Легендарный дядя Ваня - Иван Владимирович Лебедев

Среди прославленных имен нашего цирка ярко сверкает также и имя Ивана Владимировича Лебедева, более известного под псевдонимом-прозвищем «Дядя Ваня».

На фото: Иван Лебедев. 1938 г.

Бесподобный арбитр чемпионатов французской борьбы, издатель спортивных журналов, убежденный пропагандист тяжелой атлетики, даровитый литератор, актер драмы, Лебедев пользовался громаднейшей популярностью: фамилия его не сходила с афиш и газетных полос, художники-карикатуристы любили рисовать шаржи на этого широкоплечего здоровяка, даже такой популярный орган как дореволюционный «Огонек» выносил их на обложку.

В автобиографии, написанной для музея цирка, Лебедев назвал 28 профессий, которые приобрел на протяжении своей бурной, полной превратностей жизни. Он был репетитором, гувернером, преподавателем физического развития, корректором, конферансье, лектором, фельетонистом, художественным чтецом.

Жизнь его изобиловала стремительными взлетами и сокрушительными падениями, сам он сравнивал ее с вращением на «чертовом колесе» — то вверх, то вниз... Еще будучи студентом Петербургского университета, он организовывал многолюдные атлетические праздники, массовые конкурсы, спортивные клубы и общества, был неистощим на выдумку, изобретал различного рода гимнастические снаряды, о чем говорят дошедшие до нас «Охранные свидетельства».

Неоднократно Дядя Ваня собирал и возглавлял чемпионаты борьбы и труппы драматических театров, вместе со своим другом, известным трагиком Мамонтом Дальским, затевал постановку на цирковой арене шекспировских пьес, и в частности «Макбета», редактировал газеты, учреждал комитеты по сбору средств в помощь нуждающимся.

О Лебедеве много написано, исчерпывающая справка приводится в Театральной энциклопедии и Цирковом энциклопедическом словаре. Широко освещалась, в том числе и на страницах нашего журнала, его плодотворная и по-настоящему новаторская деятельность арбитра французской борьбы, певца атлетики, редактора спортивных журналов. Существуют письменные воспоминания о нем и еще больше — устных. Вокруг фигуры Дяди Вани наслоилась уйма легенд и полулегенд и просто анекдотических россказней. Сохранилось (к сожалению, лишь частично) литературное и эпистолярное его наследие — всю свою жизнь Иван Владимирович вел активную переписку с большим кругом лиц.

Мне выпала редкостная удача быть некоторое время связанным с этим поистине удивительным человеком. Был Иван Владимирович тогда уже в зрелом возрасте, своими глубокими познаниями, широтой кругозора производил на нас, начинающих артистов, сильнейшее впечатление, мы глядели на него с благоговейным трепетом. (Разумеется, в ту пору мне и в голову нe могло прийти, что сорок лет спустя я засяду писать книгу об атлетике и атлетах, о борьбе в цирке и знаменитостях ковре, и, конечно же, о Дяде Ване). Роясь в архивах, я наталкивался на документы, раскрывающие личность И. Лебедева с самой неожиданной стороны.

В детстве и юности Лебедев прошел через горечь тягостной нужды и потому был необычайно чуток и отзывчив ко всякому человеческому неустройству, всегда был готов прийти на помощь ближнему. В его архиве то и дело натыкаешься на свидетельства его бескорыстия и щедрости. Он был, что называется, бессребреником: получая огромные гонорары, вечно ходил без гроша в кармане — раздавал деньги неимущим, жертвовал крупные суммы на пособия студентам.

Искреннее сочувствие обездоленным, совестливость и демократичность взглядов побудили И. Лебедева издавать на свои средства «Новую маленькую газету», которая рассказывала о жизни заводского и мастерового люда — «детей труда и улицы», как было сказано в своеобразном ее девизе, печатавшемся в заголовке из номера в номер.

Знакомясь с архивом Лебедева, видишь, с какой теплотой относился он к цирковым артистам, сохранив дружбу с некоторыми из них на всю жизнь. Особое пристрастие питал к эксцентрикам, комикам, клоунам, говорил о них: «Милые, веселые, жизнерадостные, как солнце, люди». Многим — и безвестным комедиантам и корифеям смеха — был знающим советчиком в создании репертуара. Позднее, в 20-е — 30-е годы, когда Иван Владимирович возглавлял художественную часть цирков Украины, Белоруссии, Урала, когда вся творческая жизнь арены была под его началом, разносторонняя помощь артистам стала для него делом повседневным. Борис Вяткин на страницах своих воспоминаний рассказал, как он, клоун-новичок, под щедрой опекой Дяди Вани делал свои первые шаги на манеже.

