Хосров Абдулаев
Я показывал друзьям фильмы, которые отснял во время гастролей в Африке.
...По освещенному квадрату стены двигались караваны верблюдов, люди шли толпами и в одиночку, все они стекались в Марракеш на праздник. (Такие многолюдные праздники, наподобие ярмарок, устраиваются в Марокко раз в два года н длятся всего два дня.)
...На маленьком экране гудит шумный базар. Торговцы фруктами, коврами, сафьяном, циновками, горшками, тканями наперебой расхваливают свои товары, факиры заглатывают шпаги и кинжалы. укротитепи змей демонстрируют свое таинственное искусство. Мелькают кадры. Любопытные плотным кольцом обступили знахаря. Тут же рядом публику развлекают акробаты и жонглеры.
— О-о, смотри, Хосров, здесь есть и твои коллеги-жонглеры! — восклицает один из моих приятелей. — Ничего себе «условия труда»!
Все происходящее на экране я видел собственными глазами и сам запечатлел на пленку, но до сих пор не проводил никаких параллелей между собой и этими уличными жонглерами. Ведь мы настолько привыкли к нашим условиям труда, к циркам-дворцам, к благоустроенным гостиницам, к оплачиваемым переездам и оплаченным отпускам, к пенсиям и еще многому, многому другому, что, кажется, и не представляем иных условий жизни. И лишь фраза, случайно брошенная другом, вызвала в памяти далекие ассоциации.
Мне припомнилось детство, маленькая провинциальная Шемаха и тот день, когда у нас появился заезжий факир, показывавший «невероятные чудеса». Помню, как он вызвал на сцену всем в городе известного глухонемого и стал задавать ему вопросы, а тот ... отвечал на них! Глухонемой заговорил! Разве это было не чудо?! (Только много лет спустя узнал я об искусстве веитрологии). Затем «чародей» загипнотизировал петуха, проколол себя кинжалом, проглотил шпагу, а в довершение принялся извлекать из яблок ассигнации. На следующий день не только мы, детвора, но и многие легковерные взрослые изрезали груды яблок в надежде найти там деньги. Такого рода «артисты» посещали наш городок. На меня выступление гастролера произвело такое ошеломляющее впечатление, что я, как только подрос, удрал из дома, мечтая стать артистом. К моему счастью, Азербайджан уже давно стал Советской республикой и я при всем желании не мог превратиться в бродячего актера, так как с беспризорностью в стране было покончено и воспитанию молодежи уделялось большое внимание.
Артисты бакинского цирка посоветовали мне ехать в Москву, в училище циркового искусства, куда я и поступил в 1939 году. Потом меня приняли в номер акробатов Масловых, которые уже тогда были признанными артистами. Я считаю большой удачей, что мне посчастливилось работать с такими выдающимися мастерами и многому у них научиться.
Увлекшись акробатикой, я не помышлял о другом жанре и, видимо, до сих пор оставался бы акробатом, если бы не случай, изменивший через несколько лет мою артистическую судьбу. Как-то мы встретились в одной программе с дрессировщиком собачек и комическим жонглером Карашкевичем, выступавшим под псевдонимом Каро. Я смастерил ему самолетик для «полета» собачек под куполом цирка, а он за это подарил мне трость, сигару и цилиндр — свой прежний реквизит. Я, как уже сказал, не собирался изменять любимому жанру. Однако если у артиста под рукой оказывается реквизит, он не остается к нему равнодушным. Взгляните на манеж в часы репетиций, и вы увидите приблизительно такую картину: где-нибудь в сторонке жонглер увлеченно кидает кольца, рядом на барьере лежат его мячи, палочки, шарики, и акробат, отдыхающий после прыжков, непременно подхватит с барьера палочки или попытается «закрутить» на пальце мяч, а гимнаст обязательно примется «жать» стойки, если заметит свободные икалабашки» (кубики для стоек). Реквизит таинственным образом притягивает артистов. Так и я потянулся однажды к подаренным вещам, стал их подбрасывать, вращать и ловить...
