Лето стартовало в Эрмитаже

Сезон в Эстрадном театре сада «Эр­митаж» открылся большим представлением «За другом друг» (текст Г. Дробиза, Б. Лобкова и А. Полевого, постановка А. Полевого, музыка И. Космачева, художник Э. Змойро).

Эрмитаж­ные представления всегда вызывают особый интерес, потому что, по тради­ции, в них участвуют лучшие и, следо­вательно, есть возможность оценить не только данный спектакль, но и в какой-то степени уровень нашей эстрады, ее проблемы и поиски — так сказать, выяс­нить, чем мы богаты и как это богатство приумножить.

В прошлом году «Эрмитаж» открыл­ся фестивалем советской песни, в этом  — программой «За другом друг». Рассказывая о прошлогоднем фести­вале, мы говорили, что в нем занял слишком большое (на наш взгляд) место конферансье, несколько потеснив певцов и саму песню, и предложили в будущем организовать специальный фестиваль конферансье, чтобы они тоже могли посоревноваться. Не беремся утверж­дать, что именно к нашим предложени­ям внимательно прислушались, но, во всяком случае, программа этого года стала таким фестивалем. В ней участ­вуют Олег Милявский, Феликс Рисман, Леонид Шипов, Владимир Долгий, Алек­сандр Барушной и Геннадий Бойцов — целая бригада конферансье под руковод­ством Алексея Полевого. У каждого из них свой номер, а поскольку вокруг — коллеги, он должен быть не обязатель­но новым, но обязательно лучшим из всего, на что способен актер. А нам остается сравнивать и смеяться — если смешно.

Правда, не все старались рассме­шить. Олег Милявский, например, давно стремится не столько к сатире и юмору, сколько к лирике и пафосу, так что свой монолог он начал с перечисления объ­ектов, которые он не будет высмеивать; не беремся утверждать, что это лучшая позиция для конферансье. А Александр Барушной рассмешить пытался — была показана вариация на темы «Фантомаса» с пиротехникой и даже подобием Фантомаса, который появлялся наверху в ложе и неудачно воспроизводил смех Жана Маре, но смешного тут было мало, а манера общения актера со зри­телем — самоуверенная и заискиваю­щая — принадлежит скорее прошлому, чем настоящему нашей эстрады. Зато у Леонида Шипова получилось не толь­ко смешно, но и остроумно (согласитесь, что это все-таки не совсем одно и то же) — он в самом начале представления рассказал историю о бабушке, у которой плохо сделали ремонт, и ей свалился на голову кирпич, очень удивился, что ни­кто не смеется, потом все время прони­кал на сцену и пытался доказать пуб­лике, что это смешно. Его все гнали, но под конец он все-таки «прорвался» и доказал, спев эту историю сначала в манере «классического» певца, потом — куплетиста времен нэпа и, наконец, «под Ирму Сохадзе»: пародии были точными и вместе с тем преувеличенными, как и подобает хорошей пародии. Кроме того, общаясь со зрителями, исполнитель был скромен и. так сказать, зежлив — не на­вязывал, но раскрывал себя. А Влади­мир Долгий над зрителем полтрунивал. Показывая фокус с платком, все время делал вид, что открыл секрет. Зритель радовался собственной сообразительно­сти, но напрасно, потому что момент, в который эти платки развязывались, так никто и не мог уловить, а Долгий еще и еще делал вид, что попался: но зри­тель не обижался, поскольку это была игра интересная, кажется, обеим сто­ронам. Ближе других к классическому типу конферансье, развлекающего пуб­лику остротами и анекдотами, был Феликс Рисман, который кроме того еще и продемонстрировал мгновенный пере­ход от полной индифферентности к сверхтемпераментной лезгинке.

И все было бы хорошо и даже пре­красно, и можно было бы сказать о воз­росшем уровне мастерства напшх кон­ферансье, и это было бы вполне справедливо... но вспомнилось, как несколько лет назад здесь же в «Эрмитаже» вы­ступал один из корифеев нашей эстрады Петр Лукич Муравский. Он уже не вел концерт, а выступал с одним монологом, и сам монолог почти забылся, но до сих пор осталось ощущение встречи с чело­веком интересным и значительным. Актер может быть отличным эстрад­ным конферансье, а может быть и про­сто актером, художником, в котором воплощен дух времени, его радостей и тревог, и это мы можем ощутить в эстрадном монологе так же отчетливо, как и в героической театральной роли.

