Клоуны Анатолий Векшин и Константин Васильев

В жизни они, пожалуй, антиподы. На лезущий в карман за словом, с лукавой, подвижной физиономией лицедея — Анатолий Векшин.

Мастер моментальной актерской зарисовки — он всегда готов с добрым юмором изобразить товарища по арене. Помнит все цирковые розыгрыши, забавные происшествия. Смеется открыто, заразительно.

Рядом с ним Константин Васильев кажется флегматиком. Не говорун, раздумчив, даже вроде бы по-девически застенчив. В сценках сдержан, в движениях скуп. Прежде чем ответить — подумает. Улыбка мягкая, я бы сказал, даже лирическая.

Но, удивительно дело, на манеже от разницы в темпераментах не остается вроде бы и следа. Я, конечно, далек от наивного предположения, что образ, создаваемый цирковым комиком, обязательно должен соответствовать его характеру в жизни. Однако в сценическом поведении Васильева и Векшина все же обращает на себя внимание их способность к «взаимозаменяемости». Например, в диалоге, где партнеры «выясняют отношения» с помощью свистулек, комический акцент явно делается на Константина, который выступает здесь в облике женщины. И он в этой маске действительно эксцентричен, смешон и своими буффонадными проделками непрерывно вызывает в публике смех. А в таком антре, как «Рояль», роль Васильева больше сводится, как мне показалось, к резонерскому подыгрышу партнеру. В выходной репризе, где артисты, сталкиваясь велосипедами, разбирают их постепенно на части и, увлекшись, в нелепой суматохе, снимают друг с друге почти всю одежду, комическая нагрузка падает на обоих более или менее равномерно, то есть оба предстают в образах «своеобразных» рыжих.

В чем здесь дело? Может, на отсутствие постоянных, устойчивых сценических образов в этом клоунском дуэте влияет то, что и Васильев и Векшин, прежде чем объединиться, прошли долгий и сложный путь, совершив ряд метаморфоз в своих клоунских амплуа? У Васильева за плечами содружество с Н. Щадриным, И. Капитоновым, X. Мусиным, В. Мозелем и О. Савичем, А. Николаевым, Э. Середой. Не менее пестрая актерская биография и у Векшина. Он пробовал себя в паре с Н. Лавровым (в пантомиме), в клоунской четверке с Л. Мозговым, X. Мусиным, А. Шлискевичем (потом их заменили С. Анохин, А. Глущенко, А. Дубино), был партнером Ю. Никулина и М. Шуйдина, работал в клоунской группе «Семеро веселых», и, наконец, восемь лет прожил на манеже его Аполлон Трищенков, стиляга и недоросль, персонаж представления «Пароход идет «Анюта».

Такой калейдоскоп имен, кстати, невольно наводит на мысль о неуживчивости, о неумении «притереться» к партнеру, найти с ним общий творческий язык. Но разве не лучшим доводом, опровергающим всякие сомнения, является сам дуэт «Васильея — Векшин», существующий уже более десяти лет? А главное, те взаимоотношення, которые установились в этом творческом союза. Мне пришлось быть свидетелем того, как партнеры беседуют, спорят, как дают интервью журналистам. И при этом у них неизменно царит дух взаимопонимания, доброжелательства. Слушают они друг друга внимательно, уважительно, нетерпимости к чужому мнению не проявляют, категоричности в оценках избегают. Но в принципиальных делах Васильев и Векшин — единомышленники.

— Да, каждый из нас в одной репризе больше тяготеет к «рыжему», другой — к «белому», а в иной — наоборот. Дело в том, что вели актер изо дня в день играет — на эстраде, на арене ли — один и тог же характер, сценические крески, как правило, тускнеют, появляются штампы. Мы же, подменяя друг друга а комических амплуа, даем себе возможность «отдыхать» от повторяемости приемов, трюков, сохраняем свежесть обрезов. Оговариваемся: это отнюдь не «рецепт» для всех парных неверных и не бесспорное теоретическое положение, которого надо придерживаться другим. Но для нас такая сценическая манера, как убеждает опыт, приемлема, оправдывает себя, соответствует нашим творческим индивидуальностям.

