Куприн в цирке

Наездница лиха и знаменита,
Ее ахалтекинец знаменит.
Взметают тырсу быстрые копыта,
И шапито от музыки звенит.
Как тетива, натянуты поводья,
Скакун легко поднялся на дыбы,
И, выгнув шею, плавно круг обходит
Гривастый, гордый баловень судьбы.
О, нелегка порою легкость эта!

Куприн глядит, он зорок, как никто, —
Бывалый зритель с внешностью атлета,
Всегдашний посетитель шапито.
Он на манеж глядит не как другие:
Когда борцы, упав, свились жгутом —
И у него, упругие, тугие,
Упрямо вздулись мышцы под сукном...
Ползут под купол прочные канаты,
Цирк замирает в зыбкой тишине,
Когда, как птицы, дерзки и крылаты,
Мелькают акробаты в вышине.
Один, как будто выстрелом подброшен,
Раскинув руки, к куполу взлетел.
Куприн, поднявшись, громко бьет в ладоши,
Он оживился и помолодел.

Он в цирке то наивен по-ребячьи,
То искушен, всевидящ, словно бог.
Он знает, как факир монеты прячет
И как глотает пламени комок...
Пустеет цирк.
Юпитеры слепые
Арену окунули в темноту,
И акробаты — мальчики худые —
Устало грим снимают на ходу.
Ахалтекинец прядает ушами,
Копытом в землю вдохновенно бьет.
Писатель смотрит добрыми глазами
И сахар из кармана достает.
И трется мордой конь о грудь крутую,
И морда так тепла и так нежна.
А цирк, то замирая, то ликуя,
Живою книгой входит в Куприна.


Юрий Чернов

Журнал Советский цирк. Март 1968 г.

оставить комментарий