В рецензируемой программе подоб­ного рода встречи не было. Но будем благодарны всем конферансье недавней эрмитажной программы за то хорошее, что они для нас в тот вечер сделали или хотели сделать, и подождем новых представлений и новых имен. Кстати, о духе времени. В програм­ме были куплеты на злобу дня в исполнении Ильи Набатова. Но вот тут-то и стало ясно, что актуальность содержа­ния — это еще далеко не все. Если при­спосабливать политические новости к знакомым мотивам, в результате чего возникают довольно странные словосо­четания («Лондон бомбили безмерно, безгранно»), то порой получается просто эксплуатация этих самых мотивов и ненабатовский юмор.

А к пародии нам придется вернуться еще раз, так как в программе выступала Кира Смирнова. Ее пародии смешны, потому что в высшей степени точны, она как будто и не пародирует, а просто копирует, но копия несет концентрат смешного из оригинала. Так был скопи­рован голос «задушевной» радиодиктор­ши в ее номере «Концерт-загадка». Кира Смирнова исполняет как будто перепу­танную, из двух песен составленную запись. И вполне вроде бы современная и популярная песня «Август» неожидан­но обретает явственные черты сходства с душещипательным романсом «Дыша­ла ночь восторгом сладострастья». Но обижаться тут не на что — оказывается, и в самом деле похоже.

Но вернемся к программе. На сей раз была предпринята довольно реши­тельная попытка сделать ее действи­тельно программой, а не обычным сбор­ным концертом; именно для этого и был придан «Эрмитажу» отдельный взвод конферансье,  а   кроме  того, танцевальный ансамбль «Юность» под командой Н. Суворова.

 

КИРА СМИРНОВА, АЛЕКСЕЙ ПОЛЕВОЙ, ЛЕОНИД ШИПОВ, ФЕЛИКС РИСМАН

По-моему, это лучше, чем придумывать какой-нибудь так назы­ваемый «сюжетный стержень», как это иногда делается, поскольку стержень чаще всего все равно распадается уже в середине концерта и остаются ничем между собой не связанные отдельные актеры. Здесь стержнем стали сами ак­теры — конферансье все вместе вели программу, а ансамбль «Юность» запол­нял паузы. Про конферансье мы уже рассказали, а что касается ансамбля, то он еще молод, все у него еще впереди, и нам остается пожелать, чтобы его бу­дущее было лучше, чем настоящее, — в смысле профессионального уровня и оригинальности танцев.

То, что мы до сих пор ничего не сказали о королеве эстрады — песне, не случайно. Ее было не очень много — пели Вадим Мулерман, Иван Суржиков, Михаил Шишков и Гелена Великанова. О Мулермане сказать в данном случае нечего, поскольку он исполнял апроби­рованные песни в обкатанных решени­ях, так что повода для разговора нет; поводом может служить разве что отсут­ствие повода (приходится просить про­щения у читателя за столь не новую игру слов), но виноват в этом не столько автор, сколько Мулерман, которому явно не следовало являться в новой програм­ме со старыми песнями. В искусстве, как нигде, остановка означает регресс — вот и сейчас мы слушали его и видели более отчетливо то, что раньше не так уж и замечалось за обаянием и темперамен­том, — неоригинальность художествен­ных решений. А само обаяние как будто потускнело, точнее — самортизировалось; процесс, которому подвержены многие наши эстрадные певцы, эксплуатирую­щие свое обаяние, и только его, до тех пор, пока оно не перестает действовать.

Гелена Великанова эксплуатировать свои прошлые успехи не пожелала. Певица предприняла нелегкую попытку заново найти себя. На нашей эстраде это случается так редко, что уже сама попытка заслуживает искреннего уважения, а у Великановой она к тому же и удалась и по содержанию и по форме. Строже и глубже стал ее репертуар.



