Леонид Леонов - «старый и верный друг цирка»

В биографии Леонида Максимовича Леонова есть существенная черта: писатель, по собственному признанию, — «старый и верный друг цирка».

В одном из интервью Леонид Леонов сказал: «Цирк всегда был моей давней — с самого раннего детства — привязанностью и страстью. Я любил и сейчас люблю сидеть под освещенным куполом и вместе со всеми восхищаться честными чудесами, которые творит один из самых терпеливых тружеников. Я все люблю в цирке: его романтику, специфический запах кулис, обычаи, своеобразие и чудеса без обмана, чудеса, достигнутые иной раз тяжким трудом, тысячами упражнений. В этом отношении ремесло циркового артиста роднится с моим ремеслом писателя. И мне приходится частенько немало проливать пота, прежде чем я достигаю нужного».

Интерес писателя к цирку отразился и в его художественном творчестве. Роман «Вор» — одно из интереснейших произведений, в котором тема цирка связана с историей жизни и гибели Геллы Вельтон — Тани Векшиной, сестры вора. В ее цирковой биографии даются факты, которые уже знакомы нам по многим беллетристическим произведениям XIX— XX веков: тяжелое детство, работа у жестокого шарманщика, бегство от него, бродячий цирк, приютивший девочку клоун, который воспитал в ней артистку, работа в цирке, успех и трагический конец. Но в романе Леонида Леонова все это предстает новым и обогащенным.

Гелла-Таня — знаменитая артистка цирка. Коронным номером ее были прыжки со штрабатом. Мы не раз встречаемся на страницах романа с изображением выступления Тани в цирке; автор подчеркивает в нем деталь — «петля на шее», «посрамленная удавка» и др., что приобретает значение символа. Так: «Незнакомая и бесконечно удаленная... артистка стояла с петлей на шее, вымеряя расстояние до черного, как мишень, коврика, поджидающего на опилках внизу... Бурные рукоплескания и медный треск в оркестре возвестили об окончании номера. Таня была уже внизу, светлая и несбыточно голубая, с перекинутым через плечо плащом, а над головой у нее еще раскачивалась шелковая обманутая веревка...»

Таня любила цирк, свою работу. В случае необходимости она могла бы изменить профессию — поступить нянькой в детдом или шить белье на фабрике, но ей «не просто работа нужна в обмен на хлеб, на паспорт... а еще постоянная радость существования от нее нужна». И в самые трудные дни жизни Тани, когда будущее представлялось ей глубоким и недобрым сумраком, она вспоминала цирк, где «постепенно... зажигались огни, слышались медные ритмы циркового галопа», и тогда ее тянуло назад, «в залитый праздничным светом и пахнущий конским потом дом с тысячами зрителей и круглой бездной над ними, для которой она, видимо, и родилась...».

Таня Векшина изображена в романе не только в своем естественном окружении — цирке, но и вне его. В романе рассказывается о ее личной неустроенной жизни, о ее мучительных колебаниях при решении вопроса — бросать или не бросать цирк: разрыв ли «с привычной средой и милым искусством, без которого — втайне знала — все равно не могла существовать», или отказ от брака с человеком, которого «боялась, никогда не понимала, друзей и занятие которого презирала».

Дело в том, что с некоторых пор артистка стала испытывать нестерпимый cтpax, связанный с предчувствием неминуемого конца. О своем состоянии Таня говорила Маньке-Вьюге: «Как взгляну вниз с купола, так все кругом и поплывет подо мной; словно отроду на верху не бывала и от всего отвыкла. Про летчиков тоже говорят, будто с годами вылетываются; но у циркачей этого не бывает... почти! даже у тех, кто без лонжи и сетки работает. Я у стариков наших справки наводила... Нет, говорят, такого не помнится».

В романе объясняется, что корни неодолимого физического страха, появившегося у артистки перед пространством, заключались в потере ею зрения одним глазом после удара кончиком шамбарьера, хотя этот недостаток она ощутила не сразу.

