Конно-балетная пантомима «Гусарская история»
Аплодисменты сразу врываются в действие спектакля, заливают волной цирк. Временами зрители замирают, зачарованные происходящим действом, и тогда рождается то редкое состояние, которое можно определить одним словом — сопереживание. Такое происходит на спектакле «Давным-давно, сегодня и вчера».
Сцены из пантомимы "Гусарская история"
Давным-давно на манеже наших цирков не видели конно-балетных пантомим. А ведь когда-то их ставили постоянно. Это была первооснова цирка. И вдруг они исчезли с манежа. Забыли о них, или, скорее всего, просто никто не решался браться за эти удивительно сложные постановки.
Двадцать пять лет прошло с того дня, когда на манеже Минского цирка состоялась премьера конно-балетной пантомимы «Бахчисарайская легенда» — спектакль, вошедший в историю советского цирка. Восемь лет не сходил он с манежа страны. Его поставили режиссер Н. Зиновьев и заслуженный артист РСФСР, дрессировщик лошадей и исполнитель главной роли Б. Манжелли. Сегодня конно-балетная пантомима «Гусарская история» (так называется первое отделение спектакля) возрождает и продолжает семейные традиции Манжелли, ведь Борис Павлович с детства был наставником Юрия Ермолаева, привил ему любовь к цирку, к лошадям, к конной науке. И вот конные номера народного артиста РСФСР Юрия Ермолаева положены в основу пантомимы.
Мне не довелось увидеть «Бахчисарайскую легенду», да и вообще сегодня не с чем сравнить пантомиму «Гусарская история», поставленную режиссером и балетмейстером Д. Плоткиным. Мне кажется, что эта новая работа — большое событие в жизни цирка, в искусстве. Возрождение незаслуженно забытого.
Но вернемся непосредственно к спектаклю. Скажу сразу, без обиняков, мне спектакль не только понравился, но и удивил, поразил, родил множество добрых чувств. Думаю, что именно такие пантомимы, спектакли, решенные языком цирка, интересные режиссерски, актерски, музыкально, интересные в плане пластики и оформления, вернут в цирк молодого и взрослого зрителя. Зрителя интеллектуального.
Чем больше я смотрю эту пантомиму, тем больше убеждаюсь, что она продолжает творчески жить на манеже, видоизменяться, оставаясь в основе своей тем же захватывающим зрелищем. Хотя есть в ней и кое-какие слабые стороны, о которых я не примину сказать позже.
Но прежде чем начать разбор спектакля, мне хочется немного рассказать об истории его создания.
О постановке конно-балетной пантомимы Юрий Ермолаев мечтал давно. Идея родилась еще в 70-х годах. Но он не только мечтал, он упорно шел к этой цели, может быть, даже не отдавая себе отчета в этом. «Штраусиана», «Русская березка» — это этапы того пути, который привел его к славной цели жизни.
В редкие свободные дни он набрасывал варианты сценария будущего номера по пьесе А. Гладкова «Давным-давно», фантазировал, то приближаясь к цели, то уходя от нее. Жена Юрия Михайловича Марина, как-то перебирая бумаги, наткнулась на один из вариантов сценария и стала убеждать мужа: надо делать спектакль. Даже написала либретто. Артистов вдохновляла и музыка Т. Хренникова. А когда они посмотрели балет, то уже не сомневались, что будут работать над пантомимой.
Два с половиной года назад в Ленинграде вплотную приблизились к началу работы. И все же были сомнения, творческая тревога.
В режиссере-балетмейстере Давиде Владимировиче Плоткине артисты нашли полного единомышленника, почувствовавшего цирк, сумевшего, как мы убедились в этом сегодня, создать на манеже сюжетное, драматическое действо, рассказанное языком цирка, трюка, балета, музыки.
И вот что удивительно: Давид Владимирович — режиссер и балетмейстер, работающий в театре. Но как тонко сумел он почувствовать цирк, заставить трюк, номер, танец подчиниться сюжету спектакля.
Пантомима основана на символике. И когда символы проникают в душу, рождают глубокие ассоциации, заставляют сопереживать — тогда можно сказать, что на манеже родился спектакль.
...Объемный гусарский кивер венчает купол цирка над сценой. На занавесе — эмблемы, окруженные знаменами, и словно застегнутый на все пуговицы гусарский мундир — форганг. Все это вводит нас в героическую эпоху 1812 года.
А на манеже — забытая игрушечная лошадка. Прожектора высвечивают двух гусаров с гитарами. Весельчаки и балагуры, они, спускаясь из зрительного зала, поют о подвигах гусарских, о русских победах.
Маленькая девчушка в нарядном длинном платьице выбегает на манеж и усаживается на любимого коняшку, заботливо оглаживает его гриву. Это Шурочка Азарова. Ее роль исполняет шестилетняя артистка Даша Ермолаева. Девочку усаживают на настоящего коня, и она смело делает круг по манежу.
Я не буду пересказывать сюжет пантомимы, он близок к тексту пьесы Гладкова (хотя зрителям, не знающим пьесы, не видевшим фильма, наверное, не мешало бы предложить краткое либретто, как это делается в балете или опере). И все же мы с интересом следим и за развитием сюжета, и за великолепной работой артистов, за прекрасной работой лошадей.
