполнении Дмитрия Орлова.
Я знаю, с какой эмоциональной силой звучит в наши дни в «Театре одного актера» героическая композиция «Сердце с правдой вдвоем», исполняемая Сергеем Балашовым, как волнует героическое в произведениях М. Алигер или Ю. Друниной, А. Вознесенского или Р. Рождественского, когда их читает Валентина Попова.
Некоторые понимают героическое на эстраде так: вышел артист без пиджака и галстука, расставил ноги циркулем, заложил руки в карманы и начал кричать. Вот это, дескать, и есть героика на эстраде.
Нет, не в этом суть исполнения героического. Можно снять пиджак и все же плохо читать. Можно кричать до сипоты, а зритель тебя не услышит, потому что за криком не поймет смысла. Можно раскрашивать отдельные словечки, создавая впечатление выразительности, а в зале через несколько минут начнут зевать, так как за всем этим пропадает сквозное действие.
Что же такое героика на эстраде? Как исполнять то или иное героическое произведение? На мой взгляд, это исполнение должно быть прежде всего человечным. А это значит, оно должно быть искренним, сердечным, простым и в то же время действенным. Оно должно опираться на гнев и любовь. Исполнение может быть доверительным рассказом. И может быть откровенно обостренным, когда артист открыто, в основном через словесное действие, несет в зал идею исполняемого произведения. Но в том и в другом случае, повторяю, надо быть человечным. Необходимо видеть то, о чем говоришь, кому говоришь, и знать, для чего говоришь. Эти «три кита» должны быть у исполнителя всегда. Только в этом случае можно овладеть стилем автора. И тогда Блок не будет похож на Есенина, Пастернак на Асеева, Багрицкий на Ахматову и т. д. А это самое трудное и интересное в искусстве художественного чтения.
В. Маяковский в статье «Как делать стихи» писал, что для начала поэтической работы необходимо «точное знание или, вернее, ощущение желаний вашего класса...». И дальше: «Надо всегда иметь перед глазами аудиторию, к которой этот стих обращен, В особенности важно это сейчас, когда главный способ общения с массой — это эстрада, голос, непосредственная речь. Надо в зависимости от аудитории брать интонацию — убеждающую или просительную, приказывающую или вопрошающую».
Вот таким ощущением желаний советского народа, ощущением сегодняшнего дня и слушателя обладал легендарный артист Владимир Николаевич Яхонтов. В наиболее трудные годы Отечественной войны Яхонтов выпустил программу «Россия грозная». Именно в это время, случайно проходя мимо Октябрьского зала Дома союзов, я попал на его концерт. На эстраду вышел, как мне показалось, несколько усталый Яхонтов и начал читать, вернее, играть композицию «Россия грозная».
Шли сцены из «Войны и мира» Толстого. Звучали грустные и лихие солдатские песни, исполняемые вокальным квартетом. Летели в зал стихи Лермонтова... И вдруг я поразительно ясно понял: артист каждым словом говорит о нас, о наших днях. О наших неудачах и победах. Поэтому и «Бородино» Лермонтова звучало не так, как бытовой диалог, а затем рассказ бывалого солдата, калякающего про походы. Нет, это был рассказ торжественный, размашистый, высокого строя, с ощущением великих исторических событий под Москвой и Сталинградом. Особенно это чувствовалось в строчках:
«Ребята! не Москва ль за нами?
Умремте ж под Москвой,
Как наши братья умирали!»
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
Мы в Бородинский бой».
Как сейчас слышу крылатый яхонтовский голос:
«И залпы тысячи орудий
Слились в протяжный вой».
«Тысячи орудий» звучало как одно слово. Оно летело и перекатывалось и, казалось, передавало героику и размах нашего современного боя с участием мощных орудий и «катюш». А вот еще пример того, как исполнитель безошибочно точно ощущает время и аудиторию. Это было на Ново-Девичьем кладбище, на открытии памятника-надгробия Маяковскому. Вступление к его поэме «Во весь голос» читал замечательный артист Всеволод Николаевич Аксенов.
«Во весь голос» можно читать, как размышление, как осмысливание прожитого, как предсмертные стихи поэта. Но Аксенов читал их по-другому. Его исполнение было пронизано только одним — торжеством поэзии Маяковского. И поэтому стихи звучали светло, приподнято, звонко, с нарастанием голоса и темперамента. Только так их и можно было читать в этот памятный день, среди синего неба, солнца и зелени.
Говоря об исполнении героического на эстраде, я позволю сослаться и на свой скромный опыт. Разбирая собственные работы, легче сформулировать мысли, которыми мне хотелось бы поделиться с читателями. Мне часто приходится читать в эстрадных концертах отрывки из поэмы Маяковского «Владимир Ильич Ленин». И, несмотря на то, что поэма всем известна (ее проходят в школах), она находит горячий отклик в любой аудитории. В этой поэме много героических мест, да и вся она как героическая симфония.
В. Н. ЯХОНТОВ выступает перед военными моряками
Вот, например, как я читаю ту часть поэмы, где Ленин приезжает в Петроград. Вы помните, что Февральская революция застала Ленина в Швейцарии. Маяковский пишет, что Владимир Ильич горит одним желанием — быть с восставшими рабочими. Он весь нетерпение. Восставшие рабочие, солдаты, матросы тоже ждут приезда своего вождя. Пламя Февральской революции меркнет, заплывает салом. Революции нужна помощь, и она придет только с приездом Ленина. Восставшие ждут Ильича с нетерпением и надеждой. Волнуются. А вдруг не приедет? Задержат? Арестуют? Вот состояние, накал и ритм, с какими я начинаю читать:
«И в город,
уже
заплывающий салом,
вдруг оттуда,
из-за Невы,
с Финляндского вокзала
по Выборгской
загрохотал броневик».
