Красноречие мимики и жеста

В небольшом чехословацком городе Колине, в пятидесяти километрах от Праги, родился великий Гаспар Дебюро.  С 1816 года он выступал в театре канатных плясунов — «Фюнамбюль».

Сохранив присущие народному балаганному театру буйное веселье и буффонаду. Дебюро внес в пантомиму мысль, содержательность и приблизил ее к современности. Сейчас на его родине создан музей, посвященный пантомиме. И именно портрет Дебюро украшал афиши Второго Международной! фестиваля мимов, проходившего недавно в Праге.

Как сказал на приеме приматор Праги 3. Зуска, этот фестиваль станет традиционным н будет проводиться каждые три года. Для этого есть основании: именно в Праге существует единственный в мире стационарный театр пантомимы "Дивадло На забрадли", в котором играет всемирно известный пантомимист Ладислав Фиалка, кстати сказать, выступавший и у нас в стране.

Фестиваль был весьма представительным. Пожалуй, все его участники отличались высоким мастерством, поэтому залы театров, в которых проходили представления, были переполнены. Нельзя не обратить внимания на одно обстоятельство: по сравнению с первым фестивалем, проходившем в 1969 году, на втором было показано больше произведений, в которых ставятся и решаются важные вопросы жизни.

Открылся фестиваль премьерой театра, возглавляемого Фиалкой, — «Капричос» по Ф. Гойе. Актеры этого театра пластичны, сценически выразительны. отлично владеют техникой пантомимы. В спектакле рассказывается о молодой монахине, ставшей любовницей художника и за это изгнанной из обители. Казалось бы банальная история. Однако артисты создают острый спектакль. Его идея в том, что эгоизм и ложь одних людей могут послужить причиной гибели других.

Удивительно играет Фиалка (он же автор сценария и режиссер). В его дерзостно-веселом Художнике есть что-то дьявольское, вызывающее; хитрость перемежается в нем с наглостью. И очень ему подходит Слуга (артист Ю. Кафтан) с его бесстыдством и умением на все смотреть иронически. Хорош также Кардинал, у которого сквозь лицемерие святоши проглядывает солидарность с Художником.

Во второй части спектакля Фиалка играет Тореадора, позже становящегося автомобильным гонщиком и погибающего. Большинство сцен происходит за кулисами цирка. Выразительны эпизоды тренировок, когда один артист играет быка, а другой тореро. Это высший класс пластики, наполненный драматизмом. Зритель асе время ощущает, что через несколько минут на арене, куда направляется Тореадор, начнется смертельная схватка. Тут же хорошо показаны и зрители с их жаждой новых сильных ощущений и с глубоким равнодушием к человеку.

Более спорным показалось выступление другого чешского мнма — С. Турбы. Это талантливый артист, великолепный выдумщик. Свой театр он назвал именем А. Жерри, одного из представителей так называемого черного юмора. Турба создал свою маску, в чем-то идущую от чаплиновской. Это человек почтенных лет. с большими усами. Он мало чего добился в жизни в. кажется, не имеет никакой перспективы. Свидетельством его бедности являются костюм и обстановка комнаты. Мы видим этого человека, так сказать, на досуге, но досуг этот ужасен. В первой сцене он мастерит электрический стул, на который сам и сядет; во второй — ловит клопов, заворачивает каждого из них в бумажку и укладывает на шкаф: в третьей — появляется с новой, только что купленной в магазине простыней. гладит ее и бережно расстилает на постели, но в конце концов решает, что самое верное — свить из нее веревку, чтобы повеситься.

В заключительной сцене человек выступает против власти вещей, делая все вопреки привычной логике, например насыпает каменный уголь в чай. Главная мысль, которую Турба хочет доказать, — некоммуникабельность человека, его стремление погрузиться только в свои, чаще всего ничтожные переживания — со стороны кажется не только нелепой, но и смешной Приводя своего героя к гибели, подчеркивая его одиночество. Турба утверждает ничтожность человека, придает своим выступлениям дух излишнего пессимизма, неверия в какие бы то ни было созидательные силы. Такое направление не соответствует сути социалистического искусства, и над этим одаренному артисту стоит подумать.

