Их творчество несло радость

Это было в день авиации. На зеленом ковре летного поля военного аэродрома рас­положились пилоты и штур­маны, бортрадисты и механики. Желающих послушать концерт со­бралось очень много.

О. Вишня и Ю. Шумский

На эстраду выходит Юрий Ва­сильевич Шумский. Он читает юмористический рас­сказ. И уже через несколько минут взрывы хохота раздаются над аэро­дромом. Артист то и дело замол­кает, пока авиаторы безудержно смеются. Когда артист закончил свое вы­ступление, к нему потянулись сотни рук с блокнотами, тетрадями и ка­рандашами. У всех одна просьба — «дайте    переписать!»...

Шумский читал юмореску Остапа Вишни (Павло Михайловича Губен­ко) — «Зенитка». Это один из самых популярных и любимых на Украине писателей.

Артист Шумский был лучшим ис­полнителем юмористических расска­зов и фельетонов Остапа Вишни. Читал их с эстрады много и охотно, начиная с двадцатых годов, когда только начали выходить в свет пер­вые рассказы писателя. «Было это в году 1923, а может быть, в 1924, — вспоминал Остап Вишня. — Зашел ко мне в Харькове сотрудник Херсон­ского Украинбанка. Послушайте, — говорит он, — как сотрудник нашего банка ваши произведения читает. Не пожалеете!

— Какой   сотрудник?
— Юрий Васильевич Шумский. Он вас так читает, что мы умираем со смеху!».

Писатель тут же хотел поехать в Херсон познакомиться с исполните­лем своих произведений, но сделать это удалось ему значительно позже, в 1928 году, когда Шумский уже ра­ботал в Одесском театре держдрамы, а Остап Вишня приехал по при­глашению общества имени М. Леонтовича для участия в вечере «Юмор в украинской песне и литературе». Через день одесская газета «Изве­стия» писала: «Украшением про­граммы явился, конечно, Остап Вишня… В его чтении привлекает простота, природность тона и та значимость, которую приобретают неко­торые его произведения в его передаче... Очень тонко, с большой артистичностью и мягким юмором прочел ряд вещей Остапа Вишни актер  Шумский…»

Этот вечер положил начало боль­шой творческой дружбе писателя и артиста. Остап Вишня присылал Шумскому свои новые произведения. Нередко они выступали на концертах вдвоем (в первом отделении читает Вишня, во втором — Шумский). Это было содружество двух ярких та­лантов. Читал Павло Михайлович свои рассказы превосходно. Он хорошо владел умением актерской подачи текста с эстрады. Читал свободно и просто, без улыбки. И серьезность эта подкупала слушателя. Но писа­тель   всегда   на   первое   место   ставил артиста Шумского, чистосердечно признаваясь: «...читал мои произведения Юрий Васильевич, спасибо ему, так, что после его чтения хотелось еще писать. А вот вместе выступать с Шумским совсем не хотелось, по­тому что читать свои вещи или до Шумского или после Шумского просто было боязно...

Читаешь, а язык за зубы цепляет­ся! Но когда читает Шумский, слу­шаешь и нос кверху: — Смотри! Нет... Ничего...  Слушать  можно». О мастерском исполнении Шум­ским юморесок Остапа Вишни мы знаем из многочисленных рассказов его непосредственных слушателей и можем судить по сохранившимся пластинкам граммзаписи. Но хочется еще раз напомнить о несомненно выдающемся явлении на эстраде, каким был Шумский — исполнитель рассказов Остапа Вишни.

«...Когда он [Шумский] читал, на­пример, «Зенитку», — пишет сам Виш­ня, — вы видели перед собой деда Свирида, хотя никакого грима на Шумском не было: и голос у артиста был старческий, дедовский, хитровато-ласковый голос мудрого деда и фигура    у    него    была    дедовская...». Шумский говорил: «...приближа­лись захватчики, опустело наше се­ло... Очутился и я по ту сторону реч­ки в лесу, у партизан...» И видно было, что дед очень доволен — ведь это его первая самостоятельная «вы­лазка» в тыл врага. Шумский очень смачно произносил военные терми­ны. Деду его явно нравилось жонг­лировать и, пожалуй, лишний разок прихвастнуть   броским   словцом.

