Клоун Алекс

Разбирая старые снимки, я обнаружил две фотографии, датированные 1 июля 1945 года, с дарственной надписью: «На память о Курляндской самодеятельности. Грамздас. От клоуна Алекса» (Д. Нечаева).

В памяти всплыли забытые картины первых послевоенных месяцев, когда в непривычной тишине леса, где расположилась наша артиллерийская бригада, начали неуверенно появляться и щебетать уцелевшие от войны птицы.

В один из таких дней вызвал меня н свою землянку командир дивизиона и спросил:

—    Петь умеешь?
—    Никак нет, — ответил я, не понимая, зачем понадобился мой голос начальству, — но если потребуется — спою...
—    А как насчет стихов, читать можешь?
—    Да в школе учил, что-то помню, — все еще не догадываяс, к чему клонит майор, — ответил я.
—    Ну, а как с танцами? Может быть, гопак или русского спляшешь, — не унимался комдив.
—    Вообще-то не пробовал, — признался я, — но если прикажете — спляшу.
—    Ладно, все ясно, — поставил точку на разговоре командир, — руководить тебе самодеятельностью.

Как мы сколачивали «творческий коллектив», рассказывать не стану. Не об этом сейчас речь. Хочу вернуться к двум фотографиям, о которых упомянул выше. Был у нас н батарее командир взвода Дима Нечаев. Кончил он, как и все мы взводные, краткосрочные курсы, получил звездочку на погоны и был направлен на 1-й Прибалтийский фронт.

Как-то после боя, когда мы грязные, невыспавшиеся сидели у костра, он разоткровенничался и рассказал мне, что в детстве мечтал стать клоуном и хотел поступить в цирковое училище. Но грянула Бойна, и Дмитрий добровольцем ушел на фронт.

—    Но если останусь жив, — закончил он короткую исповедь, — обязательно стану клоуном!

Назавтра снова загремели орудия, мы двинулись вперед, и, естественно, этот разговор был тут же забыт.

Я вспомнил о нем, когда стал формировать самодеятельный коллектив. К моему предложению что-нибудь исполнить Дима отнесся с нескрываемым восторгом, но предупредил, что все это не так просто, что надо много поработать над программой. Все свободное время — а его было не так уж много — Дима что-то стругал, шил, клеил. Все это производилось втайне от других. Никто не посвящался в его священнодействия.

И вот наступил день прослушивания. Перед комиссией, состоящей из нашего начальства, один за другим проходили участники самодеятельности. Вдруг на импровизированную сцену выскочил, испуская страшные гортанные звуки, огненно-рыжий взлохмаченный тип с огромным красным носом, в цивильном, неизвестно где добытом жилете, мятой фетровой шляпе и с огромным бантом на шее. Вместо штанов на нем болтались неимоверно большие белые солдатские кальсоны с развевающимися завязками. Комиссия замерла. Никто из присутствующих не узнал в клоуне скромного Диму Нечаева, обладавшего тихим задушевным голосом. Затем раздались аплодисменты, и номер был принят.

... Выступление самодеятельности состоялось. Истосковавшиеся по развлечениям благодарные зрители сопровождали громом аплодисментов все выступления, но как был принят Алекс, описать невозможно. Он повторял свои номера по нескольку раз, и все равно его не отпускали со сцены.

После выступления растроганный бригадный фотограф, делавший снимки для документов, сам предложил Диме сфотографировать его на память. Таким вниманием не был удостоен ни один из нас.

Где сейчас Дмитрий Нечаев, кем стал — я не знаю. Но этот снимок, подаренный мне товарищем по оружию, горячим любителем цирка, бережно храню.


Р. ТАБАЧНИКОВ

оставить комментарий