На фестивале выступила группа щвейцарских пантомимистов. Лучший из них - Димитри - был участником труппы М. Марсо, работал и цирке партнером клоуна Массэ, ранее сотрудничавшего с великим Гроком. В 1970 году Димитри возвратился на манеж и в течение десяти месяцев гастролировал со знаменитым цирком Кии, имея заслуженный успех. Днмитрн — замечательный- комик, его главное достоинство — умение верить в. казалось бы, самые невероятные обстоятельства. В первом отделении он оперирует с огромным сундуком, извлекая из него различные предметы: палочку, тарелки, каталку для белья, косточку для игры на мандолине. Силой своей фантазии он заставляет зрителя поверить в волшебные свойства этих вещей.

Какие только акробатические и жонглерские фортели он не проделывает! Но это. пожалуй, не трюки, а именно игра с предметами, кажущаяся импровизационной, поражающая своими бесконечными вариантами. Во втором отделении Димитри появляется в роли носильщика, который везет к поезду тележку, нагруженную чемоданами. Но носильщик этот любопытен. Он останавливается, открывает один за другим чемоданы и извлекает из каждого новый музыкальный инструмент, причем на каждом превосходно играет.

Соотечественник Димнтри — Р. Кэлле выступает в жанре традиционной пантомимы. Показываемые им сцены всегда убедительны. Особенно удачен космонавт. Артист сумел передать трудность и опасность полета, то напряжение, которое испытывает человек в космическом корабле. Любопытна сцепка «Бравый солдат». рассказывающая о том. как из солдата делают послушный механизм. Технически безупречна сцена «В глубине моря», в котором артист, умело используя свет, руками передает движения рыб н морских животных.

В сфере клоунады работают швейцарцы А. Боссард и Б Шюрх. Они прибегают к новым комическим приемам, особенно удачны у них маски (по всей вероятности, из особого пластилина), при помощи которых они то превращаются в животных и птиц, то создают различные человеческие характеры. Артисты широко используют также акробатику.

Францию представлял Ж. Лекок, организатор и руководитель студии «Мим — движение — театр», актер, режиссер и теоретик пантомимы. Он прочел интересную лекцию о возможностях пантомимы, сопроводив ее талантливыми иллюстрациями. Поразительно его умение средствами мимики и особенно жестикуляции создавать характер. Лекция превратилась в убедительный урок мастерства. Правда, кое-что представляется спорным. Так, Лекок утверждает, что возможно существование абстрактного жеста (и даже пробует его продемонстрировать. но тут же терпит неудачу!). Пантомимист располагает такой конкретностью, как собственный психофизический аппарау, и только при его помощи он создает разнообразные характеры. О какой же абстракции в данном случае может идти речь?

Особое место на фестивале занял Театр пантомимы из Полыни, руководимый Г. Томашевским. Напомню, что в 1957 году за исполнение роли Акакия Акакиевича в «Шинели» Н. В. Гоголя Томашевский получил золотую медаль на фестивале молодежи и студентов в Москве. Театр показал две работы "Платье", сделанное в манере японского театра «Кабуки», но с большим углублением в психологию действующих лиц И «Фауста» по мотивам Гёте. Во второй вещи режиссер и актеры стремились прежде всего подчеркнуть вечность эротического момента, з значительной степени ослабляя, а иногда и вовсе убирая философскую суть произведения. И, конечно, тем самым они обеднили спектакль. И что еще существенно: действие «Фауста» очень осложнено, рядовому зрителю трудно понять, что происходит на сцене. Не убежден, что к такой нарочитой осложненности должна стремиться пантомима.

Венгр 3. Карпати показал ограниченное количество этюдов. Очевидно, самое сильное у него — руки, достигающие большой выразительности. Его пантомимы лирически ярко окрашены. в них выражена верная и нежная любовь к жизни, к человеку.

Двоякое впечатление оставил театр «Форум» из Западного Берлина. В первый вечер актеры П. Биланд и Р. Шнелл показали пьесу П. Хануке "Подопечный хочет быть опекуном", поставленную Р. Фитцем. Тема пьесы — тиранство мужа, превращающего жену в рабыню. Начало спектакля впечатляет. Оба актера — в масках. И когда муж, широко расставив ноги в тяжелых сапогах, сидит за столом, положив на стол руки, а жена рядом ютится на стуле, воплощая полную покорность, — это, если хотите, выразительный сценический плакат, решающий тему тиранства средствами гротеска. Но дальнейшее развитие действия, несмотря на многие интересные детали, ничего принципиально нового не привносит. Вот почему интерес к происходящему на сцене все более снижается. Право, без развития сценического действия театральное произведение не может существовать, и к эстраде, в частности к пантомиме, это имеет прямое отношение.