Должен заметить, что в те годы мне не доводилось видеть подобные номера «оригинальных жонглеров». И, возможно, к лучшему. Не имея перед глазами живого образца, я никого не копировал, а заново, в процессе репетиций, переосмысливал трюки и сумел подготовить достаточно самостоятельное выступление. Его успех у публики превзошел мои ожидания, однако «салонный» стиль номера и фрачный костюм связывали меня. Размышления над тем, чем заменить цилиндры, как изменить стиль, как сделать выступление современным, привели к тому, что я подготовил номер со шляпами, привнеся в него элементы эксцентрики. По ходу работы мне часто приходилось обращаться за помощью к известному жонглеру В. Жанто, ставшему к тому времени наставником многих молодых артистов. Разъезжая по городам, я готовил номер, а в Москве показывал его Жанто. И если я зачастую интуитивно. опытным путем отбирал нужные для образа краски, старый педагог всегда умел найти обоснование моим исканиям, проверял, насколько верен выбранный мною путь.
Когда новый номер выпущен, работу над ним нельзя считать законченной. В цирке существует понятие «обкатать» номер, то есть проверить на публике, какие трюки следует оставить, а какие изменить. В процессе такой «обкатки» мне посчастливилось долгое время работать в коллективе под руководством Михаила Николаевича Румянцева — Карандаша. Общеизвестно: выдающийся комик является учителем многих молодых коверных. Однако и артисты других жанров постоянно испытывали на себе влияние художественного вкуса Михаила Николаевича, многим он помог своими советами и замечаниями. Карандаш научил меня экспериментировать. Он рекомендовал переставлять трюки и всегда отмечал наиболее верные находки, то советовал сократить паузы между ними, чтобы добиться предельно напряженного темпа. Помимо своего номера я исполнял з его коллективе роль ведущего программы, а следовательно, участвовал в репризах Карандаша. Уроки, полученные у Михаила Николаевича, всегда помогали мне в дальнейшем при создании нового: будь то целый номер или отдельный трюк.
Советский цирк — искусство созидательное. Мы живем в атмосфере творческого подъема, постоянного стремления к новым открытиям. И для этого нам предоставлены все условия. Бывая в буржуазных странах, невольно отмечаешь, в каких трудных условиях приходится там работать артистам. Некоторые из немногочисленных старых цирковых зданий закрываются, новые почти не строятся, и хорошие исполнители вынуждены зачастую выступать на сценах варьете. А как быть с репетициями, с подготовкой новых номеров? При встречах с зарубежными артистами мы рассказываем им о студиях и удобных постановочных цирках, где артисты готовят новые номера, о государственных мастерских, изготавливающих костюмы и реквизит по эскизам художников. Когда перечисляешь все это. они лишь улыбаются и как-то недоверчиво покачивают головами. А ведь только за 1971 и 1972 годы наши артисты и зрители получили более полутора десятков цирковых стационаров. В ряде цирков союзных и автономных республик организованы студии, куда пришла талантливая молодежь из самодеятельных кружков и народных цирков. Со студийцами занимаются опытные актеры, режиссеры, балетмейстеры, с ними работают художники и композиторы. Выпускников студий — татарский, таджикский, казахский коллективы — уже гостеприимно встречают жители больших и малых городов.
В обстановке всеобщего вдохновения и творческого дерзания невозможно оставаться инертным, хочется что-то придумывать, репетировать, отыскивать новые формы... Выпустив номер со шляпами, я стал мечтать о новой работе. Мне виделось произведение национальное, хотелось использовать родные азербайджанские мотивы.
Я не жонглирую традиционными палочками , кольцами, шариками, мой реквизит — вещи, окружающие нас. Ну а если так. подумалось мне однажды, почему бы не использовать предметы обихода азербайджанских чабанов? И я принялся за работу. Вскоре у меня были готовы папахи, свирель, кувшин, поднос и пастушья палка. Я появлялся на манеже в костюме чабана, играл на свирели, подбрасывал ее, ловил ртом и вновь играл; в воздух взлетали и послушно возвращались ко мне папахи, пастушья палка, поднос и даже стол. Я балансировал и этим столом и огромным кувшином, но все это было пока лишь набором новых предметов и новых трюков, а мне хотелось выстроить произведение, подчиненное единой мысли. После поисков и раздумий я пришел к выводу, что следует идти не от трюка, а от образа. Предположим так: на арене чабан, участвующий в своеобразной игре. И пусть такой игры нет у азербайджанских чабанов, пусть она придумана мной, но я должен показать ее зрителям, показать страстно, увлеченно, как бы соревнуясь с невидимым соперником. Не мне судить, насколько задуманная игра выглядит убедительно, но коллеги говорят, что мне это вроде бы удается.
