Ключик

Вы знаете эти комнаты за клубной сценой, — просторные, с диванами и зеркалами, если это клуб знаменитого завода или секретно-безымянного, но очень важного НИИ; или, наоборот, тесные, где сидят только те, которые пришли первыми, а остальные примащиваются на стол или на подоконник, в ожидании своего выхода на сцену.

В одних клубах орга­низация концерта образцовая, все движется, как по кон­вейеру, в других неразбериха — все являются в одно и то же время, все хотят выступить первыми и поскорее уехать. Но всем вместе выступать нельзя (может быть, и можно бы, только никогда еще не пробовали), поэтому неторопливые, или менее настойчивые сидят по углам и ждут, когда их позовут к зрителю. Все друг друга обычно знают; если забыли имя-отчество, то выручает слово «дорогуша». Раз­говоры тоже довольно всем известные — о том, о другом, ни о чем. Но вот однажды  я слышала разговор... Или луч­ше передать его именно так, как я его слышала?

— Нет,   как вы там ни говорите, дорогуша, а заелись. Заелись!
— Кто? Чем, где?
— Как — кто! Зрители. Искусством. В клубах. Мы, выездная эстрадная бригада, однажды выступали на Чукот­ке. Так верите: клуб буквально ломился! Пришлось два ра­за повторять одну и ту же программу. А  здесь у нас, в столице, уже ничем не удивишь. Я не   говорю о больших торжественных концертах. Я говорю о выступлениях на за­водах, в учреждениях. Вы уже пришли, уже пора начинать, а они еще танцуют и не спешат занимать места. Или, если это в обеденный перерыв, они еще не вернулись из за­водской столовой...
— Ну, положим, не всегда так.
— Вы хотите сказать, что как только вы появляетесь на горизонте, так уже сразу — полный зал?
— Всякое бывало. Но случалось и так, как вы рассказы­ваете. Чем это объяснить? Может быть, тем, что нас посто­янно видят по телевизору. Мы уже ничем никого не удив­ляем. Просто делаем свое актерское дело. И чем лучше, тем, очевидно, лучше для всех.
— А хотите я вам расскажу, как один человек удивил и сразу стал, что называется, любимцем публики?

Это сказал третий из «дорогуш», который приехал с не­которым опозданием и уже никак не мог рассчитывать на то, чтобы попасть в первое отделение концерта.

— Интересно.
— Так вот. Приезжает этот человек, — имя называть не так уж обязательно, тем более, что я передаю не из пер­вых рук, а значит, тут уже были всякие творческие вариан­ты, — приезжает он в один воинский клуб.
— Люблю.
— Я тоже. Только не перебивайте. Идет по коридору, открывает одну дверь — репетиция. Молодой лейтенант поет «Кто может сравниться с Матильдой». Да так поет, что дай бог каждому. Заглядывает в другую комнату, там девушки танцуют. На пуантах, все честь по чести. Идет ми­мо третьей двери и — что за дьявольщина! — слышит собст­венный голос, который читает басню. Не может же он ошибиться: интонации, модуляции, все в точности. А он, между прочим, твердо знает, что эта басня в его исполне­нии на пластинку не записывалась. Но при теперешней технике, может быть, кто-нибудь из зрителей мог свободно записать на магнитофон... Раскрывает дверь. Никакого магнитофона. Стоит дюжий солдат и хорошо поставленным голосом читает басню. Ну, актер этот достаточно самокритичен и признает, что солдат читает ничуть не хуже. А, пожалуй, по молодости лет еще как-то сочнее и ярче... Вот он и задумался: что же это получается? Один читает басню вполне профессионально, другой поет «Матильду», девчонки танцуют, если не как Уланова, что вообще по-моему недостижимо, то во всяком случае совсем не плохо. Задумался: прибегут они на концерт с жадностью, с любо­пытством, как на той же Чукотке, или придут не спеша, будут смотреть и слушать, но без особого восторга, и уж, во всяком случае, не станут аплодировать так, чтобы выз­вать три, четыре раза?
— Я же и говорю — заелись!
— А я этого не говорю. Хотя полностью и не отрицаю. Я думаю  другое: надо   очень заинтересовать!   И вот этот наш дорогой товарищ, походив по всяким клубным комна­там, в конце концов спустился вниз и обнаружил тир. Стре­ляют  ребята, любо-дорого   посмотреть.  А он — человек азартный. «Дайте,  говорит, мне, я стрельну!»  Кое-кто из стрелков его узнал. Посмеиваются. А он уже совсем раз­задорился  и говорит: «Смейтесь, на то вы и молодые. А  я, между прочим, двадцатьс лишним лет тому назад слыл не последним снайпером. Теперь, без практики, воз­можно, уже не та твердость руки и не та меткость  глаза. Да и цель  не та...  » Ему  говорят: «Нет,  у  вас  глаз  мет­кий», — намекая на его исполнение басен. А он свое... Лич­но я, будучи  человеком  сугубо  штатским,  не  смогу  вам, вероятно, объяснить, как и куда он стрелял, и всякие там технические подробности, но факт тот, что он бил без про­маха и вызвал полный восторг у зрителей! Его чуть не на руках внесли в зрительный зал, и со сцены откуда-то появившийся капитан с энтузиазмом рассказал о нашем актере, который только что продемонстрировал настоящую снайперскую сноровку и незаурядный талант! Ему аплодировали истово и долго. А когда он, наконец, стал читать свои басни, то даже наименее удачные были приняты «на ура». Вот это, называется, удивил! И вызвал симпатии всего зала.  Купил, одним словом.
— Н-да, вы что же хотите сказать, дорогуша? Что нам нужно искать пути к зрительскому сердцу,   подбирать к нему ключик не своим мастерством, не своим искусством, а какими-то побочными способами? Скажем, я приеду на ЗИЛ и, прежде чем петь арию Сусанина, попрошусь в сборочный цех и начну на глазах у пораженного зрителя собирать трехтонку? Или сопрано явится к   швейницам и потребует: «Дайте мне сперва  иголку и нитку, я вам лихо смечу модельное платье, а уж потом спою «Соловья». Так что ли?
— Нет, наверно, не так. Но ключ  все-таки находить надо.