На другой день П. Биланд вместе с Ф. Голье показали клоунаду (Голье — автор ее). Содержание н даже смысл этого произведения передать трудно. Это бурлеск, построенный на абсурдах. Два клоуна ведут между собой беседу — предположим, объясняются в любви, и вдруг оземь летит тарелка и разбивается вдребезги. И так на протяжении всего антре бьется не менее ста тарелок. Если бы это была пятиминутная шутка, можно было б и посмеяться. Но сцена идет битый час. Мало того, некоторые утверждают. что это новое слово в искусстве. И здесь остается только развести руками. Думаю, что свести клоунаду к абсурду — это значит практически ее уничтожить. Впрочем, на дискуссии Голье высказался в том смысле, что заниматься пантомимой вообще бессмысленно, это все равно что толкать паровоз. И, может быть, выступление с такой клоунадой — это и есть подтверждение тезиса о бессмысленности пантомимы? Но вот нужно ли для этого собирать зрителей? В этом я далеко не уверен.

Советское искусство представляли два артиста, оба из Москвы, — А. Елизарьев и В. Михайлов. Первый называет себя представителем классической пантомимы, той самой, в которой выступает Марсель Марсо. Единственным средством выразительности артист признает жест, даже музыка у него почти не звучит, хотя в новую программу, которую Елизарьев готовит вместе с режиссером М. Лиепа, он вводит музыку более активно.

Искусство Елизарьева строго, иногда даже аскетично, но некоторые сцены артист решает юмористически. Он выступает, следуя опыту ярмарочных Пьеро, с набеленным лицом, в условном белом или черном костюме — нечто вроде курц-фрака и брюк в обтяжку. Манера, в которой действует артист, требует высокого мастерства, тут уж, действительно, если мастерства нет, то спрятаться не за что. Его жест конкретен и в то же время обобщен.  В сцене «Сеятель» широту поля, любовь к нему крестьянина, поэтичность натуры сеятеля он передает только взмахами рук, все более высоко поднимаемых.

В сцене «Звонарь» мы видим не просто пономаря, благовестящего ко всенощной или к обедне, а того, кто ударами набата зовет народ к восстанию.

Право, здесь что-то идет от Суриковских полотен. В этюде «Горный цветок» зрители ясно представляют, как, перехватывая веревку (конечно, условную), альпинист карабкается на гору, ощущают и степень его боязни и радость покорения вершины.

Искусство Елизарьева достаточно сложно для восприятия, но это подлинное искусство. Хотя кажется, что ему стоит подумать о создании новых произведений и не повторять, даже в своей интерпретации, те. которые встречаются в репертуаре других мимов.

Владимир Михайлов—актер совсем другого плана. Выпускник эстрадно-циркового училища, ученик талантливого режиссера С. Каштеляна, он соединяет в своих этюдах «Старая пластинка», «Игра с картой», "Фокусник", «На тему фехтования», «Пусть всегда будет солнце» собственно пантомиму с умением жонглировать и манипулировать. В свои выступления исполнитель включает также танец и акробатику. Все номера у него уложены в музыку. Каждый свой этюд Михайлов лирически окрашивает. тем самым создавая особую атмосферу действия. Вот, например, «Фокусник». Артист ограничивается шариком, то появляющимся в руках, то исчезающим, и карточным домиком, устанавливаемым на лбу. И через действия с этими предметами он передает романтическую увлеченность фокусника своей профессией. То, что делает Михайлов, не просто развитие пантомимы, а, по существу, создание нового эстрадного жанра, ближайшим образом связанного с пантомимой.

Конечно, можно было бы представить наших пантомимистов более широко. Жаль, что на этот раз пражане не увидели Л. Енгибарова, которого они хорошо помнят и очень любят. Интересных результатов добился Театр пантомимы в Каунасе. Самодеятельный по составу, но, профессиональный по мастерству, работает ансамбль мимов в Риге. Внимания заслуживают опыты Г. Григура. Одно время возглавляемый им ленинградский коллектив выступал в составе Театра миниатюр, руководимого А. Райкиным.

Через три года в Праге состоится новый фестиваль мимов. Готовиться к нему надо уже сегодня. Л возможно. следует организовать фестиваль пантомимистов-профессионалов и любителей и у нас — в Каунасе или в другом городе, где имеется добрая традиция искусства пантомимы.

Ю. ДМИТРИЕВ

оставить комментарий