Идейность циркового образа

В солидных эстетических трудах, в академических университетских лекциях при перечислении видов искусства, предшествующем обычно рассуждекиям об их специфике, очень редко упоминается веселое искусство с коротким стреляющим именем «цирк».

Немало ученых склонны отождествлять его лишь с понятием зрелища, да и публика порою смотрит на цирковое представление только как на развлечение, на непременную забаву для детей. Вместе с тем, особенно за последние годы, заметно возрос интерес к цирку как к особому виду искусства. Элементы циркового представления мы все чаще наблюдаем на эстраде, в «серьезном» театре, в кино.

Огромный успех советского цирка на многочисленных аренах мира приковывает внимание не только к техническому мастерству его актеров, но и к тому идейному содержанию, которое приавяко выразить и донести до зрителя вто мастерство. Поэтому разговор о содержательности циркового искусства, его идейно-эстетических возможностях и специфике, начатый в ряде книг, статей, выступлений по этому вопросу, заслуживает продолжения и развития.

Прежде чем ответить на вопрос о том, какова специфика цирка как искусства, нужно снова и снова попытаться определить, что такое искусство и что такое цирк.

Хотя искусством мы часто именуем мастерское, творческое, вдохновенное исполнение любой работы (всякое ремесло, если подходить к нему творчески, может стать искусством, говорил М. Горький), при определении искусства как особого рода человече-
ской деятельности, как одной из форм эстетического познания и изменения жизни, понятие искусства необходимо трактовать более строго и точно, более ограничительно.

Искусство — это прежде всего определенная форма идеологической деятельности, это духовное производство, как называл его Маркс. Искусство всегда выступает как отражение действительности в художественных образах. Однако это отражение в различных видах искусства приобретает различные формы. Оно может быть изображением известных предметов и явлений жизни, как, например, в живописи и скульптуре, но оно же может прямо и непосредственно выражать те или иные переживания, эмоции, мысли человека, его стремления и желания, не изображая при этом чего-либо конкретно-предметного, как, например, в некоторых видах непрограммной музыки или в танце. Художественный образ, несущий в себе определенную идею, заряженный чувством, выражающий представление людей о прекрасном, является основной категорией науки об искусстве и основной клеточкой самого искусства. Художественный образ возникает в творческом замысле художника, но полное свое воплощение получает лишь в определенном материале искусства, каковым может быть не только какой-либо природный предмет (скажем, мрамор для скульптуры), но и сам человек, его тело, голос, движение.

От других сфер человеческой деятельности искусство отличается тем, что его произведения, если они подлинно художественны, всегда несут на себе отпечаток эпохи, в которую они созданы, и класса, идеи которого они выразили, и самого художника — индивидуальной, неповторимой, самобытной, оригинальной личности. Действительность, отражаемая в искусстве, осмысливается, переживается, осваивается художником как человеком, близко к сердцу принимающим все то, о чем он говорит в своем произведении, считающим своим святым долгом лично осмыслить жизнь и рассказать о ней людям своим собственным языком, заразить их своим волнением.

«Это было с бойцами,
или страной,
или в сердце было в моем», —
писал об Октябрьской революции ее поэт Владимир Маяковский.

С такими критериями высокой идейности, художественного совершенства мы должны подходить к подлинному искусству, которое В. И. Ленин отличал от того, что именуется «зрелищем». И это различие высокого искусства от зрелища ни в коем случае не является жанровым различием — нет, это различие качества произведения: и цирк может быть великим искусством и опера иной раз может не подняться: выше «зрелищного уровня».

Относится ли цирк к искусству в том его высоком понимании, о котором мы сейчас говорили? Порою приходится встречаться с утверждением, что собственно художественным является в цирке лишь то, что сближает его с театром, то, что поддается, так
сказать, театрализации — номера разговорного жанра, «вхождение в образ» акробата или жонглера (причем под «вхождением в образ» иной раз понимается именно театрализация выступления), музыкальные номера.

Такое толкование художественной природы циркового искусства представляется нам ограниченным. Во-первых, перечисленные выше жанры не всегда представляют собой подлинное искусство, и как раз их состояние в современном цирке нередко вызывает критические оценки. Так, например, ставшие традиционными прологи «традиционно» стали решаться весьма штампованно, неоригинально, а шаблонность — один из признаков «неискусства». Острое слово, юмор и сатира — слабое место многих цирковых программ сегодняшнего дня. Даже такая получившая единодушное одобрение молодежная программа Московского цирка, как «Беспокойные сердца», обошлась, к сожалению, без больших успехов в области сатиры. Так что только действительно высокое качество «театрализованных» жанров циркового представления поднимает их до уровня искусства.