Дед Свирид продолжает рассказ о своих «военных» действиях. Голос его негромок и конспиративен: «...вытащил из камыша челнок, сел, поплыл и высадился десантом у себя-таки на берег. Высадился десантом, а потом перебежками, между под­солнухами, и за хлевом в лопухах и замаскировался». Свирид — Шумский хихикает, ра­дуясь, что так успешно прошла его первая «операция». Вот так, увлечен­но рассказывая о «соприкосновении» с ворогом, Шумский заканчивал пер­вую часть юморески. Затем начина­лась насыщенная комическими си­туациями, вторая часть. Теперь дед Свирид выступает уже далеко не в «героической» роли. В компании с кумом он занимает «оборонитель­ные» позиции в столкновениях с во­инственной своей жинкой Лукеркой. Тут проявляется миролюбие характе­ра деда. «Военные действия» разво­рачиваются в комической ситуации мирного времени и вызывают у зрителей добродушный смех:

«А кум с правого фланга заходит. Но тут у нас ошибка организацион­ная вышла: рогачей мы не припря­тали. Эх! — она за рогачи и в контр­атаку. Прорвала фронт. Мы с кумом на заранее приготовленные пози­ции — в погреб. Опорный вроде пункт. Уже и пироги остыли, а она нас в погребе в окружении держит...» От перенесенных оскорблений у деда Свирида не портится настрое­ние. Наоборот, зритель убеждается, что в душе у него возрастает ува­жение к своей «боевой» жинке... Да, пора бы и поужинать, да нема дурних! И на предложение Лукерки:

— Иди хоть галушок поешь, а то совсем отощаешь! — Свирид — Шумский подмигивает залу, будто говоря: «Ишь ты, какая лукавая баба, обма­нуть хочет!» — и, быстро сориентиро­вавшись, выдвигает свои условия, по­качивая головой в такт каждому сло­ву: «Кинь, говорю, рогач, тогда выйду!» Все оканчивается благополучно. Свирид на свободе. Но словоохотли­вый дед хочет еще рассказать и о том, какими они с кумом были «летчиками-асами».

Деды трусили яблоню-кислицу. И, сидя на дереве, устроили перекур, но Лукерка так крикнула на них, что деды с перепугу полетели вниз. Са­мый момент «приземления» Шумский воспроизводил очень комично. Он начинал свой рассказ с высокого ре­гистра, постепенно снижая его, как бы имитируя приближение «летчи­ков» к земле. Тут артист умело и тонко пользовался сменой голосо­вых оттенков, безукоризненно вла­дея своим баритоном сочного груд­ного   тембра. Заключительный абзац артист как бы бросал прямо в зал, и было что-то невысказанно трогательное в де­довских    словах: «А сейчас вот деточкам в детский сад пищики делаю. Такие ж славные деточки», — говорил Шумский, широ­ко улыбаясь, и зал горячо аплоди­ровал артисту, сумевшему познако­мить зрителей с живым дедом Свиридом.

Остап Вишня и Юрий Шумский любили природу, оба были страст­ными охотниками и рыболовами. Вишня посвятил Шумскому один из своих охотничьих рассказов «Дикая коза». В своеобразном дружеском каламбуре писатель, сердечно подтрунивая над своим другом, заме­чает: «Юрий Васильевич Шумский — чудесный артист и прекрасный охотник. Кое-кто, кстати, говорит, что он больше охотник, чем артист, другие, наоборот, утверждают, что из него вышел артист намного лучший, чем охотник.

А мы того мнения, что если он такой же охотник, как и артист, то он действительно   прекрасный   охотник». Отдавая дань охотничьим расска­зам Вишни, артист кропотливо рабо­тал над ними. Каждая история зву­чала в его устах как маленький поэтический шедевр. Именно поэти­ческий, ибо каждый из этих расска­зов можно было переложить на сти­хи или музыку. Они будто напоены запахами   полей,   степей,   рек   и   озер чарующей украинской природы. «Люблю читать Вишню. У него ли­ризм с юмором обнялись», — говорил Шумский.

«Открытие охоты» — маленький рассказ с несколькими действующи­ми лицами. Все они, конечно, разные люди. Каждый из них оспаривает преимущество «своего» места для охоты. Рассказ этот записан на плен­ку. Когда его слушаешь, создается впечатление, будто это инсцениров­ка — так различны речевые образы персонажей. Искусство перевопло­щения было перенесено артистом на эстраду со сцены театра. Каждый персонаж рассказа — иногда образ его укладывался в две-три фразы — имел свой характер, а текст от авто­ра  был  пронизан лирико-романтическим  настроением,  искрился  теплым юмором Остапа Вишни. Описывая своих героев, их при­ключения, неудачи, традиционное охотничье вранье, Остап Вишня не высмеивает их. Смех его ласковый, доброжелательный — плоть от плоти доброты народной.

Слушая юморески Остапа Вишни в авторском исполнении, зритель по­лучал большое наслаждение, а когда их читал Шумский, то удовольствие было двойным. Потому что читал Шумский «очень просто, без прижи­мов и нажимов, но именно в этой «простоте» была и глубина, и ширь, и выпуклость, и тончайшие краски произносимого им слова», как писал наблюдательный Остап Вишня.
 

Б. СТЕПАНОВ

Журнал Советский цирк. Февраль 1965

оставить комментарий