Каждый за себя
Рассказ
I
В Риге я родился и вырос, но живу в ней сравнительно недавно. В тридцатых годах, став матросом греческого парохода, я надолго отчалил от родины. Однако в Испании команда нашего судна забастовала, и ее списали на берег. Опытные моряки пристроились кто куда, а я ничьего внимания не привлек. И тогда я пошел обратно. Пешком. Из Барселоны в Ригу. Иду это я по Франции... Впрочем, что значит «иду»? Я не тренировался в марафоне, и, если мне удавалось воспользоваться бесплатным транспортом, я это охотно делал. Но вообще-то говоря, ничего тогда не было страшно моим молодым ногам! В одном городке попал я на ярмарку и увидел балаган, который плотно обступила толпа. На деревянном помосте-раусе коренастый немец хриплым голосом кричал:
— Сильные люди, откликнитесь! Вы можете получить премию! Для этого вам надо победить любого из моих боксеров.
А сзади немца выстроилась его труппа. Длинный негр в халате, а рядом — крепыше «железной» мускулатурой. С другой стороны стоял неподвижный толстяк с пудовыми кулаками. Он почему-то громко вздыхал и отдувался. А около него находилась дама-боксер с мужским размахом плеч и со свирепыми бровями.
— Сильные люди, откликнитесь! — продолжал зазывать немец. — Вы можете получить премию.
Охотников, однако, не находилось. Тогда боксеры стали бросать в толпу кожаные перчатки. Наконец один рыжий великан полез на помост, сжимая перчатку в волосатой руке. Он выразил желание драться с негром. Минут через десять нашлось еще два добровольца. Один избрал противником железного крепыша, а второму достался толстяк. Между тем на раусе появился неприметный пожилой боксер. Он робко поглядывал на возбужденную толпу, будучи явно не в форме. И едва я успел об этом подумать, как перчатка угодила мне прямо в лицо. Я замахнулся, чтобы кинуть ее обратно, и вдруг полез на раус... Моим партнером стал этот неприметный боксер. Таким образом, чемпионат составился полностью, все были разобраны, кроме, конечно, дамы со свирепыми бровями. Она не встретила соперника ни среди женщин, ни среди мужчин.
Люди бросились покупать билеты, на ходу заключая пари. Кто делал ставки на профессионалов, кто — на любителей. Вскоре «зрительный зал» набит был до отказа.
II
Мы очутились на каком-то складе, служившем для балагана кулисами. Здесь возле жестяных банок и бумажных кулей началась наша разминка. Но вот коренастый немец, которого профессионалы звали Круцем, вышел на манеж и вызвал первую пару. Негр и рыжий запрыгали друг против друга. Каждый удар любителя вызывал бурную реакцию зала. Ярмарка «болела» за своих.
В перерыве между встречами Круц подбежал ко мне:
— Ты здешний?
— Нет, я из Риги.
— Это — Россия?
— Латвия.
— Угу! — буркнул Круц и почему-то объявил публике, что я из Финляндии...
Первое, что мне бросилось в глаза, когда я очутился на манеже, была доска с четкой надписью: «Здесь каждый отвечает за себя». Из-за доски так же неприметно, как и на раус, появился мой партнер. Сейчас он казался еще более робким, и это придало мне уверенности. Со всем пылом своих девятнадцати лет я нанес ему серию ударов, не получив в ответ ни одного. Мое преимущество было столь очевидным, что Круц буквально оттащил меня от противника. А тот, закрывая перчаткой лицо, казался совсем беспомощным. В перерывах между раундами я победоносно озирал симпатизировавшую мне аудиторию. Но в четвертом раунде, когда я решил нокаутировать профессионала, ноги мои со странной легкостью взлетели вверх, а голова откинулась назад так, будто ее оторвали. Больше я ничего не помнил... Очнулся я на складе, чувствуя под собой неровные доски. Возле меня стоял огромный лысый старик, держа в руке примочку.
— Очнулся? Ну вот и хорошо! — зарокотал он густым басом и подозвал Круца.
Тот осведомился о моем состоянии.
— Я два дня ничего не ел.
— И все-таки вышел драться?
— Вы ж обещали премию...
— Угу! — снова буркнул Круц и через минуту появился с кружкой пива и грудой сосисок.
Когда я закончил трапезу, Круц сказал:
— Спешить тебе, я вижу, некуда. Поэтому, если хочешь, оставайся у нас. Пока будешь помогать Янеку, а там — посмотрим.
И он кивнул в сторону огромного старика.
