Из наследия Ю.A. Дмитриева

«Я прожил долгую жизнь, значит, много видел. Театровед по образованию, никогда не отходил от этой, c моей точки зре­ния, прекрасной специальности. Постоянное общение c искус­ством, что может быть выше этого?! C тем большим огорче­нием я наблюдал, как административными распоряжениями закрывались интересные театры по той причине, что они не соответствовали политическим установкам партийной элиты.

Я знал, как творчески, a иногда и физически уничтожались талантливые представители художественной интеллигенции.

Случалось и так, что некоторые художники превращались в приспособленцев, a бывало, что люди малоодаренные, но су­мевшие найти контакты c правящей верхушкой, получали при­знание и награды.

Вместе c тем я видел и другое: вопреки всем идеологи­ческим установкам, всем преследованиям проявлялись яркие таланты, создавались произведения подлинно высокого и передового искусства. Можно убить художника, но подлинное ис­кусство — бессмертно!

Я не политолог, не экономист, не философ, не занимаюсь гражданской историей. Моя область — театр, цирк, эстрада.

 Я хорошо знаю, что иные из моих ученых друзей-театроведов, и не только театроведов, иронизируют по поводу моей любви к цирку и эстраде. Не хочу с ними спорить. Разве можно спорить o предмете своей страсти?

И все-таки, почему я люблю цирк? Почему каждый раз волнуюсь, когда спешу на свидание c ним? Конечно, можно было бы привести высказывания очень умных людей, увлекаю­щихся цирковыми представлениями. И соответствующие цита­ты подобрать не так-то уж трудно. Но кто говорит o предмете своей страсти чужими словами, ссылаясь на авторитеты... Нет, o любви так не говорят! И не хочу я в данном случае философствовать. Ведь когда начинается представление и на круглую, во всем мире одинаковую, тринадцатиметровую в диаметре, арену выходит талантливый артист, на моих глазах происхо­дит чудо: я вижу волшебника, которому все оказывается под­чинено. И в конце концов, то же самое происходит на эстраде, простом возвышении, лишенном занавеса и кулис. Запел пе­вец, заиграл баянист, выступил исполнитель фельетонов, и я уже заворожен их искусством.

Думаю, что нигде так очевидно искусство не сливается c мастерством, нигде не существует такой прямой и Непосред­ственной отдачи искусства зрителю, как на эстраде и в цирке, и это не может не волновать. Во всяком случае, меня.

Ради того, чтобы цирковое и эстрадное искусство волновало как можно больше людей, чтобы оно скорее освобождалось от недостатков, избрал я неблагодарную долю критика.

B том, что наши эстрада и цирк постоянно совершенству­ются, я не сомневаюсь. Но происходит ли этот процесс доста­точно быстро, достаточно активно? Появились ли, особенно на эстраде, молодые артисты, по праву могущие встать в один ряд c прославленными корифеями? Этот вопрос меня очень вол­нует. Как всякий влюбленный, я хочу, чтобы y предмета моей любви не было ни одного недостатка, ни одного темного пят­нышка. Вот o чем я заботился, когда писал свои статьи.

И все-таки заявляю: в конечном итоге, правда и добро тор­жествуют. Я всегда верил в высокое предначертание искусства и его вечное движение»

Из книги Театр. Цирк. Эстрада. К 100-летию Ю.А. Дмитриева

оставить комментарий