Начав воспоминания, невольно прослеживаешь свою биографию. Вообще мне кажется, что именно обычная биография советского человека дает наиболее точные представления о реальной действительности нашей жизни. В детстве, когда пределом моей мечты было повторить судьбу странствующего чревовещателя и фокусника, мог ли я предположить, что, став ациркачом», буду удостоен почетного звания заслуженного артиста Азербайджанской республики, буду представлять искусство моего народа в Париже и Брюсселе. Токио и Копенгагене, в далеких Индии и Индонезии и что меня станут волновать серьезные творческие проблемы и задачи. С одной из таких задач я встретился, когда вводил в номер «Жонглеры со шляпами» свою жену Лидию Ионову, занимавшуюся ранее воздушной гимнастикой.
Мы долго бились над тем, как в произведение, задуманное на одного исполнителя, ввести второго партнера, не нарушая при этом органику номера. Нам хотелось приблизить номер к зажигательным танцам моего народа, но костюмы предполагались современные. Мы не имели в виду чередовать танцы с жонглированием (немножко потанцевали, немножко пожонглировали), а стремились эмоционально выразить трюками то, о чем в состоянии поведать танец — о взаимоотношении людей в минуты состязания.
В наших исканиях на помощь пришел один из выдающихся мастеров цирка — народный артист РСФСР Эмиль Федорович Кио. Мы довольно долго разъезжали вместе с Кио, и он всегда внезапно появлялся на наших репетициях, наблюдал за нами, что-то резко отвергал или одобрял, бросая всего одну-две фразы (такова была, кстати, его манера: он никогда не произносил длинных поучительных речей). Когда же мы заговорили с ним о костюмах, то он сказал, что суть не в них, а в умении передать национальный дух народа. Иная актриса, пояснил он, наденет сарафан, однако номер не приобретет необходимого колорита, а вот Вера Сербина может исполнить русский танец на проволоке в самом обычном костюме, и все же будет в ее выступлении и русская широта, и русский задор, и русский размах... Но потом, как бы между прочим, Кио добавлял, чтобы мы не поняли его так, будто он против соответствия костюмов общему замыслу произведения, он лишь против стремления иных артистов «прятаться» за костюмы и реквизит...
Со своим номером мы много разъезжаем по стране, бываем и за рубежом, где порой нас ожидают и трудности и неожиданные радостные встречи. Помню, в небольшом городке Уганды — Джиндже — нам пришлось выступать на... крышах автобусов. Произошло это так. Жители города не имели ни малейшего представления о цирке. Чтобы познакомить их с советским многонациональным искусством, мы решили устроить импровизированную кавалькаду. Музыканты играли бравурные марши, после чего артисты взбирались на автобусы и демонстрировали фрагменты номеров. Мы с Лидией для большей наглядности жонглировали всем, что попадалось под руки: бананами, апельсинами, тыквами.
Переводчик же громко возвещал, что вот это и есть цирк и что гастроли его проходят там-то и в такой-то час. К вечеру зрительный зал был переполнен.
Во время гастролей в Аддис-Абебе наша группа получила приглашение выступить во дворце императора Эфиопии Хайле Селассис I. По прибытии во дворец нас провели в огромный зал и мы дали представление для императора. По окончании спектакля Хайле Селассис I подарил каждому участнику золотую медаль с собственным изображением.
Но самый дорогой для меня подарок я получил в Гвинее. Однажды к нам за кулисы пришел африканец. Он показал маленький значок с изображением Ильича и стал что-то быстро говорить, пытаясь энергичными жестами пояснить свою речь, а потом достал из кармана пакет и бережно развернул бумагу — у него на ладони лежала большая медаль с профилем Ленина. Он протянул медаль нам. Оказалось, что советские люди подарили ему когда-то значок, а он собственноручно отлил по нему большую медаль и теперь дарит се нам. Я привез медаль в Москву и храню се как символ дружбы наших народов.
Недавно на экзамене по истории КПСС мне достался билет — социализм и национальный вопрос. Мне было легко отвечать на него. На собственном примере и на примере моего народа я знаю, как осуществляется ленинская национальная политика в нашем социалистическом государстве. Я объездил весь Советский Союз, все республики, видел, как живет наш народ, и мог с гордостью говорить о своей стране, где все народы, все люди равны, о своей великой Родине, которой я всем обязан.
Вот обо всем этом я и вспомнил, пока мои друзья смотрели на экран. ...Базар в Марракеше уступил место заповеднику возле Найроби, затем на стене вдруг возник грандиозный водопад Виктория, промелькнул дворец императора Эфиопии. А потом побежала дорожка летного поля — мы возвращались на Родину.
ХОСРОВ АБДУЛАЕВ, заслуженный артист Азербайджанской ССР
оставить комментарий