Короли шутов

Повесть А. Таланова «Короли шутов» — о творческом пути знаменитых артистов, родоначальников цирковой династии Владимире и Анатолии Дуровых.

В предыдущем, восьмом, номере журнала был напечатан отрывок из книги. Здесь мы публикуем еще одну главу из повести «Короли шутов». Удивительное зрелище. Даже в бурные дни Февральской революции это шествие на улицах Москвы выглядит необы­чайно.

Впереди шагает слон, украшенный цветными гирляндами. За ним следуют верблюды, великолепные лошади и разные диковинные звери. Шествие началось от цирка на Цветном бульваре, движется дальше к центру города по Тверской ули­це, обрастая на пути толпами ликующих людей. Москва в эти дни видела много всяких манифестаций и демонстраций, однако этот праздничный карнавал вызывает особенно радостный отклик. Впереди на слоне восседает люби­мый «народный шут» Владимир Леонидович Дуров. Он устроил и возглавил веселое выступление циркистов. К нему обращено общее внимание — он держит приветственную и одновременно прощальную речь.

Самодержавие пало. Наступает новая эра жизни. И клоун-сатирик, который полвека боролся своим искусством за лучшее будущее, получил возможность свободно говорить с народом. Долгожданная радость! И вот с открытым сердцем он обра­щается к людям с простыми словами о пережитом, испытанном и делится своими мечтами. На Скобелевской площади, напротив недавней резиденции генерал-губернатора, стоит слом. Клоун в атласном балахоне возвышается на его спине причудливым символом. В молодые годы из уст самого генерал-губернатора он впервые услышал о своем изгнании из Москвы за слишком смелые речи. Потом не счесть, сколько раз ему приходилось выслушивать грубый полицейский приказ: «Убраться из города в 24 часа!»

Живая трибуна — громадный слон, оратор в клоунском атласном с блестками балахоне, его товарищи на двугорбых верблюдах, арабских и донских скакунах... Такого экзотического митинга еще не бывало! Просторная Скобелевская площадь стала тесна. Солдаты, солдаты, солдаты, студенты, рабочий люд, обыватели — все внимают словам клоуна, который выступает перед толпой не с целью потешить, остро посмеяться над общественным злом, а говорит серьезно, от души, о своих завет­ных чувствах и мыслях. Ведь настало время, за которое он так страстно боролся.

И вот тут на митинге, перед всеми людьми, «народный шут», как он сам с гордостью себя величает, Владимир Леони­дович Дуров объявляет публично: «Пусть помолчит пока моя сатира!» Отныне — это его назревшее, твердое решение — он больше не клоун, а дрессировщик, артист и ученый. Он верит, что

«Новый вид бессмертного искусства
В содружестве с наукой процветет».

То были не пустые слова. Искусство и наука тесно сплелись в доме на Божедомке. Артист-дрессировщик стал все более углубляться в изучение зоопсихологии и достиг в том значи­тельных практических результатов. Революция открыла В. Дурову возможность мечтать о со­дружестве увлекавшей его науки с любимым искусством. Ранее, в разгар мировой войны, он пытался применить свой опыт в дрессировке животных для целей вовсе иных.

Замысел В. Дурова был смел и фантастичен — прекратить мировую войну, парализовав действие эффективного оружия, которым Германия рассчитывала одолеть своих противников. Невиданно выросший подводный флот и минные заграж­дения немцев стали наносить тяжкий урон военным и торго­вым кораблям союзников.

В. Дуров решил объявить войну войне с помощью живот­ных. План на первый взгляд невероятный, наивный. Однако...

«Морские львы прекрасно плавают и прекрасно видят даже в мутной воде. В море они — цари, — писал он, объясняя суть своего плана. — Посредством приманки можно очень скоро заставить животное производить много различных движений. Морские львы по складу ума ближе всего подходят к че­ловеку и имеют одну общую особенность и способность — внимательно следить за малейшим движением и мимикой сооб­щавшегося с ними человека и понимать его желания и даже душевные переживания.

Благодаря этой способности и особенности морского льва легче и скорее выдрессировать, чем какое-либо другое жи­вотное». Наблюдения В. Дурова о качествах морских животных сле­дует признать удивительными. Ведь только через полвека они стали признанной сенсацией мировой науки. И только через полвека заговорили об использовании морских животных в воен­ных целях. Потому особенно важно подчеркнуть, что все это дело впервые разработал и предложил выдающийся русский дрессировщик и исследователь В. Л. Дуров. Кстати, уже тогда он горько заметил: «Если бы великий Эдисон знал о моем спо­собе дрессировки, то давно бы уже применил к механизму и живую силу или, наоборот, к живой силе свои вспомогатель­ные механизмы». Вещие слова!