Изображение Леоновым состояния нарастающего страха у Тани вызывает вопрос: правдиво ли показана психология цирковой артистки?

Беседы с цирковыми артистами по этому поводу дают определенный ответ: если у артиста возникает неуверенность, сомнения и страх, он должен побороть в себе это сразу, иначе работать невозможно. На эту же тему у ленинградского писателя А. Бартэна в очерке «О тех, кто перешагнул барьер!» приводится рассказ Вл. Рытова о Евгении Чивелла, работавшей в номере «Воздушная рамка», завершавшемся штрабатами: артистка повторяла номер до тех пор, пока не победила в себе неуверенность.

Леонид Леонов знал об этом непреложном законе цирковой жизни, это не вызывает сомнений. В романе мучительное состояние Тани дано как длительный, противоречивый процесс. Таня не нашла к себе ожидаемого участия у будто бы близких ей людей: торгаша Заварихина, вора Дмитрия. В борьбе с собой Таня то побеждала, то отступала. Так, после одного неудачного выступления она стала еще усерднее тренироваться, «понуждая тело к высшему и точному повиновению». Но когда у Тани перед летней поездкой наступил перерыв в работе, она решила воспользоваться им, чтобы заставить себя отвыкнуть от цирка. Она сделала даже пробный шаг в отступлении — сожгла афиши, которые будили в ней вдохновение, — и убедилась в напрасной попытке отречься от прошлого и от себя. Приглашение на заграничные гастроли как будто сулило Тане возможность найти выход из тупика, излечиться от сомнений и неверия в себя: «К ней возвращалось первостепенное для циркача ощущение своей гибкости, точности, способности без заминки и бессчетное количество раз повторять отработанное движение... И так окрепла ее артистическая уверенность в себе, что уже зрели в воображении новые придумки, до смертельной дерзости усложнившие шейный штрабат, монополисткой которого и без того оставалась в мире...».

Борьба Тани с собой закончилась по воле автора ее смертью. Это в художественном произведении не просто один из возможных финалов жизни воздушной гимнастки в цирке: он открывает глубину замысла писателя. Если бы Таня покинула цирк ради бесславной участи заварихинской подруги и уделом ее жизни было бы сидение за конторкой в лавочке и подсчитывание денег, то мы имели бы своего рода еще один вариант жизни фокусника Леонори, намеченный в ранней повести Леонида Леонова «Записи некоторых эпизодов, сделанные в Гогулеве Андреем Петровичем Ковякиным».

Фокусник Леонори, случайно попав в Гогулево, остался жить в этом провинциальном мещанском городке. На жителей он произвел сразу соответствующее впечатление своей представительностью: длинным ростом, лакированными сапогами и фраком, украшенным звездами. Затем уже не Леонори, а попросту Лукьян Маркыч Татарников, он стал чинить посуду, лудить самовары, а свои незамысловатые фокусы — «яичницу в шляпе» — показывал мануфактурщику Зворыкину только за деньги. Так Гогулево поглотило заезжего артиста.

С Таней подобного не произошло. Она была представительницей большого искусства и постоянно ощущала это. А самый полет для нее был действительно «необыкновенной минутой», «окрылением» — «как в подвиг!». Тане могла угрожать участь, подобная Митькиной, который обкрадывал не только других, но и себя тоже. Таню спасло искусство, прекрасное искусство цирка. Сила его велика настолько, что, раз вступив на манеж, человек навсегда остается верным и преданным ему.

Леонов относится к цирку как к прекрасному, высокому, нужному для людей искусству, о котором он написал такие замечательные слова: «Цель труда артиста цирка — захватить зрителя, поразить его, вызвать в нем радость восхищения — радость, которую он желает получить, платя трудовые деньги за билет на яркое зрелище. Цирк является и призван быть таким общенародным зрелищем. Цирк просто необходим, как зеленая ветка за окном».

А. ЛЕБЕДЕВА

оставить комментарий