Дело, однако, не только в качестве, но и в специфических особенностях этих жанров. Не любое слово «прозвучит» с арены цирка, не любая реприза, которая «пройдет» на эстрадных подмостках, окажется к месту на манеже. Цирковой образ связан с известной «необычностью», преувеличением, эксцентриадой. Сохранилось воспоминание М. Горького о посещении им вместе с В. И. Лениным лондонского мюзик-холла. Посмотрев выступления клоунов и эксцентриков, Владимир Ильич, по воспоминанию Горького, «интересно говорил об «эксцентризме» как особой форме театрального искусства. «Тут есть какое-то сатирическое или скептическое отношение к общепринятому, есть стремление вывернуть его наизнанку, немножко исказить, показать алогизм обычного. Замысловато, а — интересно». Нам кажется, что наряду с теми требующими наивысшего напряжения сил и духа номерами, которыми славен цирк, и слово, звучащее с арены, и образ, создаваемый носителями этого слова и выражаемых им мыслей, должны быть тоже эмоционально насыщенными и напряженными. Потому-то и кажется нам банальным пролог, в котором обычным актерским голосом читаются обычные, не насыщенные яркими и сильными образами стихи, нет яркой выдумки, острого и динамичного рисунка всей сцены. Цирк, лишенный слова, «молчащий» цирк, в котором не использована «специфическая форма театрального искусства», во многом теряет в силе идейно-художественного воздействия на публику, в спектакле такого цирка явно чего-то недостает.

Но все это было «во-первых». Теперь — «во-вторых». Театрализованными и музыкальными жанрами, как известно, отнюдь не ограничивается искусство в цирке. Прекрасный знаток и большой любитель цирка А. Луначарский, всегда подчеркивавший демократические, народные истоки циркового искусства, указывал на то, что цирк призван демонстрировать физическую силу, ловкость и красотау человека в сочетании с глубокой идейностью представления. Показать силу и красоту человека — это уже имеет идейное значение, большой гуманистический смысл. Как статуи Древней Греции, раскрывавшие единство духовного и физического развития гармонической личности, до сих пор не утратили своего идейно-воспитательного значения, так и демонстрация в цирковом представлении ловкости, красоты, силы и вообще неисчерпаемых возможностей развития человека всегда будет важна для воспитания современников. Для того чтобы стать художественными, выступления гимнастов, акробатов, жонглеров, канатоходцев, наездников отнюдь не обязательно должны во что бы то ни стало театрализоваться — нет, образ создается часто самим совершенством исполнения номера, точным выражением замысла, безукоризненным владением своим телом, слаженностью и координацией группового выступления. Мы бы здесь позволили себе такое сравнение: как в технической эстетике внешнее украшательство отнюдь не всегда гарантирует художественное совершенство предмета, а соответствие формы и функции как раз является такой гарантией — так и в цирковом номере акробатического, гимнастического, «спортивного» типа не внешний антураж или нарочитое требование театрализации, но подлинная гармония содержания и формы обеспечивает идейно-художественный эффект. Пора понять, что совершенство исполнения номера такого жанра, который возвеличивает красоту, силу, ловкость,
мужество, смелость, уже является проявлением высокой идеи о важном предназначении человека, о возможностях его гармонического развития, идеи не только индивидуального, но и социального оптимизма. Это — романтическая, героическая идея.

И здесь мы подходим к идейному значению циркового представления в целом. Почему в цирке сливаются героическое и комическое, возвышенное и обыденно-бытовое, романтическое и прозаическое? Это не случайно. Клоунада, буффонада, эксцентриада несут в себе могучий запал комического. Комическое — нарушение меры, царство несообразностей, дисгармонии содержания и формы, метод критики отживающего. По контрасту с героическим, возвышенным, романтическим комическое не только выглядит еще комичнее, но и как бы оттеняет чистоту и высоту прекрасного. Подлинным искусством цирк становится лишь при целостности циркового представления, состоящего из разнообразных жанров, перекликающихся и взаимосвязанных друг с другом. Без этой связи программа, даже состоящая из отдельных отличных номеров, «рассыпается», становится «сборной», «концертной», многое теряет как идейно-эстетически воспитательное явление, не поднимается до настоящего искусства.

Важно отметить еще один компонент циркового искусства, как бы. цементирующий весь спектакль и несущий важнейшую идейно-художественную нагрузку. Этот компонент связан с еще недостаточно исследованным эстетическим понятием (или,
если хотите, эстетической категорией) «веселого». Мы говорили о смехе критическом, о смехе, поражающем плохое, нелепое, дисгармоничное. Но ведь есть смех и утверждающий, смех радостный, веселый, помогающий преодолевать трудности. «Это — хорошо, что вы можете относиться к неудачам юмористически, — говорил Ленин Горькому.  — Юмор — прекрасное, здоровое качество». Рассказывая о том, как Ленин любил смешное, Горький связывал эту любовь с воинствующим оптимизмом, как чертой мироощущения Ильича. Некоторым номерам цирка, по нашим наблюдениям, порою не хватает веселья, кое-что не в меру «осерьезнено», «осолидне-но» — так и хочется больше шутки, иронии, юмора. Это привнесло бы в цирковое представление более глубокое художественное начало.

Советский цирк это полноправное искусство, синтезирующее, соединяющее многие виды и жанры художественного творчества, но синтези-рующее их не механически. Эти виды и жанры искусства превращаются в цирке в своеобразный сплав, являющий собою глубокое, органическое единство утверждающего и критического начал. Воспитательное значение нашего цирка огромно — в образной, непринужденной и веселой форме он несет идеи гуманизма, утверждает лучшие качества гармонически развитого человека, строителя нового, коммунистического мира. Не случайно так любят советский цирк и в нашей стране и за рубежом ¥- любят за его идейность и народность, за высокое мастерство его творцов.

оставить комментарий