На практике артисты последовательно доказывают свою правоту. Они убедительно смешны, разнообразны, почти всегда «доходят» до зрителя. Работают легко, раскованно, не прибегая к заезженным трюкам, к грубым приемам, нм всегда сопутствует чувство меры.

Подкупает в этом клоунском дуэте еще одно немаловажное, как мне кажется, обстоятельство, еще более убеждающее в их одаренности. Почти все свои репризы они написали сами (некоторые принадлежат перу Васильева, другие созданы совместно). И, пожалуй, лучшая из них — «Рояль» — построена в духе классических цирковых традиций и в то же время начисто лишена дурного ярмарочного привкуса.

Коверные выходят на манеж в нарядных фрачных костюмах. Васильев садится к роялю, и мы слышим звук открывающейся крышки. Он пробегает пальцами по клавиатуре и Векшин-певец начинает исполнять «На земле весь род людской». По мере того как ария близится к концу, он все сильнее ерзает, дергается и, наконец, начинает неудержимо хохотать.

Возмущенный аккомпаниатор вытаскивает у него белую мышку и кидает ее в униформу. Подошедший инспектор грозным жестом приказывает обоим убираться за форгент.

Клоуны подходят к инструменту, с огромным напряжением — слышно даже, как он скрипит — поднимают его и уносят за кулисы. Затем мы слышим оттуда грохот падающего на пол рояля. Мгновение — и партнеры вновь выходят на манеж. Но в каком виде! На них гроздьями висят клавиши, они с ног до головы опутаны струнами.

Секундное затишье — и зал взрывается аплодисментами, смехом. Это награда коверным за их отточенное мастерство. Пантомимическое искусство Васильева и Векшина в сочетании с искусно записанной фонограммой заставили было нас почти всерьез поверить в реальность происходящего. Появление клоунов с «материальными» обломками рояля вскрыло алогизм показанной сценки, создало парадокс, обусловивший комический эффект номера.

Васильев, в прошлом ученик фрезеровщика, начинал с занятий гимнастикой в спортивной школе «Трудовых резервов». Его первым напарником в цирке был Николай Семенов (Адамсон), с которым он выступал на батуте я летних парках, а зимой переходил в униформу. Потом попал к турнистам Николаевым и может не сменил бы «специальности», если бы не серьезная травма ноги. Решил попробовать силы в парной клоунаде, благо мнемотехник Н. Щадрин в тот период тоже решил стать клоуном.

О своем цирковом образовании Константин Васильев говорит:

—    Диплома об окончании ГУЦЭИ у меня нет, но цирковые «университеты» я прошел основательные. Наставниками для меня были все партнеры. И все же одному из них я обязан больше других: Хасану Мусину. Он учил меня правде поведения на манеже, учил не механически заучивать репризу, а подходить к ней творчески. Оберегал меня от «нежима», клоунского кривляния, бессмысленной суеты на манеже. Я бы, наверное, еще долго не расставался с Мусиным, но ему нужен был лишь «резонер», а мне оставаться чистым «белым» не хотелось.

Мусин сыграл свою роль и в судьбе Анатолия Векшина. Восьмилетним мальчуганом он увидел его на арене и запомнил на всю жизнь. Впечатление было таким долгим и сильным, что когда студент второго курса Ленинградского архитектурно-художественного училища Толя Векшин увидел на улице объявление о приеме в студию музыкальной клоунады при Ленинградском цирке, то без колебаний решил сдавать туда экзамены. Его не остановило даже, что из поступавших четырехсот пятидесяти человек могли принять всего лишь четырнадцать. Он дерзнул — и не раскаялся а этом, хотя его приняли условно: за полгода он должен был сам освоить музыкальную грамоту.

