Пусть ответит сам Хазанов

—  Геннадий Викторович, вы начали теaтральный се­зон двумя Спектаклями — «Избранное» и «Масенькие трагедии». У читателей в этой связи ряд вопросов: «Верно ли, что «Избранное» — это новая вывеска некогда запрещенного спектакля «Очевидное — невeроятное» или это нечто иное?» «Как считает сам артист, случился y «Масеньких трагедий» столь привычный для Хазанова оглушительный успех или произошла «осечка»?

—  Для меня принципиален вопрос об «оглушитель­ном успехе». Все дело в том, что оглушительный успех никак нельзя отождествлять c понятием мaссовый успех. Оглушительным он может стать для того или иного зри­теля... Если говорить об оглушительном успехе, связывая его c децибелламм смеха, и это брать за точку отсчета, то я должен разочаровать какую-то часть зрителей. При­нимаясь за «Масенькие трагедии», я прекрасно понимал, что ставлю перед собой другие задачи... Сыграно пока еще немного спектаклей... Кому-то нравится, кому-то нет. Дело вкуса. Во всяком случае, свободных мест в зале я пока не видел... Что касается «Избранного»... Это, конечно же, не «Очевидное — невероятное». Тот спектакль отзву­чал свое и покинул сцену. Не по какому-то запрету, a, точнее сказать, по возрасту. Как 6ы выбыл из ком­сомола... «Избранное» — это спектакль, в котором нет ни одной старой или хотя бы прозвучавшей по теле­видению миниатюры...

— Я видел оба спектакля, и в «Избранном» меня уже немного насторожила некоторая растянутocть, ка­кая-то несвойственная вам прежде многословность. Те­перь, после «Масеньких трагедий», стало понятно, что это был переход к новой стилистике, пo сути, к новому Ха­занову, на которого «пойдем похохочем!» никого теперь звать не надо...

—   Процесс взросления, пересмотр прошлого... Не проклятье того, чем раньше занимался. Мне кажется, что я нашел для себя ту дорогу, которая именно для меня более перспективна. Дальше дело зрителей — про­являть к этому интерес или нет...

— Авторы писем хотят знать ваше мнение о наиболее заметных премьерах нового сезона и вообще года. Что порадовало, удивило, что советуете посмотреть и послу­шать!

— Знаете, тут 6ы я хотел процитировать Александра Сергеевича Пушкина...

—  Одна только просьба, Геннадий Викторович, чита­тели просят избегать уклончивых ответов. Лучше, как сказано в одном из писем, пользоваться aнкетным прие­мом: нет, не был, не состоял, не видел...

—  Должен вам сказать... C определенного времени я перестал высказывать вслух суждения о своих коллегах. Я вам скажу почему, тут особого секрета нет: каждый артист, как мы уже говорили, имеет право на свой путь, и если он выносит что-то на суд зрителей, значит у него существует своя субъективная правда, коллеге вместо того чтобы его критиковать, лучше своим собственным творче­ством доказать свою правоту, свою дорогу... A говорить, что не понравилось у того или иного артиста, — это функ­ция прессы, критики, научных конференций... Каждый че­ловек, сделавший какую-то работу, в конечном результате ждет позитивного отзыва. И если его нет... Ну это все рав­но, что показать гостям своего ребенка: «Ну, как мы вам нравимся?» И в ответ услышать: «Знаете... Как-то не осо­бенно... Немного кривоват... Ноги какие-то короткие... Взгляд мутный... Цвет лица...» Кого это обрадует?.. Но  если серьезно, наиболее значительной мне показалась ра­бота Карцева и Ильченко в спектакле Жванецкого «Пти­чий полет». Я вообще считаю — этот союз актеров и автора сделал в свое время переворот в нашей эстраде и по уровню мышления, и по способу изложения... Скажу так: мне c Карцевым, Ильченко и Жванецким всегда интересно... Не перестану удивляться и буду очень бла­годарен тому, кто мне объяснит, почему до сих пор эти артисты, прожившие такую яркую, смелую и гордую жизнь на эстраде, увенчаны лишь званием лауреатов Всесоюзного конкурса артистов эстрады?

— Геннaдий Викторович, a вы!

— Что — я, если их двое и c таким автором, и все никак не могут попасться на глаза кому надо?..

— Читатели хотят понять, в какой концертной орга­низации вы работаете и по «какому принципу» путеше­ствуете по стране!

—  Вопрос поездок очень серьезный. И надо сказать, что мои творческие интересы остро столкнулись с инте­ресами Москонцерта — организации, которую я пред­ставлял на эстрaде... Для того чтобы была понятна суть конфликта, я могу объяснить... Не знаю, будет ли это интересно вашим читателям?

— Мы отвечаем на письма ваших поклонникoв, а им интересно знать o вас все, включая «любимый цвет галош»...

—  Это приятно... У артистов существует так называе­мая «охранная норма». Это сделано специально, чтобы артист не превращался в копировальную машину своих собственных выступлений, чтобы оставалось время на творчество и поиск. Так вот, «охранная норма» у артиста — 17 выступлений в месяц в сборных концертах. Или 187 — в год. У меня другой случай: я работаю один целый спектакль, каждый из которых приравнивается к трем выступлениям в обычном борном концерте. Делим, стало быть, 187 на 3 и получаем 62 сольных спектакля в год... Это не абстрактная арифметика, вы сейчас пойме­те, что кроется за этими цифрами... По положению, существующему на эстраде, артист — в данном случае артист Хазанов — обязан четверть концертов провести под «флагом» Союзконцерта, то есть выступить в союзных республиках, а еще четверть — отдать концертным площадкам Министерства культуры РСФСР. Таков порядок, не я его придумывал... Что получается? Артист Хазанов должен за год 31 концерт отработать, не принося в кассу родного Москонцерта ни копейки! Но, разумеется, черпая из его недр свою зарплату. Таким образом, только 31 концерт артист Хазанов может за год отрабо­тать на благо своей концертной организации. Ровно по­ловину. Теперь скажите: какой начальник своим работни­ком будет доволен, если тот зарплату получает весь год, a работает у него лишь полгода?