Морской лев — умница Лео, любимец Владимира Леони­довича — первый научился выполнять под водой даваемые ему поручения. Занятия с ним велись строго секретно; кроме бли­жайших помощников Дурова, никто о них не был осведомлен. Лео быстро понаторел, чтобы, пользуясь соответствующим снаряжением, суметь подорвать подводное судно или установ­ленное минное заграждение. Он успешно демонстрировал схо­жую операцию на «маневрах» в бассейне, устроенном в Уголке.

В. Дуров сообщил о своем проекте командующему войска­ми Московского военного округа генералу Мразовскому. По­началу генерал отнесся к этой затее в высшей степени недо­верчиво. Однако, лично проверив действия Лео в бассейне и ближе ознакомившись с теоретическими выкладками и черте­жами Дурова, он горячо заинтересовался его проектом. Коман­дующий войсками округа немедленно привлек к этому делу специалистов, они безоговорочно подтвердили реальность за­мысла.

О важности предложенного нового способа ведения под­водной войны свидетельствует то, что о нем было срочно доложено военному министру Беляеву. Время шло, ответа от министра не последовало. Командую­щий округом вторично обратился к министру с докладом, в котором снова и еще более подробно изложил проект В. Дурова, подчеркивая его громадное военное значение. Из Петербурга опять никакого ответа. Тем временем у неугомонного хозяина Уголка родился еще один смелый замысел. На этот раз для ведения воздуш­ного боя. И опять-таки это было не пустой фантазией, а прак­тически разработано.

Авиация к концу мировой войны все более превращалась в грозную силу. Противовоздушная оборона тогда еще не обладала зенитными пушками для борьбы с неприятельскими аэропланами. Сопротивление воздушным налетам ограничива­лось ружейным огнем с земли или малоэффективными дуэля­ми авиаторов. Аэропланы все же летают медленнее некоторых могучих быстрокрылых птиц. «А что если научить орлов набра­сываться на других воздушных пиратов, летающих не с такой скоростью?» — решил В. Дуров.

Жители Москвы с изумлением наблюдали, как над городом стали парить горные орлы, притом они неизменно возвраща­лись на свою базу — на Божедомке. В дальнейшую программу входило научить их вступать в схватку с пилотом, атаковывать со взрывчаткой фюзеляж аэроплана. Методы дрессировки птиц, разработанные В. Дуровым, и уязвимость в воздухе самолетов того времени делали эту программу вполне осуществимой. Однако ответа военного министра на свое предложение В. Дуров так и не дождался. Царское правительство пало. Даль­нейшие революционные события сделали ненужными военные опыты на Божедомке. Экспериментальная работа В. Дурова приняла мирное направление, и ему удалось достичь в том интереснейших результатов.

Солист строго придерживается нот. Но прежде чем он промычит «ре», Дуров просит музыканта сыграть на корнете звук «до».

— Благодарю вас! — обращается Дуров к музыканту и по­ворачивается к «певцу». — А теперь вы, пожалуйста, продол­жите...

Бычок громогласно мычит — «рре-еее!» Подражая ему, Дуров мычит — «ми», бычок мощно про­должает — «фа-аа!» И, наконец, во все горло завершает по­следним — «сс-оо-ль!»

— Вот в этом-то и есть соль, что бычок берет ноту «соль», — комментирует Дуров под хохот всего цирка.

Затем морской лев Паша демонстрирует свое умение го­ворить по-человечески. Произносит слово «мама», читает, как дьячок в церкви, бормоча, повышая и понижая голос. Ну, а уж что выделывают Ара и его приятели! Номера забавные, кажутся простыми, но возможны они лишь благодаря богатому практическому опыту, накоплен­ному дрессировщиком. И хотя В. Дуров все более стремится научно обосновать свои наблюдения, глубоко заняться изуче­нием зоопсихологии, чтобы теоретически разработать новые методы воспитания и дрессировки животных, пока об этом при­ходится только мечтать.

Едва окончилась гражданская война, страна приступила к мирному созидательному труду. И дуровский Уголок на Божедомке получил возможность восстановить свое постра­давшее в годы войны хозяйство, расширить и углубить свою деятельность Научная экспериментальная работа становится основной в жизни Уголка и его создателя. В. Дуров убежденно считал громадным пробелом в Мировой культуре то, что «че­ловек прошел мимо своего богатства — животного мира». Ведь из множества различных видов животных человек приблизил к себе только около сорока.

