Глава одиннадцатая. Из книги Владимира Кулакова "Сердце в опилках"

 – Канатоходцы Дагестана! Руководитель – заслуженный артист республики Ахмед Абакаров! – на финал ещё раз объявил инспектор манежа. Аплодисменты достигли штормового звучания. Артисты пытались уйти, но инспектор возвращал их на манеж к зрителям снова и снова. Наконец он освободил путь, продолжая программу.

  Абакаровы вбежали за кулисы. Аплодисменты ещё звучали им в спину за закрывшимся форгангом. Мокрый, вечно улыбчивый и доброжелательный, Ахмед заботливо накинул на плечи партнёрш махровые халаты. Потом надел свой.

– На сегодня – всё! С выходным!.. – Мальва! – Айшат одевая халат, нахмурила брови. – Мам, ну что?! – пятнадцатилетняя Мальвина капризно "скуксила" личико. – Это что за руки? Спина крючком!..

 Не верилось, что разговаривали мама с дочкой. Было полное ощущение, что они ровесницы. Приходилось долго присматриваться, чтобы заметить разницу в возрасте.

  Женщины канатоходцев Абакаровых отличались редкой природной красотой.  Господь их щедро одарил. Он, как художник и скульптор, над ними славно потрудился. Тонкие черты холёных, редко улыбающихся, загадочных лиц. Горящие, бушующие страстями и едва сдерживаемым темпераментом – ночи-глаза. Точёные фигуры от которых невозможно было оторвать взгляд! Густые волосы цвета воронова крыла спадающие до бёдер.

  Во время сложнейшего трюка, стоя на плечах у Ахмеда, который скользил по острию стального каната на головокружительной высоте, Айшат, своими божественными, "поющими" руками, медленно, словно наслаждаясь, приподнимала волосы вверх и резко отпускала. Ночным блестящим водопадом волосы летели за плечи. Их красота, цвет, обильность, восхищали зрителей не менее, чем трюк, который артисты исполняли. В этом месте номера всегда звучали "А-ах!.." и аплодисменты!..

  Айшат всё ворчала, меняя манежную обувь на закулисную. Она, сдержано негодуя, перечисляла все промахи и ошибки, которые, якобы, совершила Мальвина. Та упорно протестовала, повторяя одну и ту же фразу на разные лады:

– Ну, мам!..

  Градус "разбора полётов" повышался. Это было ежедневно...

– Дамы – заканчивайте! – примирительно было начал тот, кто весь номер носил их на своих плечах. В жизни Ахмед носил обеих "на руках" – они были любимы и избалованы им до предела.

"Дамы", две хрупкие кавказские красотки, тигрицами посмотрели на Ахмеда.

– Да ну вас! –  с улыбкой сказал Абакаров. Неторопливо подпоясал свой халат, сунул ноги в ичигах в специальные деревянные колодки, чтобы не портить манежную обувь, и пошагал в гримёрку...

  ...Полётчики неторопливо спускались по лестничному маршу в сторону манежа. После антракта они начинали второе отделение. Партнёры преговаривались на разные темы. Женька наматывал предохраняющий бинт на запястье и весело трепался.

  Навстречу поднималась отработавшая свой номер Мальвина. У неё с мамой только что состоялся привычный очередной "худсовет". Мальвина, как всегда, только успевала вставить своё: "Ну, мама!"

  Увидев "объект", Женька, театрально прижав руки к сердцу, а потом раскинув их для объятитй, расплылся в улыбке "девять на двеннадцать":

- Ма-альва! –  с мёдовым бархатом в голосе начал он было "гусарить".

 Чёрные глаза канатоходки резанули бритвой:

- Кому Мальва, а кому Мальвина! – толкнув плечом "нахала", прошла мимо Абакарова-младшая, и напоследок добавила: – Ахмедовна!..

  Женька не успел закрыть рот. С его оттопыренной руки свисал так и не замотанный бинт. Заранее заготовленный Женькин вопрос о том, "где, мол, её Пьеро?" глупо повис в воздухе и тут же, рухнув, бесславно разбился о земную твердь мощного хохота партнёров.

– Ну, что, кавалер, получил дагестанский кинжал в ж..! – полётчики "ржали" над Женькой, похлопывая его по плечу. – Сходи  в медпункт, помажь зелёнкой! Ха-ха-ха!..

  Со следующего дня, встречаясь за кулисами или в буфете, Женька подчёркнуто приветствовал Мальвину не иначе как по имени и отчеству. Абакарова-старшая удивлённо вскидывала брови, а дочь, скромно потупив взор, загадочно улыбалась в пол...

  ...Чернявый и кареглазый Сашка Галдин поправлял подпругу на своём жеребце Рубине. Тот специально напрягал брюхо, чтобы сильно не затягивали. Он всегда так делал. Галдин шлёпнул ахалтекинца по животу и тут же подтянул пряжку сбруи до нужного отверстия.

-- Похитри у меня, мешок с сеном! Я с тебя падать не собираюсь! – Галдин изобразил строгость. Мимо, разминая лошадей шагом, неторопливо проехали один за другим вечно серьёзные таджик Шукур и осетин Алан.

-- Сашка, а ты кто по национальности? – хитро прищурил глаз подошедший к Галдину Женька из полёта, по пути тоже разминаясь. Он подпрыгивал, делал круговые движения руками, разминал корпус, плечи, кисти. Полётчик явно имел ввиду наполеоновский, с крутой горбинкой нос Галдина, вынашивая какую-то очередную хохму, чтобы размять и язык.

- Да я уже и не знаю! Полгода у Зарипова был узбеком, теперь вот – осетин.

- Хохол он с Подола! – проезжая мимо на Гранате выдал "тайну" Шамиль.

- Ой, ой, а сам-то! Тоже мне "осетин" из Татарии!..

- Мм-да-а, ребятки, -- протянул белобрысый полётчик, -- Тут, наверное, у вас у всех не обошлось без османского "водолаза"! – Женька намекнул на известное произведение Булгакова и исторические коллизии мироздания.

- Ладно, "космополиты безродные", манэж вас всэх сэйчас прымирит, станэте родствэнниками! – со своим неподражаемым "вкусным" акцентом подвёл итог "национальной" дискуссии Казбек. Он и сам толком бы не ответил на вопрос, сколько горских кровей течёт в его жилах и откуда у него такой странный для осетина акцент.

- Захарыч! А Вы что молчите? – решил всё-таки долить масла в огонь Женька, дабы мажорный "тонус" закулисья не увядал перед работой. – Вам какие национальности больше по душе?

  Захарыч широко улыбнулся. У него было явное желание опростоволосить "провокатора" и даже уже что-то веретелось на языке. Он понимал, что в мире цирка национальный вопрос никогда не стоял – так сложилось исторически. И теперешний разговор – был не более, как весёлый трёп для поднятия настроения. Цирк – всегда был одной семьёй, одной нацией и народностью.

- Я различаю только две национальности: – начал Захарыч. Все напряглись, и даже лошади подняли уши торчком. – Это -- Хороший Человек и Плохой!..

  Молодёжь, с одобряющим: "О-о!" захлопала в ладоши и разошлась по своим местам. "Поточив зубы", каждый продолжил готовиться к своему выходу на манеж. Женька, так и не "попив крови", пока было время, пошёл выискать дальнеший объект для своих шуток.

оставить комментарий