Марина Осинская

По проволоке даме идет, как телеграмма...» Еще не-давно образ женщины на канате вполне укладывался в эту популярную строчку из стихотворения С. Маршака.

И все сразу становилось видно и ясно. И «дама» с веером или зонтиком для баланса, ее легкий шаг, как она поворачивается и подпрыгивает под веселый мотивчик, и как зрители подхлопывают в ладоши, и как она им привычно улыбается. Теперь, если сказать эту строчку в адрес каких-нибудь молодых исполнительниц, это уже ничего нс прояснит, потому что содержание номеров стало гораздо сложнее, чем дама — как телеграмма. И нужны более сложные образы и ассоциации, чтобы передать свое впечатление от увиденного.

Вот, например, Марина Осинская неторопливо спускается из-под купола по канату под торжественное звучание органа. Тут, скорее, ассоциации придут из воспоминаний о картинах мастеров Возрождения — шествие по облакам какой-нибудь девы или мадонны. Тот же задумчивый и серьезный взгляд, ощущение значительности каждого своего шага, сознание своей цели, словно она несет в себе целый мир. И в этот момент теряется представление о том, что мы в цирке, в цирке с его шумными финалами, хлопками, улыбками, барабанной дробью и подчеркиванием трюков.

У Марины, по-моему, к счастью, «нецирковое» лицо. А одно из тех милых и простых лиц, в которых художники разных эпох искали черты времени. Как часто бывает, что, следуя замыслу режиссера, артистка наряжается в даму из вальса Штрауса или вообще гранд-даму прошлого века. Все как полагается -— платье, шляпа, перчатки, но лицо —- лицо с его банальным гримом и выражением выдает ее. И сразу видно, что это не дама из сказок венского леса и не таинственная незнакомка, а «я гляжу ей вслед, ничего в ной нет»... И было бы славно, если бы банальная маска не пристала к лицу Марины.

Впрочем, как вы можете заметить, мы уделяем слишком много времени лицу, а оно — не «ее заслуга», и, может быть, такое внимание даже обидит дебютантку, которая нетерпеливо ждет оценки своего мастерства. Но, по-моему, это важно, потому что, уйдя из цирка, вы тотчас или постепенно забываете три четверти трюков. Остаются только некоторые из них, и остается облик артиста, его лицо, движения, жесты, или, увы, не остаются. В Марине проглядывает индивидуальность. И я в первую очередь обратила внимание на нее.

О ней, конечно, легко написать биографический очерк. Очерк о том, что она могла и не стать артисткой, потому что примерно училась в школе и собиралась в вуз. Но в какой-то момент сработали законы «цирковой наследственности», и она решила идти в цирк, хотя давно уже вышла из возраста гуттаперчевого мальчика, удобного для начала занятий, и пришлось очень энергично наверстывать то, что раньше она не считала для себя упущенным. Она дочь артистов. Отец ее — тот самый знаменитый Лев Осинский, о котором писали книги и снимали фильмы, мать — Валерия Волокова, у которой до недавних пор был прелестный номер на проволоке: танцы с трансформацией костюмов, трюками на пуантах и т. д. А репетировать во Всесоюзной дирекции Союзгосцирка свой сольный номер на канато Марина начала под руководством того самого Владимира Волжанского, имя которого можно и нс комментировать.

Словом, и тут нашлось бы достаточно материала для занимательного рассказа о трудностях репетиций, о волнениях перед премьерой в Москве, потому что через какой-то месяц после выпуска Марине выпало выступить в программе столичного цирка. Все это можно было бы описать. Однако, мне кажется, ее профессиональные успехи —- более интересная тема.

Недавно еще на страницах нашего журнала было принято о дебюте молодежного номера, который заслуживал высокой оценки, писать коротко, немного, как будто существовала какая-то негласная субординация, что, мол, молод еще, успеет, нельзя о «птенцах» писать так же много, как о маститых. Но сложилось так, и это уже заслуга молодых, что именно в их номерах есть пища для анализа и размышлений. Таков и номер Марины Осинской.

Например, сам канат — еще один вариант инженерной выдумки Волжанского. Канат подвижный и универсальный, похожий на тот, на котором выступает и его труппа: он может стать и прямым под куполом цирка, и мгновенно превратиться в наклонный и слабо натянутый — и все это легко и как-то миниатюрно сработано с учетом, что предназначен он не для труппы из семи молодцов, а для девушки.

