Итальянские клоуны Коломбайони
Это не были гастроли итальянских клоунов Коломбайони. Каким-то попутным международным ветром их занесло в Москву в канун Нового года.
И так же нежданно подвернулась оказия их увидеть. Сначала — легкое разочарование, когда появился на сцене у микрофона ничем не привлекательный мужчина в черных брюках и обычной белой рубашке и начал говорить приятные для публики вступительные слова. В это время второй шел по зрительному залу, роняя реплики кому-то из зрителей и своим бормотаньем мешая речи первого. Все это походило на конферанс, после которого появятся Арлекины, Пьеро, Коломбины с их шумными ссорами, интригами, яркой игрой. (Тем более, что в свое время Коломбайони уже работали в стиле «дель арте».) И когда стало ясно, что никаких Коломбин и толпы масок не будет и вся труппа исчерпывается вот этими двумя, уже упомянутым Первым, назовем его пока так, и еще менее презентабельным его партнером в будничных черных брюках и поношенной черной рубашке, довольно немолодым, с редкими волосенками и вообще слегка «антикрасавцем» — наступило разочарование. Им пришлось нелегко: завоевывать зал без грима, без ярких костюмов, без какого бы то ни было музыкального сопровождения, без театрального света наконец и всего лишь на фоне грязновато-желтого задника, который был на сцене этого клуба, где они выступали. И все, что было им подспорьем,— два веника, бумажный кулечек, три платка, кусок красной материи, труба, не издавшая ни единого звука, и два яблока.
— Кончерто! — объявил Первый, забираясь на спинку стула с концертино в руках. — Бетховен! Ла Травиата!
— Чайковский! Ла Травиата! — тут же объявил Второй, взбираясь на спинку второго стула.
Затем последовала демонстрация множества способов — как лучше влезать на стул. Сначала Второй подсаживал Первого, помогая ему втащить на стул вторую ногу, И когда Первый сел, ему пришлось слезать, чтобы в свою очередь помочь Второму втащить свои ноги на стул. Они решали проблему — как сразу втащить обе ноги на сиденье стула. Второй сообразил — он начал попеременно с большой скоростью ставить то одну, то другую ногу.
Но это не открытие. Вариации на тему «как сесть на спинку стула» исполняли многие клоуны, и солидную лепту в это внес Грок.
Наконец, оба сели. Но ничего не сыграли. Раздался стук.
— Аванти! (Войдите!) — сказал Второй.
Но это Первый, отбивая ритм, стучал по сиденью. Второй упал со стула и при этом прикусил себе язык, ему пришлось срочно покинуть сцену.
Однако пора их представить: Второй — это Марио, Первый — Альфредо.
— Дилетанто! — бросил Альфредо вслед Марио. Но как только у Марио стало кое-что получаться: — Профессионале! — укоризненно сказал он Альфредо.
Тема «Ла Травиаты» разрабатывалась и в дальнейшем.. Спустя время Альфредо снова объявил на сцене:
— Стравинский! Ла Травиата!
Кстати, помимо корифеев музыки, по мнению Колам-байони, претендовавших на авторство Ла Травиаты, внутри примитивных диалогов нередко упоминались великие имена. Разговор коснулся и Шекспира, когда Альфредо решил изобразить Гамлето. Впрочем от Гамлето они как-то очень быстро перешли к омлету, хотя Марио тут же добавил, что все-таки лучше «спагетти натурале». Среди имен великих и Паганини был упомянут. И, конечно, Федерико Феллини. Хотя в подозрительной близости от имени Феллини снова прозвучало сакраментальное «дилетанто итальяно». Увы, несколько фрагментарное знание итальянского не позволило мне внести окончательную ясность — к кому относилось это «дилетанто». Но к Феллини они вернулись еще раз, во втором отделении, когда представили себя, как бы поставил сцену убийства и оплакивания по-сицилийски Феллини. И тут Марио, обернув вокруг пояса кусок красной материи, изобразил неудачливого мафиози, которому буквально выпустили кишки вон, и он падает бездыханный. Но прежде чем началась сцена убийства мафиози, Колом-байони вывели на сцену из зала двух молодых людей и девушку. Один из них должен был изображать ужас при виде мертвого мафиози: «О-о-о! Гвидо морто!..» После чего по сигналу Альфредо весь зал зловеще подхватывал: «У-у-у!...»
Потом репетировали с девушкой, как она трясет бездыханное тело, так выражая свои страдания, то ли все еще пытаясь сделать ему массаж сердца в области желудка. Третий был в ролли призрака всего с одним словом «морто». А Марио лежал безучастный? Как бы не так. Прежде всего он размотал красный пояс и сделал из него подстилку поудобнее и наблюдал с большим удовольствием за дальнейшим.
Общение с залом Коломбайони используют максимально. Собственно, с того момента, как они подключили к активному действию зрителей, они и завоевали зал.