Отличное знание специфики циркового искусства, природное остроумие и богатейший опыт литературной работы позволяли Лебедеву успешно заниматься драматургией. Им написано большое количество клоунад, интермедий, миниатюр, раешников, частушек, прологов, обогащенных многообразием художественных находок. Это был большой и плодотворный труд. В одном из писем к А. Лебедевой Дядя Ваня сообщил, что создал «чертову гибель прологов... только конферансов пять толстых тетрадей».

Излюбленной формой, к которой он, как автор, прибегал чаще всего, была политическая буффонада, гротескное обличение заправил капиталистического мира, ярых антисоветчиков. «Его величество Капиталя, «Прилет Макдональда в СССР или Ангел мира дыбом», «Новейший Вильгельм Телль», «Последнее чудо папы римского» — вот лишь малая часть сочиненного им. В этих колких и необычайно смешных сценках, решенных средствами цирковой выразительности, исполненных огромной идейно-смысловой емкости, блистал своим комедийным талантом Петр Лавров — любимый клоун Лебедева, с которым он сотрудничал долгие годы.

Впрочем, Иван Владимирович писал не только сценки для исполнения с арены и эстрадных подмостков, не только книги по спорту («Тяжелая атлетика», «Сила и здоровье», «Борцы», «Французская борьба», «История профессиональной борьбы» и др.), но еще и яркие очерки об именитых силачах (прекрасный материал для будущей истории тяжелоатлетического спорта), сотни статей на самые различные темы, публиковал рассказы и новеллы, создавал киносценарии. Литературное наследие Лебедева огромно, но, увы, еще не исследовано и даже не систематизировано.

Незадолго до смерти он начал по настоянию друзей писать воспоминания и был настолько захвачен ими, что не выпускал перо из рук даже на больничной койке. Свои мемуары ему удалось довести лишь до 1912 года и как досадно, что в этих интереснейших записках он не успел рассказать о своем «звездном часе» — о Дворце Искусств и Спорта. По собственному признанию Лебедева, среди многих и многих его начинаний, Дворец — любимое детище, дело, в котором он, быть может, наиболее полно сумел выразить себя. Право, имеет смысл несколько задержаться и рассказать об этой примечательной и не освещенной в печати странице истории нашего цирка.

Октябрьская революция застала знаменитого арбитра на юге России. И вполне естественно, что, будучи человеком демократических воззрений, он не задумываясь отдал на службу победившему пролетариату всю свою неуемную энергию, свой театральный опыт, свое дарование режиссера и организатора.

Передо мной личный листок по учету кадров, в нем сказано: «1917 — 1922 гг. — Киев, Чернигов, Житомир, Одесса. Заведующий художественной частью театров миниатюр». Оказавшись волею обстоятельств в конце лета 1920 года в Одессе, Лебедев организует Курсы инструкторов тяжелоатлетического спорта Морского политотдела, одновременно состоит штатным лектором Военно-Морских политических курсов. Вот где пригодилось его университетское образование, знание языков, находчивость и богатейший опыт импровизации в диалогах с публикой. И тогда же он создает Дворец Искусств и Спорта. Вот как он вспоминает об этом в одном из писем: «Цирковые артисты почти нищенствовали. И пришла мне в голову мысль: а что если создать грандиозное цирко-театральное дело, которое бы отвечало всем запросам эпохи и политического дня... Сел я ночью и написал проект «Дворца Искусств и Спорта».

Голодный, в чужом демисезонном пальто на исхудавших плечах,(он писал, что «весил тогда вместе с фунтом пайкового хлеба в руках чуть больше трех пудов»...) явился бывший глава чемпионатов в политотдел Губвоенкомата. Идея организации нового творческого дела была одобрена. Лебедева назначили начальником Дворца.

К Дяде Ване, под его надежное крылышко, стеклась большая группа цирковых артистов — семейства Лавровых, Кнок, Стрепетовых, Э. Мюльберг со своими воспитанниками, велофигуристы Баранские, сатирик-куплетист Г. Рашковский. Некоторые добирались сюда из других городов. Пришли актеры театра, музыканты, атлеты. (Кое-кто из этих людей здравствует и поныне). В помощь себе Лебедев привлек знающих администраторов — Р. Гамсахурдия, М. Кудрявцева, Н. Никольского.

