ГУЦЭИ 1969

Как быстро растет наш молодой цирк! Еще совсем недавно на устах у зрителей были имена мастеров, которых они знали и любили много лет и которые были для них образцом в своих жанрах.

Зрителям даже казалось подчас, что большего достигнуть невозможно. Но вот рядом с известными мастерами уверенно встали молодые, принеся в искусство манежа новое, свое, и снова блистательно подтвердилась мысль, которая неизбежно овладевает на представлении публикой: возможности человека поистине беспредельны, а искусство цирка волшебно. И прославленному мастеру приходится теперь делить успех с молодым, имя которого звучит все громче и громче. И уже не на кумира прошлых лет, а именно на него идут в цирк, как идут в театр на любимого актера.

- Но ты еще многое можешь, старый мастер! Тело твое еще ловко и сильно, мастерство твердо. И еще гипнотически действует на публику твое имя. Вот только, пожалуй, исчезла легкость, которая сообщала твоему Номеру ту завидную непринужденность, когда казалось, что ты исполняешь его играючи и что нет предела твоим силам и ловкости. Теперь что-то безвозвратно ушло. И ты это чувствуешь, тревожишься. Ты слишком опытен, чтобы не знать, как чутка и восприимчива публика. Но окончен номер, раздаются аплодисменты, и в их громе растворяется на время твоя тревога. Однако вскоре она возвращается снова, и ты все чаще и чаще задумываешься о том, что пора уходить... Ты все отодвигаешь этот час, говоришь себе: вот еще год, всего один год — и все! Но проходит этот год, и ты находишь новые причины, чтобы остаться. Трудно, очень трудно оставить манеж! Да и кто может назвать срок, когда надо это сделать! Кто его назначил? Кто посмеет сказать «уходи!» тебе, так много сделавшему в искусстве! Это должна сказать тебе собственная совесть мастера-художника, если ты истинный мастер, по-настоящему любящий прежде всего свое искусство, а не только себя в нем.

Однако я понимаю, рассуждать вообще об искусстве, не считаясь с актерской судьбой, было бы лицемерием. Искусство цирка — это совокупность наших имен, наших индивидуальных творческих судеб. Но ведь свой дар, талант надо уважать. И во-время уйти, когда ты еще многое можешь, когда не пошло на убыль твое мастерство, — значит не только послужить на общее благо, на пользу любимому делу, но и сохранить свое собственное имя, уберечь ет’о от неизбежного в дальнейшем сожаления публики. Жалость, она чужда нашему мужественному искусству.

Право же, противоречивые чувства испытываю я сегодня, например, когда смотрю выступления великолепных в прошлом воздушных гимнастов Степана Разумова, Германа Резникова, Петра Щетинина и других. Есть мастерство? Да, конечно, но как все, что они делают сейчас, не похоже на то, чем славны были эти мастера раньше, много лет назад! Пусть не посетуют они на меня, но как же неразумно, как прямо-таки расточительски расходуется ими то, что называется актерским именем и что добыто, завоевано было в мЬменты их наиболее значительных достижений.

Невольно хочется задать вопрос: зачем это вы, дорогие мои коллеги? Во имя чего? Чтобы продлить бесплодные уже, в сущности, годы на манеже? Но не слишком ли это дорогая цена за иллюзорную славу незаменимого артиста?

И еще хочется сказать. Вот вы, Степан Разумов, всегда были полны интересных замыслов и все досадовали, что, будучи заняты своим номером, не могли их осуществить. Порой просто элементарно не хватало времени. Действительно, многое вы сделали, но многое из задуманного выполнить не успели. И будем откровенны — теперь это вам уже и не по силам. Что ж, возраст берет свое. А летать под куполом все-таки должна сама юность, сама молодость! Так неужели вы, как и все мы, человек, влюбленный в цирк, не были бы счастливы, если бы ваши замыслы воплотили в жизнь молодые талантливые ваши ученики? Наверное, и вопроса-то такого задавать не следует!

Я знаю, что уход с манежа страшит многих старых мастеров потому, что они опасаются оказаться навсегда оторванными от любимого дела, которому отдали все и без которого жизни себе не мыслят. Тем более что они полны еще здоровья и творческих замыслов. Но сам я, переживший все эти страхи и также нелегко расставшийся с манежем, хочу сказать им: не бойтесь, вас ждет непочатый край радостной работы. Ваш опыт и ваш талант очень нужны цирку. Уйдя с артистической тропы, вы начинаете новый этап творчества, когда все, чего вы до сих пор достигли, накопили, задумали, можно передать молодым: можно их научить, уберечь от ошибок и с первых же шагов направить по верному пути. И в этом, уверяю вас, не меньше творческого счастья, чем в работе над собственным номером. Разве, скажем, не радуются успеху молодых артисток Авдеевых сердца сестер Кох и Ивана-Папазова, стоящих у истока нового номера? Или разве не переполнена гордостью Виолетта Кисс, когда-ее ученики в ГУЦЭИ благодаря ей обретают черты мастерства?