В это время со сцены вернулся один из актеров и, разыскивая свой плащ на вешалке, под другими плащами и пальто, сказал кисло:

— Сегодня та публичка. Ничем не проймешь.

Это значило, что он ушел под стук собственных каблуков, как говорится в таких прискорбных случаях, и теперь хотел объяснить свою неудачу железобетонностью зрителей.

— А мы вот тут как раз говорим о ключе, который необходимо подобрать к зрительскому сердцу, — сказал один из собеседников.
— Желаю   удачи, — буркнул   обиженный   актер и ушел с гордо поднятой головой.
— Не знаю, не знаю, — сказал один из собеседников.— Наверное, нужно очень хорошо работать профессионально.
— И быть интеллигентным, — сказал другой.
— А разве это не само собой разумеется?
— Само собой. Но  не всегда бывает.
— Не мучайте! Неужели я должен досконально изучать физику и химию для   того,   чтобы   пользоваться успехом у химиков и физиков?
— Господи!   Не  обязательно.   Вы  интеллигентно  делайте свое дело. Залезать в чужие области, скусывать верхушки,   а   потом   какие-нибудь мало кому известные слова, попугайски заученные, выдавать за широкую образованность, это как раз не интеллигентно. Это даже некрасивое подыгрывание, все равно никто не поверит, что вы где-то между четвертым и пятым концертом на ходу изучаете электронику или там еще что-нибудь.
— Расщепление ядра.
— Нет, уж, пожалуйста, не надо! А то вы это расщепление через минуту сведете к семейным отношениям и начнете распространяться по поводу   того, что теща наделала из зятя щепы. И получится очередной конфуз.
— Да,   кстати,   сейчас мы у кого   выступаем?   Я   что-то уже перепутал...
— В учительском доме. На Пушечной.
— Педагоги—трудный народ. Выдать им что-нибудь насчет воспитания?
— А может быть, лучше показать себя блестяще воспитанным, отточенным, хорошо образованным эстрадным артистом? Заманчиво!
— Эк, хватил! И отточенным, и отменно образованным, и все за те же деньги?
— Дорогуша, я знаю — это вы не сами, вы изображаете какого-то плоского шутника. Но это как раз не отменно.

В зале раздались аплодисменты. Актер не возвращался. Аплодисменты продолжались.

— Кто там сейчас на сцене? Ах, да... Подобрал ключ. Может быть, высказал свежую мысль, что в его артистической деятельности главную роль сыграла его первая учительница?
— Нет, это уже было в самом начале, в конферансе.

Певец вернулся  со сцены, лицо у  него было помолодевшее и доброе.

— Хороший сегодня народ! Принимают   отлично. Желаю удачи.

Взял свой плащ и ушел. Актеры посмотрели ему вслед.

— Надо было спросить про ключик. Вот всегда так!


ВАРВАРА КАРБОВСКАЯ

Журнал Советский цирк. Октябрь 1965 г.

оставить комментарий