Конь Буян на юбилее - В МИРЕ ЦИРКА И ЭСТРАДЫ
В МИРЕ ЦИРКА И ЭСТРАДЫ    
 







                  администрация сайта
                       +7(964) 645-70-54

                       info@ruscircus.ru

Конь Буян на юбилее

Конь Буян и Ирбек Кантемиров 1963 гЛестница Дома актера была неширокой, полутемной,  крутой.

— Алле,    Буян! — скомандовал    Ирбек,    и конь стрелой полетел вверх по ступенькам.

Он остановился на лестничной клетке, ударил копытом, наклонил голову так рез­ко, что рассыпалась грива, и глянул на нас сквозь решетку перил, всем видом своим показывая нетерпение. Он как бы хотел сказать: «Ну, что же вы? Сами заварили кашу,    а    теперь    мешкаете?» Мы с Ирбеком Кантемировым и коню­хом   действительно  еле   поспевали  за   ним. Второй   этаж...    Третий... Буян снова остановился на площадке, за­играл ушами от нетерпения. Он снова смотрел вниз на нас — вспотевших, тяжело дышащих. Он совершенно не устал. Ему, очевидно, нравилась эта новая игра — бег вверх по нескончаемым ступенькам.

— Алле, Буян!

Пятый этаж. Мы уже вошли в фойе. За стойкой" буфетчица мыла стакан. Увидев лошадь, она вскрикнула от изумления и выпустила стакан из рук. Буян остановил­ся, фыркнул, глядя на осколки. Неожидан­но зашипел никелированный экспресс для варки кофе. Буян вздрогнул, настороженно покосился на незнакомый ему предмет.

— Алле,  Буян!

Пройдя сквозь узкую дверь, мы очути­лись в маленькой гримировальной комнат­ке и оттуда по нескольким ступенькам поднялись на сцену. Там уже ждали бая­нист и электрик. Надо было отрепетиро­вать наше приветствие с начала   до конца. Пока седлали лошадь, я переоделся в костюм жокея и, увидев себя в зеркале, расхохотался. На меня прищурился правым глазом нелепый, толстый усатый человек в красном камзоле с черными рукавами, который, казалось, вот-вот разойдется и лопнет  по  всем   швам.

— Саша, скорее! — нетерпеливо крикнул Ирбек. — Ничего не успеем! Уже седьмой час!   Скоро зрители собираться начнут!

В зале толпились сотрудницы и уборщи­цы Дома актера, прибежавшие глянуть на    коня.

— Ты будешь за Яншина, — приказал  Ир­бек конюху Володе, — иди, садись в кресло.

Недоуменно пожав плечами, Володя с совкой и метелочкой в руках сел в боль­шое кресло на противоположном конце сцены,

— Пожалуйста,  включите полный свет! — попросил    Ирбек   электрика     и    обратился к зрительницам: — А  вас  попрошу  шуметь,
кричать,  хлопать,   как только  выедет конь. Да   погромче!    Все   должно   быть,   как   на сегодняшнем  вечернем  выступлении,  чтобы мой Буян  привык к новой обстановке и не выкинул   какого-нибудь   фортеля   во   время юбилея.

Электрик включил полный свет, уборщи­цы и сотрудницы расселись по местам, баянист заиграл вступление, и Ирбек вы­шел на  самую середину сцены.

— Дорогой   Михаил  Михайлович! — обра­тился Ирбек к конюху, который тут же прыснул со смеху и выронил совок.

Зрительницы дружно захлопали, а конюх приподнялся с кресла и поклонился, при­ложив к груди метелочку. Все рассмеялись.

— Михаил Михайлович! — продолжал Ир­бек, — вы — страстный   любитель   и   знаток лошадей.  Мы  знаем,  что  в  молодости  вы пошли добровольцем в Красную кавалерию. Вы   любите  скачки,   бега,   наездников,   жо­кеев. Один из них сейчас подъехал привет­ствовать  вас верхом  на лошади  к  самому
Дому актера, но не  может придумать спо­соба, как подняться на пятый этаж.

Баянист заиграл бурную мелодию, я ско­мандовал: «Алле, Буян!» — и с гитарой в руках подъехал  к креслу. Зрители застучали, закричали, захлопали. Буян вздрогнул и покосился на зал.