Скажу о себе. Покинув манеж, я не предполагал, что окажусь так нужен, что так насыщены будут мои дни интересной работой. Кто-то из писателей хорошо сказал, что каждый возраст имеет свои преимущества, свое понимание счастья. Так вот счастье людей нашего возраста, счастье старых мастеров в богатстве жизненного и творческого опыта, в неодолимом желании передать его молодежи. И в возможности это сделать.

О возможностях сохранения и передачи молодежи всего того творческого богатства, которое накопили наши старые мастера, хочется сказать особо, адресуясь уже не к артистам, а к работникам аппарата Управления цирками.

Арену, как правило, покидает еще далеко не старый (это только так говорится — старый мастер), а полный сил, умения и знаний человек. Он привык к труду творческому, к высокой ответственности перед зрителями, перед товарищами по искусству, да и перед самим собой. Каждый день его жизни был как экзамен. И он с честью выдерживал его. А ведь приходилось и очень трудно. Бывало, в каком-нибудь зарубежном городе его встречали враждебно, улюлюкали, свистели, не давали работать. Но, собрав всю свою волю, всегда помня, что он не просто гимнаст или прыгун, а прежде всего советский артист, он, несмотря ни на что, выступал. И его мужество и мастерство побеждали, растапливали любой лед недоверия, предубеждения. И вот теперь оказаться не у дел он просто не может.

Нет, речь идет не просто о трудоустройстве. Перед советскими мастерами арены не стоит проблема необеспеченной старости. Судьба нашего иностранного коллеги Жоржа Розетти, блиставшего в 20-е годы на манежах Европы, а теперь. в Париже всеми забытого, жалкого и одинокого, доживающего свои дни в нищете, — такая судьба у нас никому не грозит. Партия и правительство надежно позаботились об артистах цирка: представители физкультурно-спортивных жанров, проработав лишь 20 лет, могут получить обеспеченный отдых. Нет, повторяю, речь я веду не о материальной стороне дела, а все о том же — о творчестве.


Очень хорошо, что многие артисты нашли себе дело по душе: преподают в Государственном училище циркового и эстрадного искусства или стали режиссерами. Но, к сожалению, встречаются случаи, когда опыт и знания мастера пропадают зря, не находят себе применения. Но что от этого меняется? Ничего! Мне думается, что не только сам артист, покидающий манеж, должен искать приложение своим силам. Но и наш цирковой главк обязан проявлять горячую заинтересованность в его дальнейшей судьбе. И в этом, если угодно, помимо всего прочего, прямой деловой расчет. Количество цирков растет. Скоро число их увеличится вдвое, — значит, естественно должен возрасти и актерский состав. Наличному числу педагогов и режиссеров физически не справиться с такой задачей. Между тем будущих артистов не только нужно научить трюкам, но и воспитать, передать им богатые традиции советского цирка. Кому же, как не старым мастерам, составившим славу нашему искусству, заниматься этим!

Конечно, не каждый мастер — прирожденный педагог, не каждый знает, как на первых порах приняться за дело. Да, откровенно говоря, не у каждого мастера, особенно из числа людей пожилых, достаточна для этого подготовка. К большому успеху некоторые из них пришли благодаря трудолюбию, упорству и природному дару, таланту. Эти качества были и остаются с ними. И вот мне думается еще, что Управление цирков должно пойти навстречу не только тем, кто уже покинул арену, но и тем, кто еще только собирается это сделать. Их следует подготовить к будущей работе. Не знаю, может быть, нужны семинары или какие-то другие формы подготовки. Знаю только, что тщательно подумать над всем этим стоит.

И последнее. Мастер покидает арену. Много лет он радовал зрителей своим искусством. Они его хорошо узнали, полюбили: едва только инспектор манежа объявлял его фамилию — раздавались бурные аплодисменты. И вот пришла пора расставаться с манежем, со зрителями. Собственно, никакого расставания не было. Просто однажды после исполненного номера артист, как обычно, ушел за кулисы и больше не вернулся, он покинул манеж. Но зрители об этом ничего не знали. Так до обидного неприметно завершился большой артистический путь.

Почему же так, уважаемые товарищи из Всесоюзного объединения государственных цирков? Неужели наши прославленные на весь мир мастера не заслужили в конце своего актерского пути хотя бы прощальной гастроли на манеже? Не заслужили того, чтобы их проводили уважительно, с почестями, как это делается повсюду на советских предприятиях и в учреждениях?

А обращаясь к своим коллегам-артистам, покидающим манере, хочу сказать: конечно, это немного грустно. Но суть, повторяю, в том, что путь наш в искусстве далеко еще не окончен. Каждый из нас может с полным основанием сказать: «Творческий путь продолжается. Я нужен, как прежде».

ВИКТОР ЛИСИН, заслуженный артист РСФСР

оставить комментарий