Булавы на галопе Игоря Теплова

С детства он хотел стать жонглером. Все свои игры связывал c жонглированием. И сызмальства привык к ло­шадям. Можно сказать, вырос на конюшне. У нас сейчас жонгле­ров на лошади — раз-два, и обчелся. Это трудный жанр, в пят­надцать или в двадцать лет начинать поздно, а Игорь начал c детстве.

Так говорит о своем сыне Владимир Теплов.

Отец Игоря начал цирковую жизнь в Иванове в 1945 году. Здесь знаменитый акробат и наездник Александров-Серж кинул тогда кпич: «Мальчишки, на коня!» Пятьсот малолетних энтузи­астов тут же возомнили себя всадниками. Но оказалось, скакать верхом легко в кино и на картинках. Мало-помалу в цирковой конно-акробатической студии осталось лишь девять самых вер­ных ее рыцарей. C ними Александров-Серж и стал вытворять чудеса жокейской езды. Среди этих девяти был и отец Игоря.

Александров-Серж так приохотил его к лошадям, что тот иначе и не мыслил себя на манеже. И когда позже все же расстал­ся c жокейской акробатикой, стал жонглером на лошади, взяв себе в партнеры жену, a затем и сына.

Игорю было три года, когда он впервые увидел, как жонгле­ры перебрасываются булавами. Он никак не мог понять, почему y них так послушно летают и не падают похожие на бутылки деревяшки. A потом, хотя его никто и не заставлял, стал и сем жонглировать чем мог. Он занимался веселой перекидкой пред­метов до школы, после школы, случалось, даже в школе. Над ним то и дело порхали шарики, булавы, мячи, не считая побывавших под всеми дождями домашних зонтиков.

B десять лет в Ростове Игорь впервые появился не манеже перед публикой.  B белой рубашонке и красном галстуке, он подкидывали ловил мячи, а если когда и ронял, зрители хлопали в ладоши даже больше. B одиннадцать лет он ужа жонглировал пятью шариками и пятью булавами.

Но не зря Игорь был сыном жокея. Не конюшне отцовские красавцы издали узнавали ого по летящей мальчишечьей походке. Скоро без вспомогательного трамплинчика он делал коронный жокейский "курс" — стремительно разбегался, пере­секая манеж, и вскакивал ногами на круп быстро идущей лошади. Он застывал, как впаянным, по ходу коня, поворачивался то бо­ком, то спиной и выполнял на лошади боковое арабское сальто.

—  Артист должен быть разносторонним. Вот я — жокей, акробат немного, жонглер в партере, вы ходил даже коверным. B воздухе, правда, не работал, только пытался. Я — за цирк цирковой.

Так Игорь Теплов говорит o себе.

Голос инспектора манежа Завена Мартиросяна долетал до всех уголков циркового амфитеатра:

— Жонглеры на лошадях Владимир, Ирина и Игорь Тепловы.

B цирке на цветном бульваре Игоря встретили как своего. Еще бы. Он уезжал отсюда мальчишкой, a вернулся артистом. Со всех сторон расспросы, приветствия. Только все расскажет, только шагнет к кулисам — сзади опять: «A вот и Игорь приехал!» Кажется; не главный цирк страны, а дом родной!

Итак:

—  Жонглеры на лошадях Тепловы.

Вместе c отцом они синхронно жонглируют на двух лоша­дях мячиками, булавами, широкополыми мексиканскими сомбреро; стоя на лошадях, прыгают через горящие скакалки.

Еще не отойдя от блеска прожекторов, прощального лоша­диного галопа и зрительских аплодисментов, не крутых ступень­ках в гардеробную Игорь говорит:

—  A знаешь, папа, я смогу пять булав на лошади кидать. Отец усмехается, не верит или делает вид, что не верит. Но сын упрямо стоит на своем:

—  Смогу. Спорим!

Отец полушутя, сын вполне серьезно договариваются о споре.

Несколько месяцев Игорь исступленно репетирует, пока наконец булавы не начинают лететь послушно его воле. Подрагивание лошадиного крупа его совсем не трогает, как не трогает, например, настоящего моряке океанская качке. Он добивается, чтобы трюк выходил десять из десяти, двадцать из двадцати, сорок из сорока, и тогда приглашает отце, чтобы убедился в своем проигрыше. Несколько месяцев на трюк — это не так уж и много. Боковое арабское сальто он репетировал три года, пока оно не пошло стабильно.

Потом в старом цирке Игорь однажды как жонглер даже сойдет с лошади на мaнеж. Режиссер Владимир Крымко ставил спектакль «Любовь, комсомол и Весна». Он котел создать атмос­феру юности, смелости и мечты. Постановку наполняли стреми­тельныe ритмы нашего времени. Ради того чтобы спектакль получился, артисты подчас изменяли своей манере, в которой они привыкли работать. B прологе, применяясь к обгоняющим друг друге ритмам, жонглировал Игорь Теплов. Для него это был тот же и в то же время как бы совсем другой жанр. Он кидал булавы под фонограмму на маленьком, залитом светом пятачке. Если цирковой оркестр всегда помогал ему, здесь он должен был ловить музыку, приспосабливаться к ней, зная, что, если завалит, фонограмма улетит вперед. Но все обошлось благопо­лучно.