— Кланяйся!      Кланяйся! — приказал      я коню и отпустил  поводья.

Буян  энергично  закивал   головой. Спев  шуточные  «жокейские»   куплеты,   я сошел  с  лошади   и   вручил   гитару конюху.

— Примите. Михаил Михайлович, от нас на    память.
— Спасибо! Спасибо! — снова расхохотал­ся    конюх,    вскочил    с    кресла    и,    смешно шаркнув   ногой,   раскланялся   во   все   сто­роны.

В зале снова дружно рассмеялись. Буян подошел к Ирбеку и, протянув губы к его уху,    пошевелил   ими.

— Буян   попросил  передать  вам  по сек­рету, — объяснил   Ирбек   конюху, —что   он хочет   специально   для   вас   станцевать   ту самую   румбу,   которую   вы   в   молодости танцевали   на  столе в роли Макса-растрат­чика  в  кинофильме  «Заключенные».
— Как же, как же, помню! — ответил Володя,  все увереннее входя   в свою роль.

Станцевав румбу, Буян протянул конюху на прощанье переднюю ногу и поцеловал его в губы. Под звуки марша Буян, Ирбек и я нога в ногу покинули сцену. Повторив еще два раза с начала до кон­ца наше шуточное приветствие, мы рас­седлали Буяна и провели его в заранее приготовленный уголок — на лестничную клетку   шестого   этажа. Я все-таки где-то в душе сомневался в успехе дела. Вот как все началось. С не­делю назад я пришел в цирк к замечатель­ному человеку и дрессировщику Ирбеку Кантемирову.

— Ирбек! Михаилу Михайловичу Яншину исполняется  шестьдесят лет.   Коллектив на­шего театра   поручил  мне приготовить при­ветствие.    Хотелось    бы   придумать   что-то особенное!

Вот въехать бы на коне на сцену Дома актера, где будет проходить юби­лей!

— Так за чем же дело стало? — улыбнул­ся   Ирбек.
— Ты что смеешься? — я встал с барьера и прошелся по арене. — Или ты забыл, что сцена  в Доме актера на пятом этаже?
— А   лифт  там   большой?
— Ишак   и  то   не   поместится,   не  то  что лошадь.
— Ничего,   обойдемся   без  лифта.   Подни­мем  и   спустим  по лестнице.
— Что   ты   мелешь   чепуху?    Какой   конь это    сумеет?
— Буян!  Ты переоденешься  в жокея,  по­едешь на  нем верхом, — сказал  Ирбек.

Оглядев свою массивную фигуру, я спро­сил   осторожно:

— А  сколько  весит  жокей?
— Килограммов  пятьдесят семь, — сказал Ирбек   невинно,   зная,   что    я    вешу    почти вдвое    больше.

— Ничего, — расхохотался     Ирбек. — еще смешнее  будет.  Только одно условие — без тренировки  я тебе Буяна   не доверю.   Бу­дешь ежедневно репетировать!
—Хоть сейчас! — радостно отозвался я. — Седлай    лошадь!

Я целую неделю каждый вечер за кули­сами тренировался в верховой езде. Вот и долгожданный вторник. Выходной день цирка и театра имени К. С. Стани­славского. Шестой час. Мы с Ирбеком и конюхом Володей на конюшне около Буяна. Он приветливо ржет и с удивлением смот­рит на нас. Остальные обитатели конюшни: пятнадцать лошадей, ишак и козел — тоже встревожены. Ведь сегодня — день отдыха, и потому никакого представления быть не может. В цирке никого, кроме пожарников, нет. В чем же дело? Почему конюх кладет в мешки овес и сено? Зачем в чемодан складывают    уздечку,    пачки    с    сахаром?