—    И я многим обязан своим старшим товарищам — клоунам, — рассказывает Векшин. — Не забуду реплики Бориса Вяткина, вдохнувшей в меня веру в свои силы. Когда я пришел сдавать экзамены, он оглядел меня с ног до головы и уверенно бросил: «Пойдешь! Тощий, поджарый — суховей!» Еще в большей степени благодарен цирковым режиссерам. С первых шагов помогал мне Георгий Семенович Венецианов, меня пестовали такие опытные и добрые знатоки манежа, как Арнольд Григорьевич Арнольд, Марк Соломонович Местечкин, заметил и поддержал выдающийся деятель советского цирка Евгений Михайлович Кузнецов. Особую роль сыграл а моей судьбе Евгений Арсеньевич Рябчуков. Он пригласил меня принять участие в представлении «Пароход идет «Анюта», который стал этапом в моей артистической биографии.

Свела артистов Васильева и Векшина судьба в лице Игоря Кио. Векшин оказался проездом я Москве, где Васильев был уже занят во втором отделении аттракциона.

— Хочешь работать с Константином? — без обиняков спросил Векшина Кио. И тот, почему-то даже не раздумывая, согласился.

Сперва не ладилось. Не приходило так необходимое чувство локтя, то «дыхание» в одном ритме, без которого партнеры просто двое, а не дуэт. В их союз не верили. Одни популярный клоун публично вынес им «приговор»: «пара — без перспектив, ничего у них не выйдет».

Но они чувствовали: получится. И работали, не жалея сил, не пугаясь неудач. И победили. Теперь уж трудно представить себе на манеже Векшина без Васильева и наоборот — их дует получил заслуженное признание.

Прошедшим летом Васильев и Векшин выступали в Зеленом театре Выставки достижений народного хозяйства СССР. В трудных условиях открытой сцены — в зной и холод, без цирковом машинерии — они быстро освоились. Даже здесь, без привычного манежа, их выступление было более впечатляющим, более артистичным. Даже их старая реприза «Дуэль» выглядела чище, элегантнее, достовернее.

Я не случайно употребил слово «достовернее», ибо «Дуэль», как и «Рояль», построена на имитации действия. В руках у «противников» только эфесы шпаг.

А движения и жесты ток точны, убедительны, что в,сочетании со звуковыми эффектами, которые дает фонограмма, они создают полную иллюзию всамделишного, очень смешного в деталях боя.

Это еще одно свидетельство растущего мастерства коверных, их непрерывного совершенствования.
Но, как оказалось, они далеко от самоуспокоенности.

Чем же недовольны партнеры?

— Не устраивает нас а целом репертуар, который мы показываем зрителю. Есть у нас репризы и антре изящные, смешные, в чисто художественном отношении вполне благополучные. Но зритель растет, растут его эстетические и социальные запросы, да и мы, клоуны, сами предъявляем к себе все большие требования. Вот почему хочется иметь в арсенала цирковые интермедии, поднимающие нравственные проблемы, и не вне времени и пространства, а с точными приметами сегодняшнего дня. Хочется придумать сценки политического или бытового плана, но высмеивающие характерные для нашей эпохи, нашего обществе отрицательные явления (такие, например, как ставшая уже классическом реприза Карандаша «Переливание из пустого я порожнее»). Есть у нас претензии к себе и более частного порядка. Как вы видели, у нас нет единых костюмов, мы почти я каждой паузе выходим а разных, необходимых по ходу действия. А хотелось бы все-таки иметь во внешнем облике своеобразную «визитную карточку», то есть костюм, в котором, например, цвет пиджака одного партнера имел бы продолжение в цвете штанов другого, а общность дуэта подчеркивалась бы такой деталью, как одинаковые банты, брелоки или что-либо другое. В таком костюме мы могли бы делать выходную репризу и а нем же заканчивать выступление...

Творческое беспокойство. Неудовлетворенность собой. Постоянный поиск. Это ли не признаки подлинного творческого здоровья, залог того, что Васильев и Векшин на пути к новым интересным работам, новым замечательным свершениям?

ВИК. МАРЬЯНОВСКИЙ

оставить комментарий