ГЕЛЕНА ВЕЛИКАНОВА. Танец «Сиртаки» исполняют Р. ГАТИНА и М. НЕГРУ

В «Эрмитаже» она пела «Может быть» Людмилы Ивановой, песню молодого автора Лидии Самариной и есенинский «Клен». Репертуар продиктовал стиль — скажем, стихи Есенина нельзя по-эстрадному «раскрашивать», их нужно просто спеть, открыть слушателю кра­соту и мелодику стиха. Что и сделала Великанова. Конечно, никто не требует от эстрадной песни особых эстетических и философских откровений, но некий интеллектуально-художественный мини­мум необходим — необходим зрителям, но пока еще далеко не всем певцам. Так что весьма отрадно и приятно, что певцов, которым он тоже необходим, по­степенно становится все больше.

А Иван Суржиков решил свое вы­ступление театрализовать, для чего на­дел кафтан и вышитую рубаху, а также ввел в песни весьма много реплик, подаваемых музыкантами. Театрализация получилась не вполне удачной, так как кафтан ему просто не идет, а реплики звучат как-то неорганично. Репертуар же и манера исполнения остались прежними.

Если песня — королева эстрады, то танец давно пребывает в положении Золушки до ее превращения в прин­цессу. Танцы, показанные в «Эрмита­же», это подтвердили. Все они обладали тем уровнем профессиональности, без которого танец вообще немыслим, но этим их художественная пенность и ис­черпывалась. Некоторую холодность чувствуешь у исполнителей сСиртаки» Раисы Гатиной и Михаила Негру — молодых и способных артистов, чье да­рование сулит нам в будущем гораздо более интересные встречи, Александра Вельдман Юрий Королев исполнили современный тавед (какой — так и оста­лось неясно!. Современные танцы тан­цуют все. так что на эстраде это можно делать только виртуозно, да еще непло­хо бы вложить в него какое-нибудь содержание. Но ни виртуозности, ни содер­жания у этой пары не оказалось, а стиль и облик исполнителей напоминал давно ушедшие времена, но никак не совре­менную эстраду.

И наконец, несколько слов о жанре, который называют «оригинальным». Почему называют — бог весть, ибо под этой маркой выступают жонглеры, фо­кусники и акробаты, часто очень хоро­шие, но ничуть не более оригинальные, чем другие жонглеры, фокусники и ак­робаты. Однако в этот вечер стало ясно, что жанр и в самом деле может быть оригинальным, поскольку в программе выступили Ю. Друс и С. Фаткин с но­мером «В старом цирке». Цирк был действительно старым — двое акробатов в смешных костюмах не столько пока­зывали свою ловкость, сколько пыта­лись подвести партнера, а самому выде­литься, чего в нашем современном цир­ке, как известно, не бывает. Артисты не занимались демонстрацией технического мастерства, хотя оно очевидно — номер был веселым и стремительным, цель его — не поразить, но рассмешить, а со­четание акробатики, буффонады и даже некоторой сентиментальности было органичным и увлекательным.

Можно сказать, что показанная в «Эрмитаже» программа отразила сегодняшнее состояние нашей эстрады с до­статочной точностью. Мы увидели по­иски цельной формы эстрадного спек­такля — они идут уже давно, время от времени увенчиваются успехом, но до конца решенной эту проблему считать нельзя, хотя в этом представлении ис­пользован верный принцип: сделать эстрадный спектакль цельным может только актер (не всякий, разумеется). Мы увидели актеров, работающих в рамках традиций, и других — ищущих, может быть, еще слишком робко, совре­менные темы и формы; последних было, к сожалению, меньше. Еще раз убеди­лись, что манера, традиционная или со­временная, — это все-таки не самое главное; гораздо важнее сам артист, бо­гатство его личности, а манера может только помочь выразить эту личность, но не заменить ее.

Одним словом, эстрада продол­жается. И, может быть, в эрмитажных программах будущих лет мы обнаружим в завершенном и совершенном виде то, что сегодня только намечается.
 

Журнал Советская эстрада и цирк. Сентябрь 1968 г.

оставить комментарий