Буяна взнуздывают, накидывают на него теплую попону и выводят во двор. Ему вслед тревожно глядят: куда повели Буяна? Прошли бульвар, попадаем на оживлен­ную вечернюю, всю в огнях Пушкинскую площадь и  подходим  к Дому  актера. ...И вот мы сидим на шестом этаже ря­дом с Буяном, терпеливо ожидая своего выхода    на    сцену. Буян захотел пить. Мы в спешке забыли захватить из цирка ведро. Буфетчица охотно  одолжила  его  нам  и  пришла   угостить Буяна сахаром. Так шло время. Я еще изредка забегал в переполненный зрительный зал поглядеть на торжество, а вот Ирбеку не удавалось отойти от Буяна ни на секунду: тот не желал оставаться с конюхом ни под каким видом: начинал нервничать — ржал, бил по    полу   копытом. Через некоторое время нервничали уже все четверо: Буян, Ирбек, конюх и я. Наш «номер» решили поставить самым послед­ним в программе. Буян застоялся. Ему стало скучно без лошадей. Ведь так надол­го он не разлучался с ними. Стоять в без­действии на полутемной лестничной пло­щадке рядом с постоянно шумящим лиф­том было непривычно.

— Вот что! — предложил я. — Пошли в ко­ридор!   Погоняем Буяна!

И вот по пустому коридору шестого эта­жа, по красной ковровой дорожке, мимо дверей с надписями на табличках: «Каби­нет русской классики», «Кабинет западной классики», «Методический кабинет», «Биб­лиотека» я ездил взад и вперед верхом на Буяне, ласково умоляя его не нервни­чать  и   подождать еще  немного... Прошло еще часа полтора. За это вре­мя мы скормили Буяну почти недельный рацион сахара. И все напрасно. Конь окон­чательно разнервничался и вышел из по­виновения. Ни одного из намеченных и от­репетированных трюков он не выполнял. Фыркал.  Пятился.  Бил задом.

— Придется     выступление     отменить… — с  горечью  сказал  Ирбек. — Буян  работать не   сможет.

Ирбек   начал   расседлывать   лошадь.

— Кантемиров!   Аронов!   Следующий   вы­ход    ваш!

Мы переглянулись.

— Рискнем! — сказал Ирбек.

В одно мгновение Буян был снова осед­лан. И  вот мы опять в маленькой артистиче­ской комнатке Дома актера. На сцене — цыгане. Они окружили Яншина, повязали ему пеструю цыганскую шаль, поют величальную. Дружно грянул хор, зазывно, заплясала молодая цыганка. Она пригла­шает Яншина на танец. Юбиляр не вы­держал,  пустился  в  пляс. Цыгане гурьбой сбегают вниз со сцены. Буян, как только освобождается путь, под­нимается по шести ступенькам на сцену, ждет в кулисе. Я сажусь в седло. Ирбек выходит и останавливается перед Яншиным.

Как только я появился на сцене, раздал­ся какой-то гул и стон. Как будто бомба разорвалась в зале. Яншин приподнялся от изумления, замахал руками и, смеясь, повалился назад в кресло. Зал продолжал хлопать, кричать, неистовствовать. Каза­лось, что барельефы Ермоловой, Савиной, Щепкина, Садовского и других корифеев русской сцены, висящие в рамах, по сте­нам, ожили и весело смеются и кричат вместе со всем залом. Им не доводилось видеть  подобного на этой сцене. Я легко тронул струны гитары: зал по­степенно   затих. Буян не испугался ни криков зрителей, ни треска кинокамер, ни блицев фотомол­ний. Конь «почувствовал» зал, перестал нервничать и отлично выполнил все наме­ченные   трюки.

«Хоть ты артист  великий,
Но ты в  душе жокей...
Бросай свои театры.
Как справишь юбилей...»

— продолжал я петь свою песенку.

Сцену мы покинули под скандированные аплодисменты  всего  зала. Буян осторожно переставляет ноги, ощупывает ступеньки, медленно спускаясь вниз по парадкой лестнице. Через стеклян­ные двери мы выходим на улицу Горького. Она почти безлюдна.

Самое удивительное и негаданное ожида­ло нас, когда мы вернулись в цирк. Как только мы появились на пороге ко­нюшни, все лошади радостно заржали. За­орал благим матом ишак. Заблеял козел. Никто не спал. Все ждали Буяна. Каза­лось, они были рады и долгожданной встрече  и удачному дебюту на  юбилее.
 

АЛЕКСАНДР  АРОНОВ, режиссер Московскогого  драматическоготеатра  имени К. С. Станиславского

Журнал Советский цирк. Апрель 1963 г.

оставить комментарий
 

 

 


© Ruscircus.ru, 2004-2013. При перепечатки текстов и фотографий, либо цитировании материалов гиперссылка на сайт www.ruscircus.ru обязательна.      Яндекс цитирования