Сомнения нет — это /были клоуны. Они показывали компиляции из известных реприз и клоунад в своей оранжировке. Здесь был и «Вильгельм Телль», и симбиоз «Пчелки» с «Гамлетом», и разыгрывался эпизод, где к королю является мессаджеро (простите, вестник). И пользовались они традиционными приемами клоунов,, и было обливание водой, и были апачи (при участии зрителей), и были плевки, слишком много плевков друг з друга. Был несостоявшийся музыкальный концерт. И, конечно, под этими черными прозаическими костюмами угадывались Рыжий и Белый. Но здесь конфликт этих двух характеров не так резок, несколько даже смазан, между Альфредо и Марио существует равновесие. И Альфредо не обижает Марио, Марио чаще всего наказывает себя сам. Если, скажем, он попадает пальцами в клейкую ленту и чтобы отцепиться от нее, сует руки в брюки, то после этого ему приходится убежать за кулисы, предоставляя нам догадываться, чем он там занят; если Альфредо, тренируясь, случайно дает ему апач, то тут же двойную дозу получает от него сам.
По-моему, современная тональность исполнения классического репертуара найдена верно, и все идет в быстром темпе. В цирке антре делались неспеша, основательно, с расстановкой. И каждая фраза на арене говорилась медленно. И это было связано не только с медлительностью, важностью и самодовольством Белого, но и с особенностью акустики цирка. Чтобы каждое слово услышали в любой точке зала, их произносили отдельно друг от друга, и каждая фраза получалась многозначительной. А Коломбайони ведут диалоги, не повышая голоса, в обычной бытовой интонации, звучат они мягко, почти доверительно. Манера речи прежних буффонадных клоунов сегодня на сцене показалась бы слишком резкой, крикливой и заторможенной.
Сольный концерт Коломбайони был смешным. Но я, скорее, назвала бы его репетицией клоунов, когда говорят, не форсируя голос и чуть ли не скороговоркой, не давая никаких пауз между репризами, в стремительном темпе проходя свой репертуар. Это был как бы эскиз вечернего выступления клоунов. Для меня это было непривычно, как непривычен и их облик. Их первое появление на сцене выглядело как скромное вступление перед выходом других клоунов. Вошли в доверие зрителей постепенно, но не так-то легко было преодолеть свой внутренний протест: клоун должен быть ярким!
И должен же быть смысл в этой черно-белой простоте! Зачем клоуну лишать себя красок? Что это — разновидность хиппи, клоуны-хиппи, равнодушные к одежде, прическе, гриму? Или своеобразное лихачество? Доказать всем, что они могут добиться успеха и без помощи исконно клоунских аксессуаров?
По словам Вячеслава Полунина, они, напротив, изумляются: зачем мы, русские клоуны, «Лицедеи», возвращаемся к клоунским маскам, когда они, европейские клоуны, восхищаются тем, что наши клоуны уже в 30-е годы отказались от традиционных костюмов, грима, масок, стали максимально естественными. И они хотят этому следовать.
Ага, значит, они сейчас догоняют нас в 30-х годах? Приятно слышать. Радостно. Мы ничуть не сомневались, что наша школа клоунады дала новое направление, новую линию развития клоунады, соответствующую времени.
— Сейчас в Европе, — продолжал Полунин, — многие клоуны работают без грима. Чтобы ничем не выделяться из толпы. То есть идея выступлений такова: каждый может вот так шутить, каждый может стать клоуном...
О, это уже что-то иное. Не так приятно слышать. Ведь речь идет о новом витке развития клоунады. Так, значит, мы должны их догонять и взять за основу эту идею — клоун ничем не выделяется среди толпы? Так кто же и кого догоняет?
А если это просто зигзаг моды — от маски Альбера Фрателлини к полной бесцветности? И это сегодня, когда по улицам разгуливают молодые люди с волосами, крашенными в несколько цветов и с серьгой в ухе! А молодые леди ходят с такими красно-синеватыми кругами на лице, как будто вчера им кто-то врезал между глаз. А тут — блеклые клоуны... Зачем все-таки так обкрадывать себя, когда даже примитивная эстрадная песенка сегодня подается в сверкании огней, с антуражем кордебалета вокруг солиста, а по телевидению — в виде замысловатых клипов? Без звука и цвета трудно сегодня что-то усваивается. При таком повальном увлечении ритмами отработать целый концерт без единого цветого эффекта?.. Что же это такое — победа, вечное торжество клоуна, который усмехается, глядя на тщетные старания других актеров, а он к тому же результату приходит буквально шутя? Или все-таки просчет, проигрыш?..
После антракта — опять непрерывный показ реприз и клоунад, без пауз и аплодисментов, без знаков препинания. И была еще «уна трагедия» с обязательной фразой «быть или не быть» и черепом Йорика, который кидали в зал, чтобы зрители еще раз слегка встрепенулись.
Да, эти Коломбайони не были ни новичками, ни простачками в клоунаде. Альфредо и Марио, двое из пяти братьев Коломбайони, принадлежат к старой цирковой семье, и их визитной карточкой служит то, что Альфредо-старший был приглашен Федерико Феллини сниматься в его фильме «Дорога». Они прошли хорошую школу — и в цирках, и в театре, где овладели приемами комедии дель арте. И вот теперь они исполняют цирковой репертуар на сцене. Все-таки это была победа. Но из числа тех, которые даются слишком легко, чтобы их можно было запомнить на всю жизнь.
Наталия РУМЯНЦЕВА
оставить комментарий
RSS 