III
Бывший боксер Янек кипятил за кулисами воду, подметал балаган и всячески обслуживал труппу. При его возрасте большего требовать не приходилось. Я же быстро пошел на повышение. В следующем городке, куда перебрался наш балаган, я изображал «подсадку». Дело в том, что желающих драться с профессионалами могло не найтись. В таком случае их следовало организовать. Представьте, что после настойчивых зазываний Круца изъявляет согласие померяться силой, скажем, торговец булками. Пока он со своим лотком лезет на помост, рассыпая пирожные и слойки, хохочущая ярмарка уже начинает симпатизировать ему. Интересно, как он будет драться? Надо посмотреть, ведь «свой» все-таки...
Или вдруг из толпы появляется трубочист, которого на раусе предварительно начинают отмывать. А он как себя покажет? Примеру «штатных добровольцев» следуют другие. Я довольно легко научился изображать этих персонажей, попутно совершенствуясь в боксе. Моего прежнего участия в пароходных матчах оказалось недостаточно. А вскоре мой первый «робкий» партнер (к слову сказать, получавший у Круца самую высокую плату) посоветовал мне заняться борьбой. Кроме добрых советов он дал мне записку к одному хозяину чемпионата, который колесил по Италии. Круц удерживать меня особенно не стал, и однажды я низко поклонился своим партнерам, приложился к ручке дамы-боксера и двинулся дальше. В Италию.
IV
Дело, в которое я попал, было поставлено на широкую ногу. Ярмарка существует не круглый год, и здесь из нее выжимали все, что можно. Боролись мы по тридцать раз в день. К ночи я ощупью добирался до постели. Встречался и с профессионалами и с любителями, и побеждал, и, если надо, оказывался побежденным, словом, полностью «вошел в курс». Однако за этот адский труд отсчитали гроши. На мой робкий протест хозяин ответил:
— Ты мне больше должен, чем я тебе... У меня ты стал настоящим борцом!
И я снова пустился в путь, и вскоре мне как будто бы повезло: я попал в чемпионат солидный... Таким, по крайней мере, представил мне его косоглазый борец-ирландец, с которым я вместе поселился. У него был великолепный кожаный кофр. Никто в чемпионате подобного кофра не имел, и ирландец то и дело смахивал пыль со своего сокровища. Но однажды он его открыл, и я увидел на дне пару носков и старую фотографию.
— Скажи пожалуйста, — обратился я к ирландцу, — ты давно работаешь у этого хозяина?
— Семь лет, а что?
— Ничего... — сказал я и в ту же ночь удрал из чемпионата.
Меняя бродячие труппы, я, однако, не помышлял о перемене профессии. Да и чем бы еще я мог заняться на чужбине? А в борьбе я делал успехи, хотя и не всегда мог их реализовать.
В одном австрийском городке самым популярным человеком считался владелец колбасной. Отличавшийся большой физической силой и не меньшим достатком, он в числе других почетных граждан всегда встречал приезжавших в город именитых гостей. Не один премьер-министр здоровался с ним за руку. В то же время колбасник был человеком демократичным и охотно боролся в чемпионатах, приезжавших в городок. В летнем саду, где мы выступали, он вызвал меня, и на эту встречу пришло полгорода. Перед именитым любителем заискивали все борцы, ибо он обеспечивал сборы. Меня он должен был положить, а в последующие дни приняться за остальных. Перед самой встречей я зашел за перегородку, где слуга старательно натягивал на колбасника, трещавшую по всем швам, борцовку. Увидев на стене новенькую шляпу, я похвалил ее.
— Парижская модель, — сказал почетный гражданин.
Я захотел ее примерить, и он милостиво разрешил. Шляпа мне очень шла. Потом, как бы между прочим, я попросил колбасника не слишком круто обходиться со мной во время борьбы.
— Ладно, ладно, — величественно прогудел он, — Филек!
Слово это в переводе означает «нога мухи»... И действительно, когда мы вышли на сцену, зал возбужденно загудел: в колбаснике было сто тринадцать килограммов, а во мне, как говорят борцы, «семьдесят два вместе с чемоданом». Однако веса в нем было много, а техники никакой. И когда я перебросил эту тушу через себя, как особенно обидным показалось инсценировать свое поражение. От злости я воткнул колбасника носом в ковер и начал выкручивать ему руку. Я был не последним человеком в чемпионате и такую роскошь позволить себе мог.
— Пусти... — зашипел мой противник. Но я и не думал пускать.
— Пусти же, — повторил он и, задыхаясь, добавил: — Я тебе... шляпу подарю...
