Интервью с Манюней

Дрессировщику хищников нужен помощник. Увлекательная работа, отличные условия. Гарантируется обучение и безопасность».

Далее следовал адрес и подпись — «И. Дудкин».

Я прочитал наклеенный на бывшей полицейской Будке призыв Дудкина и задумался. Почему бы мне не сделаться дрессировщиком? Деньги кончились. Сен­тиментальные стихи девятнадцатилетнего провинциала не интересовали редакции московских журналов. (Шел двадцатый год, была мода на декаденство). A тут отличные условия и увлекательная ра­бота.

Правда, я видел хищников только один раз в жизни — во время гастролей цирка y себя на родине в Ейске. Юркий, свер­кающий блестками костюма, дресси­ровщик выступал шумно, помпезно, выкрикивал иностранные слова и щелкал холостыми выстрелами. Три сонно зевающих льва лениво огрызались и неохотно выполняли несложные на вид трюки.

Звери казались совершенно безобидными.

K вечеру я уже стучал в калитку ветхого забора деревянного домика.

—  Кого надо? — спросил отворивший — невысокий плечистый человек.

Бросилось в глаза, что он небрит и неестественно красен. Я протянул объ­явление. Человек взглянул на бумажку и бросился ко мне на шею.

—  Голубчик! — восклинул он, лобызая мои щеки.— Вот уважили! Дудкин — это я, а помощник нужен до зарезу! Входите.

Огромная черная пантера поднялась C пола, увидев нас на пороге комнаты. Я попятился назад.

—  Не бойтесь, ручная,— успокоил Дудкин— Манюня, брысь! Это свой  Ко­тик! — крикнул он кому-то в соседней комнате,— принеси нам закусить).

Толстая баба бальзаковского возраста шлепнула на стол хлеб и колбасу.

— Рекомендую. Катерина Дмитриев­на, душевная женщина! — сказал Дудкин.

Душевная женщина сердито покосилась и ушла.

Как я ни был голоден, здоровенная кошка, не спускающая c меня злобных зеленоватых глаз, действовала на нервы.

— Привыкните,— посулил ДудКин,‑ я вот жить без зверья не могу. погля­дите-ка на моего красавца.

Он поднялся, распахнул дверь соседней комнаты. Громадина-медведь под­нялся на дыбы при нашем появлении и грозно рявкнул.

Молодежь,— пояснил Дудкин, по­трепав вздыбившегося медведя.— Но та­лантище — сила!

Он спокойно подошел к медведю и погладил зверя. Я c невольным уваже­нием посмотрел на него. Выходило, что этот простоватый человек — бесстраш­ный укротитель — сила!

— Готовлю аттракцион для цирка, — продолжал Дудкин, когда мы возвратились к столу, — ахнут господа иностранцы.

Конечно, y них и страховка и костюмы богатые, a все-таки русский человек смелостью и смекалкой возьмет; давно хотелось потягаться! Да, как на грех, расхворался. Царапнула меня Манюня немного, засорил, приходится к доктору идти, a Катюша не хочет одна c зверьем оставаться. И царапина-то пустяковая, а дерет.

Я взглянул на «пустяковую» царапину и обмер — это была рваная рана c фиолетовыми краями.

—  Ничего,— усмехнулся Дудкин,— то ли еще бывало! И он начал рассказывать об увечьях и ранах, полученных им за десять лет работы c хищниками. Он поведал такие ужасы, что неволько напрашивался вопрос: «А не лучше ли разогнать весь зверинец пока не поздно?!» Но Дудкин, словно угадав мои мысли, сказал:

—  Да, все бывало, a все-таки умру c ними — со зверьем. Люблю это дело. И вы полюбите, ведь каждый из них не просто зверь -- артист! Ну, голубчик, приступайте к своим обязанностям сегодня же, a я бегу, Вот, черт, покормить зверей надо, как и чем — Катюша скажет, она знает.

C этими словами Дудкин выскочил из комнаты, a я остался один на один c загадочно постукивающей хвостом Манюней. Осторожно, пятясь задом, я дошел до двери и, выскочив, захлопнул дверь.

— Хозяин просил накормить зверей, — обратился я к ожесточенно орудующей спицами Катюше.

—  Чтобы они издохли, отозвалась  та,— весь дом изгадили. Кабы не обещал жениться, сроду не пустила бы! — C эти­ми словами она пнула ногой котел c каким-то варевом и бросила на пол таз c прилипшими ко дну кусками мяса.

Я взял таз и c большой неохотой таз и вернулся в комнату. B мгновение ока Манюня прыгнула ко мне и, выхватив здоровенный кусок мяса, забилась под стол.

Я открыл дверь второй комнаты и поставил таз. Боже мой, что началось! Осатаневший медведь со звоном рвал цепь. Краем глаза заметил, что крюк, к которому был привязан медведь, подал­ся... Я стремительно выскочил из комнаты.

B раздумье — что же делать дальше? — я остановился y стола. Шорох заставил меня обернуться: подползая на брюхе, черная Манюня, как мне показалось, изготовилась к прыжку.

Нервы мои не выдержали. C быстротой молнии я вскочил на стол, распахнул окно, вылетел в сад и помчался, не раз­бирая дороги. Мне чудилось, что пантера преследует меня и я слышу за собой ее дыхание. Наконец свалился в изне­можении. Никого кругом не было... Очнувшись, я сел в громыхающую комку и не помню уж как добрался домой.

Ночь провел в лихорадочном полусне. Воспоминания о минутах, проведенных c глазу на глаз c Манюней, вызывали дрожь. Так я промаялся до рассвета, a к утру принял твердое решение... стать дрессировщиком. Очень уж тронули меня отвага и бескорыстная преданность Дудина этому опасному ремеслу.

...Много лет я выходил на манеж цирка со своими грозными друзьями‑хищниками и каждый свой успех мыслен­но посвящал старому русскому укротителю.
 

Мария Сперанская

Журнал Советская эстрада и цирк. Январь 1986 г.

оставить комментарий