И вот начальник Дворца со всею страстностью своей кипучей натуры с головой окунулся в беспокойную работу: сколачивал труппу, формировал оркестр, проводил репетиции, режиссировал, читал лекции артистам и зрителям, писал агитки и обозрения. Его буйная творческая фантазия, обогащенная событиями революционной действительности, подсказывла ему новые зрелищные и пропагандистские формы. По замыслу неугомонного Дяди Вани все здание цирка — снаружи и внутри — было расписано цитатами из высказываний революционеров всех эпох, разукрашено лозунгами.

Лебедев был душой огромного коллектива, он появлялся всюду, где обнаруживались помехи, возникал там, где «заклинивало» — поистине вездесущ и всеведущ. О сложностях, с какими был сопряжен этот подвижнический труд, рассказывают дневниковые заметки главного закоперщика: «За час до премьеры прибегает помощник режиссера: «Постановка не может пойти — нет мебели!» Отвечаю: «Пойдет!» Беру трех красноармейцев, иду по соседним домам, выпрашиваю на сутки нужную мебель...

На другой день говорят: «Сегодня не будет электричества!» Еду на электростанцию. Через час вспыхивает свет, играем..,»

Позднее Дядя Ваня — хлопотун привез из пустовавшего кинотеатра динамомашину, и цирк освещался собственным электричеством. Однако недоброжелатели тут же настрочили донос и следователь ЧК строго спросил:

—    Почему самовольно взяли машину?
—    Сходите в помещение, где она стояла, только высокие сапоги наденьте!

«Приходят, — читаем в упомянутых заметках, — правильно: воды по колено. Погибла бы вещь... И так — день за днем. Ни одной ночи не спал спокойно...».

Постановки Дворца, шедшие с огромным творческим подъемом, вобрали в себя и синтезировали многие виды зрелищных искусств: цирковые и эстрадные номера, драматическое действие, выступление атлетов, театрализованную агитацию, пламенное слово пропагандиста (ежевечерне проводились пяти-десяти-минутные беседы на темы историко-революционного календаря, беседы о литературе и искусстве). Яркие лебедевские спектакли активно отражали политическую жизнь страны, включали в себя местные темы, были насыщены музыкой, пантомимой, танцами. С арены и специальных подмостков звучала героика и сатира, клоунады и злободневная информация (на радиостанции дежурил представитель коллектива и приносил к началу представления свежие новости текущей политики, громко оглашаемые с манежа).

В репертуар входили оратории, литературные монтажи, инсценировки стихов пролетарских поэтов , и в частности Демьяна Бедного «Манифест Врангеля», Василия Князева «Песни Красного звонаря» и «Песни коммуны», произведения Э. Багрицкого. Ставились отрывки из классики — «Освобожденный Прометей» по Эсхилу, «Лес» Островского, «Саламанская пещера» Сервантеса. В последней, как заметил в письме Лебедев, «Николай и Петр Лавровы «забили» талантливых комедийных актеров Глаголина и Кара-Дмитриева».

Революционно настроенный зритель принимал близкие ему по духу представления Дворца восторженно. В рецензиях о них отзывались как о «красивом и могучем деле, никогда ранее не бывавшем»... Газета «Красный военмор» в 1920 году писала в характере того времени: «Здесь все новое — и новое содержание и новая форма. Театр в публике! Театр массового зрелища! Такой подход достигает того, чего не может достигнуть ни один одесский театр, все еще купающийся в грязной луже загнивших репертуаров и форм. Ведь только в цирке мы видели главнейшие моменты нашей революционной борьбы... Лебедев создал истинно пролетарский театр и сумел найти общий язык с широкой массой».

Шестнадцатого августа 1921 года Горький, хорошо знавший Лебедева, неоднократно встречавшийся с ним, дал ему рекомендацию, адресованную в Отдел Народного образования. Высоко аттестуя начальника Дворца, Алексей Максимович писал: «Это — в высшей степени опытный, искусный и энергичный работник на почве культуры, он умеет владеть массой, чутко понимает ее желания и умеет облагородить их. Прекрасно заявил себя на юге России и был бы очень на месте здесь». (Ныне этот документ хранится в архиве А. М. Горького.)

Подводя итог этому периоду своей жизни, Лебедев заключил: «Мало чем хочется мне гордиться, а Дворцом — горжусь».

Р. СЛАВСКИЙ

оставить комментарий