Весело, шумно отдыхают гусары: соревнуются в ловкости и смелости, тут и фехтование на шпагах, и шутка, и умение подчинить себе лошадь. Лихой гусар поручик Ржевский (Ю. Ермолаев) показывает свое мастерство в дрессуре лошадей. Взмах стеком — и лошадь встает на оф перепрыгивает через два барьера. Аплодисменты в манеже не ны за грохотом аплодисментов в зале. Но кульминация сцены — карусель.
На круглом пьедестале гарцует на лошади поручик Ржевский. В манеже в мгновение ока, расходясь солнечными лучами, вытягиваются воротца-беседки и начинается конная карусель: прекрасные лошади разной масти движутся в разные стороны по трем кругам. Двадцать семь лошадей одновременно! Кажется, что это гигантский калейдоскоп. И какие только ассоциации не рождает это четкое движение лошадей. Чуть неверный шаг лошади, и хрупкое сооружение — беседки — может рухнуть.
Но мы снова попадаем в дом Шурочки Азаровой. Распахивается занавес верхней сцены и не успеваешь восхититься оформлением художника В. Скипора, который всего несколькими штрихами воссоздал атмосферу этого шикарного дома, как оттуда сверху, с балкона, обрамленного изящными французскими шторами, на качелях стремительно летит вниз теперь уже юная Шурочка (Марина Ермолаева). И вновь ее тянет к лошадям, ей хочется примерить гусарский кивер, промчаться галопом на лошади.
Стремительно сменяются сцены знакомства поручика и Шурочки: первая встреча, первый вальс, прогулки дам и гусаров, бал в доме Азаровых и... война. И в каждой сцене лошади становятся полноправными участниками пантомимы.
Меня покорила Марина Ермолаева — Шурочка силой перевоплощения, грациозностью и лихостью. Как стремительно и бесстрашно взлетает она на лошади по лестнице почти под купол, как лихо владеет шпагой, падает вместе с лошадью. И всем этим она овладела за очень короткий срок. Балерина, дрессировщица, она убедила нас и в своем актерском даровании, актерско-драматическом. Не просто оставаться в образе и при этом показывать великолепную дрессуру лошадей, разные жанры конного цирка: свободу, высшую школу верховой езды, кабриолет. Еще сложнее Юрию Ермолаеву. Ведь вся конная дрессура — это его заслуга. Чтобы из вечера в вечер лошади так точно и безукоризненно выступали, нужна огромная работа. И нужно огромное напряжение сил на спектакле.
Конечно, если подходить к артистам с чисто театральными мерками, то можно найти и недостатки. Полного перевоплощения не происходит, иногда идет чисто внешний рисунок роли. Но об этом забываешь, когда видишь удивительное мастерство дрессировки.
На мой взгляд, несколько затянута сцена прогулки дам и гусаров, устаешь от полонеза в сцене бала. Он кажется бесконечным. И несмотря на то, что балетмейстеры Т. Коханова и П. Гродницкий старались «вытянуть» из артистов все их балетные возможности, и артисты добились многого, не стоит сосредотачивать внимание зрителей на этом. Затянуты сцена отдыха гусаров и батальные сцены. Но зато как точно, одним штрихом — взвившимися вверх живыми языками пламени (гимнастами, летающими над манежем) — решена тема нагрянувшей войны. И в продолжение этого — нашествие, выраженное языком балета и акробатики. Черные фосфоресцирующие костюмы, серая коса смерти, нависшая над Россией.
Как известно, пантомима — жанр, основанный на символике. И лошади, эти умные красавцы, — воплощение этой символики. Они то грустные и задумчивые с поникшими головами — предстоит разлука Шурочки и Ржевского, — то лихие и безудержно храбрые. Радость — и они поднимаются на оф, грусть — и они опускаются на манеж со склоненными головами.
Вообще, весь спектакль пронизан лиризмом, героикой, поэзией. Вот только юмора, к сожалению, маловато. Клоуны Александр Осипов и Владимир Иванов, исполняющие роли бравых гусаров, безусловно люди способные. Но как-то очень поверхностно отнеслись к раскрытию своих образов. А роли им достались интересные...
А вот Яков Экк — руководитель номера жокеев, а по спектаклю — неприятельский полковник, прекрасно чувствует роль, буквально «влезает» в нее, при этом исполняя сложнейшие жокейские трюки. К сожалению, джигитам, символизирующим лихость и мужество гусаров, не хватает трюкового и актерского мастерства. И этот эпизод, как мне кажется, надо сократить до минимума.
Я смотрю заключительную очень добрую, лирическую и талантливо решенную сцену спектакля — возвращение Шурочки домой, возвращение в детство, к славному игрушечному коняшке, возвращение к любви, завоеванной подвигом, и радуюсь удаче сценаристов Я. Халецкого, Ю. Ермолаева, М. Ермолаевой, Д. Плоткина, подаривших нам спектакль, посвященный 175-летию Бородинского сражения.
Э. БОРОВИК
оставить комментарий
RSS 