В этих строчках накопленное нетерпение и надежда, выливаются в радостную весть, которую я, исполнитель, хочу сообщить всем: Ленин приехал! Всем существом я стараюсь передать радость волнующей встречи Ильича с народом. Радость, от которой захватывает дух, как при сильных порывах свежего ветра:
«И снова
ветер
свежий, крепкий
валы
революции
поднял в пене.
Литейный
залили
блузы и кепки:
«Ленин с нами!
«Да здравствует Ленин!»
— Товарищи!»...
Здесь пластический намек на Ленина-оратора и пауза. В паузе то, чего нет в тексте, но что очень нужно мне, исполнителю. В эти секунды я как бы вглядываюсь вместе с Лениным в родные, несколько изменившиеся, возбужденные лица товарищей по подполью и незнакомые радостные лица рабочих. Затем я словно смотрю на Ленина как один из стоящих в толпе очевидцев этой встречи. И это последнее дает мне возможность уже с ощущением прошедших лет сказать сегодня:
«И над головами
первых сотен
вперед
ведущую
руку выставил».
И дальше опять строки прямой речи Ленина:
«Мы —
голос
воли низа,
рабочего низа
всего света.
Да здравствует
партия,
строящая коммунизм,
да здравствует
восстание
за власть Советов!»
В этом куске я не играю Ленина и почти играю, так как живу в его задаче. Рассказывая, я показываю, как Владимир Ильич говорил эту вдохновенную речь, и, что самое главное, стараюсь нести ленинское действие словом. А действие это в том, чтобы поднять массу на восстание за власть Советов. Тогда не было теперешних мощных микрофонов и все же, мне думается, слова Ленина были слышны и поняты в любом конце площади. Они достигали сознания и чувства каждого, ибо были предельно целенаправленны, действенны.
Или вот, к примеру, как решается мною глава из поэмы Евтушенко «Братская ГЭС» — «Казнь Стеньки Разина». Я, естественно, веду рассказ к главному событию — к казни Разина. Все персонажи с разными мыслями и в разных ритмах спешат к месту казни. Сам Разин, которого в белой рубахе везут на Красную площадь, тоже готовится к этой казни.
Все действия персонажей, их мысли — это интересно, но это еще не самое значительное: все главное впереди — так строю я движение рассказа. И вот наступает казнь, а перед этим — самое главное для меня: прозрение Разина. Перед смертью, стоя на помосте и вглядываясь в «толпу», Разин увидел «сквозь рыла, ряшки, хари» лица людей. Людей, жаждущих правды и свободы. Людей, которые потом отомстят за его смерть и продолжат его дело. Он прозрел. Это прозрение дало ему покой и непоколебимое ощущение, что он не зря жил и не зря умрет. Вот ради чего исполняется эта глава...
Мне думается, что очень хорошо, если в героическом, исполняемом с эстрады или со сцены, прозвучит юмор. Это заставит слушателей еще острее воспринимать основное, героическое. Смешное в серьезном необходимо и для разрядки. Наверное, не случайно в трагедиях Шекспира есть комедийные персонажи. Помнится, в годы Отечественной войны мне довелось играть в спектакле Центрального театра Красной Армии «Сталинградцы». В нем была сцена, происходящая в развалинах дома, где пятеро наших солдат стоят насмерть. И вот в этой трагической сцене возникал монолог о ложке — «личном оружии» солдата. Какими раскатами смеха и аплодисментами принимал зал каждое слово об основных частях «ложки кашеме-та». И после этого зрители с еще боль- ] шей горечью и болью воспринимали | гибель этих замечательных парней.
Правда, этот смешной монолог не был зубоскальством. Он был вызван тем, что один из солдат, понимая неизбежность гибели, хочет во что бы то ни стало развеселить товарищей, поднять их настроение. В этом была подлинная правда жизни, увиденная драматургом Ю. Чепуриным, участником Сталинградской битвы. На эстраде героика и юмор были у автора и исполнителя фельетонов Николая Павловича Смирнова-Сокольского. У этого артиста серьезное сменялось каскадом метких сатирических зарисовок. Это была разрядка, даже, если хотите, завоевание зала. И после разрядки — открытый, полный гражданского темперамента призыв на большие свершения, взволнованный разговор о романтике наших дней, как это было в одном из фельетонов, который кончался гимном кремлевским звездам.
Исполнению героического на эстраде иногда очень помогает музыка, если только она необходима и органична. Музыка создает нужную атмосферу, настроение. Например, взятие Зимнего из поэмы Маяковского «Хорошо!» исполняется мною в сопровождении музыки из «Героической симфонии» Бетховена. Читая «Гренаду» М. Светлова, я использую «Матросский танец» («Яблочко») из балета Глиэра «Красный мак». Стихи К. Симонова «Хозяйка дома» идут на фоне старинного вальса. Музыкальный фон то исчезает, то появляется вновь, создавая лирическое настроение, которое еще больше подчеркивает мужество и героизм защитников Родины. В финале стихов вальс звучит сильно, жизнеутверждающе:
«Кто лгал, что я на Праздник не пришел?
Мы здесь уже. Когда все будут пьяны,
Бесшумно к вам подсядем мы за стол
И сдвинем за живых бесшумные стаканы».
В заключение хочу сказать: без героического я не мыслю советской эстрады. И думается, что именно в эти дни, когда мы вступаем в юбилейный пятидесятый год существования Советского государства, — именно в эти дни светлая революционная героика особенно нужна и желанна нашим слушателям, всем, кто | любит жизнеутверждающее искусство советской эстрады.
Журнал Советский цирк. Ноябрь 1966 г.
оставить комментарий