Лев Осинский

Я слышал о нём, но никогда не видел. Знал, что он работает эквилибр на вращающемся пьедестале, на одной руке. 

Как  акробат,  я  понимал,  что  стоять  на  одной  руке  можно,  можно  опуститься  в  горизонтальное  равновесие  на  локте,  ну  можно  придумать  ещё  пару  пластических  перемещений,  и  всё.

Но  работать  номер!… Для  меня  это  загадка.  Чтобы  научиться  стоять  на  одной  руке,  потребуется  пять  шесть  лет  серьёзной  подготовки,  с  опытным  педагогом.  Многие  стоят  на  одной  руке,  это  яркий  пример  шкалы  ограниченных  движений,  здесь  выразительным  должно  быть  всё  тело,  с  головы  до  пят.  Это  то - же  самое,  как  если  бы  музыканту,  имеющему  в  своём  распоряжении  две  ноты,  дали  задание  создать  шедевр.  В  этом  коротком,  длившемся  всего  три  минуты  музыкальном  произведении,  выразить  всю  полноту  человеческих  чувств.  Непонятным  здесь,  на  первый  взгляд,  представляется  то,  что  приёмы  для  создания  номера  выбраны  необычные.

Стойка  на  одной  руке,  естественным  положением  тела  в  пространстве,  для  человека  не  является.  Это,  по  сути  перевёрнутая  с  ног  на  голову  скульптура.  Переверните  любую  понравившуюся  вам  вещь,  либо  предмет,  и  вы  увидите  картину  нелепости.  Перевёрнутый  человек,  может  вызвать  интерес,  как  творящий  нечто  непонятное,  никому  не  нужное,  ничем    необъяснимое  действие.  Но  вопросы,  зачем  ему  всё  это  нужно,  останутся  без  ответов.

Если  его  цель  продемонстрировать  крепость  своих  членов,  в  грубой  форме  показать  свою  мощь,  то  общество  таких  отвергает,  своим  безучастным  отношением  к  их  судьбам,  как  к  людям  менее  чувствительным,  а  значит  неполноценным  и  ненужным  этому  обществу.  По  этой  причине  искусство  цирка,  по  отношению  к  другим  видам  искусства,  всегда  будет  вторичным.  Оно  выражает  себя  непонятным,  а  значит  ненужным  этому  обществу  языком,  языком  физической  силы  плоти.

Но  задача  искусства,  возвысить  человека,  обогатить  его  душу,  сделать  её  добрее,  чувствительнее. И  вот  вдруг  все  эти  противоречия,  непонятным  образом  исчезают,  когда  исполнитель  и  постановщик,  талантливые  люди.   Впервые  я  увидел  его  не  на  арене,  а  возле  цирковой  гостинице.  Ему  было  тогда  46 лет,  но  выглядел  он  гораздо  старше.  На  нём  был  балахонистый,  не  по  размеру  пиджак,  левую  руку  он  держал  в  кармане  широких  брюк.  На  первый,  случайно  брошенный  взгляд,  в  нём  ничего  не  было  примечательного.  Невысокий  рост,  покатистые  плечи,  небрежность  в  одежде,  всё  говорило  о  том,  что  это  человек  толпы.  Такой  пройдёт  мимо, и  не  заметишь. 

На  манеже  и  в  жизни,  это  две  полные  противоположности.  Он  работал  на  пьедестале  высотой  с  человеческий  рост,  наверху  узкая  вращающаяся  площадка,  в  центре  выдвижной  стержень.  Вся  работа  была  выстроена  на  одной  руке,  второй  руки  у  него  не  было,  но  зрители  об  этом  не  знали.  Работа на  одной  руке,  до  предела  ограничивает  исполнителя  в  трюковом  репертуаре,  но  в  постановке  номера  гениальным  В.А.  Волжанским,  всё  выглядело  наоборот,  его  пластические  перемещения  были  бесконечны.  Этот  номер,  безусловно  «шедевр» - прорыв  в  блистающий  мир  человеческого  гения.  Я  видел  этот  номер  более  ста  раз,  но  я  ничего  не  запомнил,  ни  поз,  ни  движений,  потому  что  главным  было  не  это.  Это  ожившие  скульптуры  промелькнувшие  перед  моим  взором  и  уведшие  меня  в  мир  недосягаемой  красоты,  в  мир  который  приходит  к  нам  только  в  сладостных  мечтах,  и  тех  редких  снах,  которые  остаются  в  нашей  памяти  на  всю  жизнь.   Это  были  последние  мгновения  прощания  с  прекрасным.

Невыразительный,  и  даже  некрасивый  в  жизни,  с  недостаточно  гармоничными  пропорциями  тела,  с  тяжёлыми  ногами,  укороченным  торсом;  всё  это  в  манеже  мгновенно  превращалось  в  достоинство.  Мягкая  податливая  спина,  была  послушна  в  каждом  его  изгибе,  а  ноги  создавали  изумительно  красивую  законченную  линию,  и  плавно  переходили  в  преувеличенные  стопы.  Поражало  то,  как  они  помимо  своего  первоначального  предназначения  могли  передавать  волнующие  чувства  и  глубокие  мысли.  Когда  смотришь,  всего  этого  не  осознаёшь,  лишь  потом  непонятное  чувство  овладевает  тобой.  Что  это  было?  Задаёшь  самому  себе  этот  вопрос,  Неужели  это  было?!  Да  было,  конечно  было.  Это  было  что-то!

Я  часто  рассказывал  о  нём  молодым  эквилибристам,  стараясь  в  утончённой  форме,  чтобы  не  обидеть  их,  какие  ошибки  они  допускают  в  своей  работе.  Но  все  из  них,  не  хотели  этого  слышать,  или  осознанно  пропускали  сказанное  мимо  ушей.  Я  не  мог  понять  главного,  почему  они  молодые,  красивые,  владеющие  мастерством,  не  могли  передать  того  что  творил  он.  Почти  все  эти  ребята,  не  понимали,  для  чего  они  становятся  на  руки.

Я  помню  одного  эквилибриста,  он  просто  честно  трудился  на  арене,  С  его  бледного,  измученного  вечным  трудом  лица , капал  пот  крупными  каплями  и  зрители  это  видели.    Они  постоянно  балансировали  ногами,  чтобы  удержать  себя  в  нужном  положении.  А  Осинский  на  такие  мелочи  не  отвлекался,  он  едва  касался  своей  опоры,  легкий,  воздушный,  почти,  что  не  земной.  Высота  и  форма  пьедестала,  всё  было  соразмерно  тому  предназначению,  ради  чего  он  выходил  на  сценическую  площадку.

Все  молодые  эквилибристы  работали,  на  столиках,  выше – ниже,  уже – шире,  всё  это  не  имело  никакого  значения.  Кто-то  показывал  свою  мускулатуру,  кто-то  сложнейшие  трюки  (как  мексиканка  на  одной  руке),  но  никто  не  показывал  искусства.  Все  они  шли  к  своей  неопределённой  цели,  неведомыми  путями,  перегружая  свой  организм,  не  думая   о  внутреннем  содержании.  Потом  уставали,  разочаровывались  и  куда-то  исчезали.  Многих  я  уже  не  помню.  Но  Осинский  останется  навсегда,  как  Шаляпин  в  опере,  как  Нижинский  в  балете.

 Из книги Паяцы Владимира Фалина

оставить комментарий