— Серьезно? — прошептал я.
Он кивнул головой, насколько это было возможно в его положении, и вскоре положил меня на обе лопатки. А наутро явился мальчик и вручил мне красивую коробку. В ней находилась парижская шляпа.
V
Прошло несколько лет. Приближалась большая война. Однако мы продолжали таскаться по разным европейским захолустьям. В сороковом году, будучи уже довольно популярным борцом, я получил письмо, изрядно польстившее моему самолюбию. Хозяин крупного чемпионата сообщал, что в швейцарском городке, где он работал, появился любитель, который уложил одного за другим всех борцов. Выставлять против него было уже некого, и мне предлагались хорошие условия. Прибыв на место, я узнал, что этим феноменом оказался сыровар с пригородной фермы. По словам хозяина, на ферме сплошные силачи, и перенести с места на место корову у них не считается подвигом. И вот мы встретились... Молодой, высокий блондин атлетического сложения был выше меня на голову. Он уже успел покорить весь город, и высокая плата мне была предложена не зря. Я должен был продержаться три сеанса, по двадцать минут каждый. Целый час чистой борьбы! Понятно, что билеты на каждый сеанс публика должна была приобретать отдельно...
В отличие от австрийского колбасника мой теперешний партнер имел отчетливое представление о технике. На первом сеансе я заботился не только о том, чтобы побольше его вымотать, но и о том, как бы самому не оказаться на лопатках. Но вот первый сеанс окончился безрезультатно, и публика кинулась покупать билеты на второй. Мой противник заметно приустал, и «вымучивать» мне его стало легче. Сейчас я мог бы его положить, но тогда бы нарушил обязательство. Зато на третьем сеансе сыровар чуть не положил меня. Я понял, что свою расслабленность он инсценировал. Да, он был силен и опытен, но ведь боролся все-таки от случая к случаю, а я — всегда. Для него борьба была развлечением, а для меня это был хлеб. С невероятным усилием я положил его на девятнадцатой минуте третьего сеанса. Публика завыла от негодования. Она трижды за этот вечер возлагала надежды на своего любимца и — напрасно! Зато мне удалось спасти репутацию чемпионата!..
Когда все разошлись, я еще долго сидел в гардеробной, собираясь с мыслями... Такой тяжелой встречи у меня не было никогда. (Положим, такого высокого заработка тоже.) Но вдруг пришел старик, занимавшийся здесь тем же самым, чем занимался Янек у Круца, и, не скрывая тревоги, сообщил, что сыровар с приятелями стоит на улице с явным намерением расправиться со мной. Старик добавил, что здесь даже убивали борцов. Моя радость от трудной победы померкла. Я еще немного посидел, потом медленно начал одеваться... На чью-либо помощь мне рассчитывать не приходилось, но ведь не ночевать же непобедимому атлету в гардеробной!.. Вытащив из кармана перочинный нож — единственное оружие, которое у меня было, я завернул его в носовой платок. Держа платок возле носа, будто у меня насморк, я не слишком бодро вышел навстречу судьбе.
— Что же вы так долго? — хором набросились на меня сыровары. — Мы вас уже полчаса ждем!..
Не дав мне времени на подыскание ответа, они так же хором пригласили меня на ферму поужинать. Сыроваров было человек пять или шесть.
— А может, и не убьют, — подумал я, садясь в их машину и пряча платок в карман.
VI
Приняли меня в семье сыровара, как родного. Оказывается, он пообещал родителям познакомить их с достойнейшим своим противником. Но самая большая радость была впереди. Мой соперник оказался наполовину латышом, а в разгар ужина пришел брат его матери, латыш, возвращающийся на родину. Он рассказал мне, что Латвия стала советской и что она ждет своих сыновей. На родине началась новая жизнь, говорил он, в которой не будет места ни нужде, ни безработице. Я тут же решил вернуться, и все хлопоты по оформлению мой новый знакомый принял на себя. Мы действительно вместе возвратились в Ригу, но вскоре нас догнала война...
Как меня мотала судьба по фронту и тылу, а потом по цирковому конвейеру «от Одессы до Владивостока» — это уже другой рассказ. Скажу только одно: профессиональная борьба в Советском Союзе, мягко выражаясь, не процветает. И все же я на старости лет не подметаю балаганов и не вожу с собой в кофре единственную пару носков... Наоборот, я имею в цирке даже кабинет, и вы сейчас пришли ко мне за контрамаркой.
Юрий БЛАГОВ
Журнал Советский цирк. Март 1965
оставить комментарий