Леонид Енгибаров
Я незаметно подкрадываюсь сзади и тихо спрашиваю – Вадик расскажи о Енгибарове?
А, а, а, это опять ты? – да Вадик это я, ну расскажи, хоть какой ни будь эпизод, пусть самый маленький, самый незначительный.
- Что можно сказать о Лёне?
- Вадик, ты с ним работал, ну что угодно, только расскажи. Ну, вот тоже самый банальный вопрос, как ты считаешь, он понимал, что он значил в искусстве, которому он служил, он понимал, что он гений? И был ли он счастлив в своём творчестве?
- Был ли Енгибаров счастлив в своём творчестве? Какой сложный вопрос ты мне задал
- Разве ты никогда не говори с ним об этом?
- Подожди, подожди, дай вспомнить, может и не говорил, но вот случай на эту тему: мы с ним репетировали одну репризу. Лёня был недоволен, всё нервничал, не получалась реприза. Я видел как он мучился, всё повторял и повторял. По мне так всё было здорово, ну это по мне, а он ведь Енгибаров. Я говорю, - Лёня остановись, побереги себя, так ведь тоже нельзя, сколько можно? А он не унимался, всё повторял и повторял. Я только уж потом понял, он искал то, что мне было недоступно, он творил за пределами человеческих возможностей. Измучившись, он, наконец сказал мне: - хватит, сегодня вечером на спектакле эту репризу будешь делать ты вместо меня. Я говорю Лёня ты чего, как вместо тебя? Кто из нас Енгибаров я или ты? А он положил свою руку на моё плечо улыбнулся и сказал: - я разрешаю тебе сегодня побыть Енгибаровым. Вечером я работаю, а он за кулисами наблюдает.
Все его указания я выполнил, точно, ты знаешь какие были аплодисменты!... Молодец! – сказал он мне.
На следующий день работает Лёня, теперь я стою за кулисами и наблюдаю. Весь рисунок репризы тот же самый, но увиденное я не узнаю и не понимаю. Меня прошило насквозь, будто ток высокой чистоты прошел по моему телу. Что произошло, я до сих пор не могу понять, но это было что- то. Зал ревел, Лёню не отпускали с манежа, люди аплодировали стоя. Я много разного видел в цирке, но такого поверь никогда. Это было исполнение не доступное нам простым актёрам. Этим гипнотизирующим искусством владел только он один Леонид Енгибаров. В этой, на первый взгляд скупости пластической выразительности, есть его огромная сила природного таланта. Я бы мог смотреть на то, что он делает сто и тысячу раз. Его исполнение даже простой репризы, хотя разве они были простые, заставляло тяжело биться сердце. Я видел, как в цирке плакали люди, это в цирке, это от клоуна! До него так никто не работал. Всё, всё! Я больше не могу, не хочу ничего вспоминать, и он ушел в клоунскую готовиться к спектаклю.
Сегодня у меня удачный день, но это не всё что мне хотел сказать Вадик. Таким я его никогда не видел, он мне не сказал самого главного, тут, что- то есть. Я буду ждать, я непременно узнаю, что было дальше, он мне не ответил на вопрос, был ли Енгибаров счастлив в своём творчестве. Дней через десять я снова подошел к Вадику.
- Я помню твой вопрос, - опередил он меня – ты спрашивал, был ли Лёня счастлив в своём творчестве? Может и был, мы с ним об этом никогда не говорили, скорее всего, был, да, да, конечно был! То, что он был счастлив в манеже, это совершенно точно, но он и много страдал. Он всё время стремился к совершенству, чем больше смотришь на него в работе, тем больше нарастает непонятное душевное волнение, оно доходит до того предела, когда уже трудно сдерживать слёзы. Причина этих наступающих слов вероятно в том, что в его искусстве совершенство духа и власть гения, то, что заставляет нас стремиться к чистоте и благородству своих помыслов. Но тут и примешивается тревога предшествующая внутреннему очищению.
У Лёни был хороший вкус, чувство меры. В его репризах и клоунадах ничего нельзя было выбросить и ничего прибавить без того чтобы не нарушился смысл его пластического существования. И чем больше смотришь, тем яснее понимаешь, что все, что он творил, это зов к прекрасному в самом себе. Это красота ума, сердца и добрых отношений. Его искусство возвышает человека и приближает к тому состоянию, когда он действительно становится украшением жизни. Венцом Божественного творения.
Тут Вадик умолк и опустил голову -Ну, Вадик продолжай, сегодня ты молодец, говори, говори.
- Ты думаешь легко говорить о Енгибарове. -Знаю что нелегко, но у тебя сегодня получается, ещё хоть что то, самую малость.
- У него, как ты помнишь, были длинные до плечь сочные густые чёрные волосы – начал Вадик – ну вот и пошел слух будто Лёне в его репризах они являются, чуть ли не основным элементом его успеха на арене. Слухи эти не утихали довольно долго. Ну как и бывает в таких случаях, кому они адресованы до того и доходят в последнюю очередь, узнал об этом и Лёня. На другой день он подстригся под «полубокс», когда я его увидел в таком виде, я не выдержал и даже закричал,- Леня, зачем ты это сделал?! Языки что помело, ты же Енгибаров! А он мне говорит: -вот сегодня я им и докажу что я Енгибаров.
- Как он играл, веришь, нет, я стоял за кулисами и рыдал, я впервые в жизни не скрывал своих слёз. Он всем им доказал, что не в причёске дело, это его неповторимая, чудовищная, внутренняя енгибаровская энергетика. Он только выходил в манеж, и тут же в одно мгновение покорял зрителя, как ему это удавалось, не знаю, для меня это до сих пор тайна.
- А сам не спрашивал?
- Спрашивал, даже много раз, он мне однажды ответил: - я сам этого не знаю, чувствую, что со мной, что - то происходит, а почему объяснить не могу. Какие - то силы действуют на меня, а причёска это только деталь, и то мало значительная, я играю не причёской, я весь сгораю изнутри, как они этого понять не могут. Это вечная борьба с самим собой, он часто уходил в себя, он никогда не отдыхал, его мозг постоянно был в работе. Может поэтому его многие не могли понять, считали странным.
Я вот не хотел этого говорить, но сейчас скажу, тебе скажу, этого никто не знает. Когда мы с Дармицем пришли к Лёне, ну ты знаешь Дармица, он сейчас работает инспектором манежа.
- Знаю Вадик, очень хорошо знаю.
Так вот стыдно сказать какая у нас была зарплата, а Лёня в то время уже получал потолок. Мы часто занимали у него деньги, и не то, что б забывали отдать, просто отдавать было нечем. Но это был Лёня, он даже и не напоминал нам об этом. До конца жизни не прощу себе этого, я даже не сказал ему спасибо, не успел, его не стало. Если бы он был жив и моя судьба была бы другой. Ты знаешь скоро меня не будет.. -Ладно, Вадик не шути, ты же ещё не старый.
- Не в возрасте дело, я много нагрешил в этой жизни, пришло время отдавать долги. Если там есть что то, то я хотел бы только одного: увидеть его и сказать, прости Лёня.
Прошло, наверное, около полугода и Вадик Каждан умер. Я знаю, они встретились, и Лёня простил его, потому что Енгибаров был не только гениальным артистом, он был ещё и гениальным человеком.
Из книги Паяцы Владимира Фалина
оставить комментарий