Тогда впервые, должно быть, он задумался о своем новом номере. O том, чтобы расстаться c широкополым сомбреро перенести на лошадь те трюки, которые ныне жонглеры делают только в партере. Потом он уже все время думал о нем. Не мог не думать. У себя дома на Черняховского, в Будапеште, где по­дружился c семьей потомственных цирковых жокеев, в Мексике, когда на высоте чуть ли не в три тысячи метров, глотнув за кулисами кислорода из тугой прорезиненной подушки, бежал на манеж корриды, — всюду он уже жил своим номером.

— Я смотрела всех жонглеров на лошади. Все номера выст­роены очень традиционно. Сначала — жонглирование, потом — прыжки на коня. Две не связанные друг c другом части. Нам c Игорем хотелось сделать номер как-то по-новому. И по компо­зиции и по трюкам. Оба вместе мы думали об одном.

Так говорит режиссер Майя Костюк. Раньше Майя Костюк выступала в цирке как танц-жонглер. Потам всюду ее знали как заслуженную артистку республики Майю Рубцову. Во время своих гастролей Майя подружилась c семьей Тепловых. И когда теперь через много лет ей предстояло встретиться c Игорем как режиссеру, она пошла на эту встречу c удовольствием.

B своем подходе к номеру они оказались единомышленни­ками. Обычно ход коня по кругу направляет дрессировщик, что стоит c шамбарьeром в центре манежа. Но они считали, что третий — лишний, он ломает их замысел, и решили обойтись без человека в центре. Задумали своеобразную рамку, начиная и заканчивая номер c быстроногого орловского рысака. И, нако­нец, самое главное — вознамерились поднять на лошадь приз­нанныe партерные тpюки.

Но прежде всего нужно было найти и воспитать лошадей. У отца Игоря лошади долго отстаивались на конюшне, пока не убеждались, что здесь их пальцем не тронут. Лишь тогда спо­койно шли в работу. На конюшне два года выдерживался и Тюль­пан, чистокровный орловский рысак, которому суждено было на­чать цирковую жизнь в номере Игоря. Строптивый и гордый, он трудно привыкал к манежу. Вздрагивал от громыхания ор­кестра, от лучей света, попадавших в глаза. Боязливо косилcя на амфитеатр. Хлопок шамбaрьера казался ему пушечным выст­релом. И совсем не хотел подставлять свою спину Игорю, хотя видeл от него только ласку.

Салют, владимирский тяжеловоз, был совсем молод. Он попал в цирк прямо из табуна, и ветер полей, должно быть, еще будоражил его ноздри. Особенно выдерживать его на конюшне не пришлась — номер нужно было выпускать. Но и готовить лошадь сломя голову Игорь не мог тоже. Он приучал Салюта, чтобы все его команды тот выполнял c голоса, a не косил глаза, когда его тронут шамбарьером.

— Рысь! Галоп! Шаг!

Зрители даже не услышат этик слов из-за оркестра, но лошадь должна им повиноваться безупречно. Игорь тренировал лошадь на корде — специальной ленте, на которой она ходила по кругу. Он постоянно вразнобой твердил слова команды, ста­раясь, чтобы они крепко заселив конскую память. Подсказывал, трогал кордой, когда надо прикасался шам6арьером. И всегда подкармливал хлебом, если Салют сам верно понимал прика­зание.

Игорь потихоньку приучал его, чтобы не шарахался, когда он будет вскакивать на круп. Сначала едва присаживался, свесив ноги в сторону. Потом переносил ногу и тут же спрыгивал. При­вставал на колени и сразу седился, чтобы лошадь не взбрыкнула. Поднимался на корточки и, наконец, ненадолго вставал. И еще подбегал к Салюту c манежа. Учил его не бояться ассистента, что вдруг появляется в боковом проходе и подает булавы и шарики.

Игорь репетировал часами. Мало того что он решил перене­сти На лошадь то, что делают в партере, он задумал кое-где пустить ее галопом.

Внизу для себя Игорь кидал семь булав в два темпа. И еще кидал девять шариков. Но уверен, на лошади ни семь булав, ни девять шариков не покидаешь. Пока подкинутые предметы вернутся вниз, лошадь унесет тебя далеко вперед. Но пять булав на лошади он кидает. И лошадь не успевает его вынести из-под этого каскада пляшущих предметов. Веселым роем летят они с конем и наездником по кругу манежа.

И семь шариков тоже летят. И летят еще булавы, выписывая в воздухе самые разные рисунки. Игорь держится на коне совер­шенно свободно, то вставая на одну ногу, то припадая на колено, то делая пируэты. И лошадь переходит c размеренной рыси на клочковатый галоп. А он продолжает жонглировать тремя и пятью булавами.

Новый номер Игоря Теплова, поставленный в цирке на Ленин­ских горах, сейчас отправился в путешествие по стране.

...Вороной тонконогий рысак стоит y барьера. Стройный орловский красавец. A потом на манеже появляется человек. Он повелительно щелкает арапником. Еще и еще раз. Но конь легко уклоняется, словно вальсируя уходит в сторону. И человек, одумавшись, выкидывает арапник. A рысак, склонив голову, опу­скается перед ним на колени. Затем на манеже появляется гнедая лошадь. Вскочив на ее круп, человек показывает разные жонглерские чудеса. A когда снова выбегает орловец и идет, идет по кругу, набирая скорость, вскакивает на него, развернув во весь манеж яркое многометровое полотнище.

Так сделали номер артист Игорь Теплов и режиссер Майя Костюк. Если подумать, номер o единстве природы и человека. O верном друге — коне, идущем c человеком рядом.

ЕВГ. ГОРТИНСКИЙ

Журнал Советская эстрада и цирк. Июль1986 г.

оставить комментарий