— Вы сейчас говорите только об артисте Хазанове или это положение для всех!

— Положение, в принципе, для всех. Но в филармо­ниях сидят люди, умеющие считать деньги. Они говорят: «Пришлите нам такого-то артиста, а мы за это примем от вас еще кого-нибудь». То есть, они примут других арти­стов, тоже хороших, но пока еще менее популярных, не приносящих своим именем больших сборов, если полу­чат от Москонцерта, говоря на закулисном жаргоне, «обезьяну», то есть гастролера, ожидаемого публикой... Словом, не получая никакой прибыли от половины выступ­лений гастролеров (а вторая половина очень быстро расходится на всякие праздничные концерты в самой Москве), Москонцерт начинает смотреть, например, на ар­тиста Хазанова, нехорошо надувая щеки. Или просить его нарушить закон, забыть про «охранную норму», и вопреки любому творчеству заняться добываниeм денег. A расплачивается за все это артист... Вот вам новая конфликтная ситуация!.. Когда заниматься репертуаром, репетициями, муками творчества, если от тебя требуют непрерывной работы на эстрадном конвейере? Это и есть самый боль­шой конфликт!

—  Геннадий Викторович, я как мог подальше отклады­вал вот эту, самую толстую пачку писем, но, видно, ее время все же настало. Это послания тех, кто еще недавно был в числе ваших самых ярых поклонников, но теперь, после того как вы побывали где-то на юге и выступали перед армейской аудиторией, они вам в сим­патии отказывают. В основном в письмах пересказываются слухи, но и они явна yказывают на симптомы «звездной болезни». Впрочем, категоричных мнений меньше. Боль­шинство хочет услышать, что же произошло c вами в той поездке, и именно от вас. Кстати, география случая — от Уфы до Ташкента, что вообще наводит на мыcль о мифе...

—  Нет, случай действительно был, крайне для меня неприятный. Причем, в Венгрии, в солдатском клубе на­шей южной группы войск. B июле прошлого года со­стоялся мой шефский концерт. Несмотря на предварительную договоренность, что офицеры и их жены (кон­церт был для них) детей дошкольного возраста c собой брать не будут, все пришли с детьми. На улице сорок градусов жары. B клубе, наверное, все пятьдесят. Венти­ляции нет. Дети плачут, им жарко. Политработник тов. Сибилев однако позволил присутствие и грудных детей. Можете представить, что началось во время выступления: дети кричат, бегают, родители их успокаивают, те, кто пришли без детей, шикают на родителей... Я уже не говорю о правиле, запрещающем посещение вечерних концертов детям до 16 лет. Я только говорю о взаимном уважении. Зрителям трудно слушать, мне — исполнять. Если 6ы я привез халтуру — тогда понятно отношение организаторов вечера, нарушивших даже распоряжение командования: не пускать детей в зал... Но я хотел пока­зать спектакли где почти треть монологов готовилась специально для этой Поездки. Теперь я уже думаю: a, может действительно, прав был Сибилев, крикнувший мне на весь зал: «Не обращайте внимания, продол­жайте!» Кинуться бы мне тут вприсядку, показать пару фокусов, чего-нибудь спеть... И я на публику не обращаю внимания, пусть и она не взыщет... Но нет, я прервал спектакль и продолжил его, когда часть самых шумных детей удалилась... Каких только унижений в эти десять минут я не вынес. Даже такое: «Конечно, этот концерт шефский, чего же мы хотим?!» — сказал в микрофон Сибилев. По его мнению, выходило, что за деньги я вынeс 6ы любой разгул в зале. Но и в Москве после третьего звонка на моих спектаклях никто в партере не появляется, даже c билетами на первый ряд. И никто с этим правилом не спорит, как не спорит опоздавший на поезд пассажир c дежурным пo вокзалу... Финал у этой истории такой: командование части вручило мне Почетную грамоту и цвeты. А как только за мной захлопнулась дверь, в Москву было сочинено письмо за подписью подчиненных Сибиле­ва, обвинивших меня во всех смертных грехах. Коман­дование группы войск отнеслось к инциденту очень внимательно и приняло соответствующие меры. Сибилев был наказан.

— Не хотелось бы заканчивать наш разговор на такой не слишком праздничной ноте. Может, вспомните какой-нибудь забавный случай из последних ваших гастрольных поездок...

— Есть один. Тоже, кстати, из области слухов. B соста­ве концертной бригады я участвовал в праздничных вы­ступлениях в Кемерово. По возвращении просмотрел га­зеты, где печатались отчеты о празднике: все фамилии на месте, моей нет. И тут звонок из Кемерово. Слышу ехидный голос из филармонии:

— Bыходит, Геннадий Викторович, вы y нас-то и не были?!
—  Да! — отвечаю вполне серьезно, — мне было не‑когда. Следите за прессой, скоро буду!

У нас ведь, y артистов, как? Забыли вставить фамилии в газетную информацию, значит что-то стряслось. У меня к вам личная просьба: моя фамилия Хазанов...

C артистом по просьбе читателей беседовал Владимир АЛЬБИНИН

Журнал Советская и цирк. Декабрь 1986 г.

оставить комментарий