Одна девушка — ив этом вся суть, потому что подобных номеров я не видела. Одна девушка на канате под куполом — и все происходящее приобретает другой смысл. Были сольные женские номера на наклонном канате, содержание которых исчерпывалось медленным подъемом и быстрым скольжением вниз. Но у Марины это только начало и конец номера, хотя, на мой взгляд, они наиболее запоминаются. Причем спуск у нее — не скольжение, а медленный шаг за шагом. Он требует огромного напряжения и чувства баланса. Для сравнения попробуйте скатиться с ледяной горки или спуститься по ней же медленными шагами.

На канате вообще трудно работать одному,— это не трапеция с ее подвижностью и легкостью. Имея труппу, легче составить программу трюков. А одному? Чем держать интерес зрителей? Сейчас уже не те времена, когда солист долго и томительно жарил яичницу на печурке, поднятой на канат, а потом для удовольствия почтеннейшей публики съедал ее. Теперь такие трюки не пройдут. Еще и в прошлом веке, чувствуя, что чем-то надо подогревать интерес публики, сольные канатоходцы увеличивали дистанцию или высоту подвески. Так некогда знаменитая мадам Саки протанцевала между башнями Нотр-Дам, а Мария Спельтарини прошла над Ниагарой. А что же приходилось делать в цирке? Смертельный риск, игра на нервах зрителей.

Но затем появляются номера, построенные по принципу красоты. То, что показывается, — прежде всего красиво. Конечно, это не исключает сложности трюков, но сложность не лезет назойливо в глаза. И когда Марина высоко под куполом идет на пуантах по канату, это прежде всего красиво. Марина Осинская исполняет на канате интересные танцевальные комбинации. Все танцевальные трюки на проволоке в партере выглядят безопасно. Наверху жо все сразу становится значительным. Вспомните, как заземление выглядит трюк раскачки на свободной проволоке в партере! А наверху — это словно гигантский маятник над пропастью. И не так странно, что хрупкая девушка мгновенно вызывает столь сильную амплитуду раскачки, как страшно, что она как будто сама ей подчинилась и уже не в силах будет выйти из нее... Фрагмент энергичный, эффектный — как и бывает финал циркового номера. Но это еще не финал, есть еще спуск, о которой я уже говорила. И очень важно было не сфальшивить в последнюю секунду — не выкинуть какое-нибудь коленце, прыжок, «ап!», где ударник найдет для себя все-таки момент брякнуть по барабану, а зрители по инерции начнут скандировать. Но, к счастью, финальная точка номера тихая-тихая, и это удивляет больше, чем замысловатые антраша. Для цирка это пока новость, уж слишком велика сила привычки. Такой тихий финал поразил нас в номере Мусиной и Каткевича. Тихий финал и в номере Осинской.

Нет ни труппы атлетов, ни реквизита, ни езды на велосипеде, ни прыжков с «тазом» на ногах — вот, кажется, и должна проявиться тяжеловесность и старомодность каната и беспомощность одной девушки на нем. Но Марина с честью выдерживает испытание. И дело не в том, что она исполняет сложные трюки, достойные профессионала со стажем, ради этого, может быть, и но стоило писать большую статью. Дело в стиле и в тенденции всего номера.

У Волжанских, например, которых так высоко оценили, на первый план выступила эстетика трюка, а не его сложность. Они утвердили основой жанра красоту и эмоциональную приподнятость. В номере Марины Осинской развивается та же линия, и для нее она тем более естественна, что это номер для юной девушки. Удивительно подвижный канат как бы обновляет жанр. Но, собственно, какой жанр? Ведь в ее номере сочетаются трюки обычные для каната и танцевальные для проволоки в партере. И это вполне в духе времени — органичное соединение разных жанров, вернее, различных видов одного жанра.

В номере Осинской сильно чувствуется режиссерская рука Волжанского. Но было бы несправедливым не назвать второго, неофициального режиссера и педагога — Валерию Волокову. В цирке так часто бывает; когда подрастают дети, родители постепенно вводят их в свой номер или даже сразу передают его им. Танцовщица на проволоке Волокова покинула арену. И не потому, что передала свой номер. Она просто стала репетировать изо дня в день с дочерью, хотя сама могла еще долго работа гь. Меть есть мать. Но помимо того, она, наверное, интуитивно поняла, что если в искусстве хочешь что-то создать, то нужно вложить туда все силы, не раздваиваясь. Она так и поступила. И наблюдая за работой дочери, кажется, довольна своим решением и своей судьбой.

НАТАЛИЯ РУМЯНЦЕВА

оставить комментарий