В своем развитии человечество пошло по пути механиче­ских изобретений, уклоняясь от большего, разумного исполь­зования возможностей животного мира. Досадно, говорил В. Дуров, что прогресс не осуществлялся параллельно в обоих направлениях, которые взаимно дополняли бы друг друга, — это могло бы дать огромный эффект в «усовершенствовании жизненных удобств человека». Интересная, верная мысль! Можно лишь дивиться и пре­клоняться перед силой ее предвидения. Только по прошествии десятилетий родилась новая наука — «бионика», цель которой применить мудрый опыт природы, животного мира в техни­ческом прогрессе.

В. Дуров дает своеобразное толкование случившемуся «не­доразумению». Все это произошло, по его мнению, лишь пото­му, что много тысячелетий не существовало науки зоопсихо­логии. «И вот в эту молодую науку, в этот будущий грандиоз­ный храм я и хочу вложить свой кирпичик», — заключает свою мысль артист цирка, ставший исследователем.

В чем суть этого «кирпичика»?

Прежде всего в безболевом методе дрессировки, основан­ном на глубоком знании психологии животных. В. Дуров давно приступил к разработке этого метода. Богатый практический опыт, накопленный за многие годы, стал его основой. Но Вла­димир Леонидович все более ощущал необходимость его тео­ретического обоснования. Теоретический поиск, обогащенный практикой, сулил широкие перспективы. Возможно, через полвека какой-нибудь соискатель на уче­ную степень более мудрено и пышно озаглавил бы тему своей диссертации, чем В. Дуров, который назвал тему своей работы просто «Взаимопонимание между человеком и животным».

Беда в том, пояснял Владимир Леонидович, что человек не понимает психики животного, а животное — психики человека. «У меня часто спрашивают: «Как это вы научили глупых ско­тов?» — Да так ли они глупы? С точки зрения животного, мы, люди, может быть, иногда бываем куда глупее их. И у них может быть такой же односторонний взгляд на нас, как и у нас на них. Кошка, возможно, смеется в душе, когда видит, как люди мечутся по комнате, одни с железными кочергами, дру­гие вскакивают на стул или даже падают в обморок, при виде малюсенького мышонка. А в это время маленький зверек с сильно бьющимся сердечком лишь ищет выхода, куда бы удрать от вооруженных великанов. Кошка смотрит и удивляет­ся: «Стоит, мол, мне лапой цап! — и нет мышонка». Кто здесь умнее из троих: человек, кошка или мышонок? Судите сами!» — смеялся В. Дуров.

— Какое, по-вашему, самое умное животное? — нередко спрашивали В. Дурова.
— Вопрос я считаю поставленным неправильно, — отвечал он. — Каждое животное умно по-своему. Невозможно установить общий критерий, который годился бы для измерения ума животного. Но если вы меня спросите, какое животное легче поддается дрессировке, то этот вопрос будет задан правильно. Скорее и легче, конечно, поддаются те, говорил В. Дуров, которые ближе стоят к человеку, например собаки. Однако различные породы различно реагируют на приручение и воспитание. Натура их очень меняется в зависимости от воспита­ния: они могут быть образованными, благовоспитанными, по­слушными или грубыми, раздражительными, злыми. Собаки часто во многих отношениях становятся похожими на своих хозяев.

Собаки... В. Дуров не хочет в том сознаваться, что к ним он относится по-особенному. Из большого числа животных, которых он воспитывал, дрессировал, с которыми выступал на арене, они были друзьями самыми близкими. Каштанка... Бишка... Запятайка... Лорд... Ни одного из этих чутких, верных друзей не забыть никогда.

Ведь даже Сократ, простой гусак, запомнился ему на всю жизнь, хотя жил он давно, очень давно, когда у молодого, начинающего клоуна Дурова весь «штат» дрессированных жи­вотных составляли свинья Чушка, собака Бишка, да вот этот самый гусь Сократ. Постижению жизненных законов, изучению души тех, кого природа поручила попечению человека, посвящает себя В. Дуров. Кто как не он, так непосредственно и глубоко познавший повадки зверей и птиц — своих ближайших помощ­ников на арене, — должен  научно изучать их психологию.

Молодое Советское государство всемерно поддерживает начинание В. Дурова. Его Уголок на Божедомке становится своеобразным научно-исследовательским центром.

А. ТАЛАНОВ

Журнал Советская эстрада и цирк. Сентябрь 1968 г.

оставить комментарий