Мастер костюма

С тех пор прошло лет шестьдесят. Преподавательница рисования попросила: «Дети, пусть каждый изобразит, что увидит из окна своего дома». Наступил следующий урок. На стол Анастасии Сергеевны Кариковой посыпались листы — акварель, гуашь, уголь, карандаши, пастельные мелки. На листах упрямо взбирались вверх улицы старого Тбилиси, вились кружевные орнаменты чугунных балконов и галерей, высилась, приникая к синим небесам, Мтацминда, круглились купола древних храмов, прогуливались живописные разносчики — кинто и важно шествовали ослики, груженные фруктами, жареной кукурузой, маццони... Дети изобразили все, что видели из окон своих домов.

Но вот из кипы рисунков вдруг выпорхнул один, ни иа что решительно не похожий. Там была желтая-желтая, почти золотая пустыня. В пустыне красовались молчаливые пирамиды. И чернокожие рабы несли в паланкине прекрасную принцессу.

— Алеша, ты видел все это из своего окна?
— Да! Да! Да! — задиристо ответил юный автор, теперь известный художник Алексей Сергеевич Дандурян.

Призванно его определилось рано. Учительница верно предсказала Дандуряну будущность художника; сама воспитанница двух замечательных мастеров — Шарломамя и Лансере, она проницательно усмотрела талант в своем ученике. Подростком он занимался в тбилисской балетной студии Перрини (той самой, где учились Вахтанг Чабукиани, Елена Чикваидзе и еще многие мастера нашего балета). И хотя впоследствии предпочел одевать тех, кто танцует, а не танцевать, знание профессии — ее техники, ее требований, ее специфики — по сей день — оказывает Дандуряну бесценную службу. Именно в молодости художнику посчастливилось овладеть всеми специальностями, которые теперь позволяют ему работать над балетным костюмом изобретательно, колоритно, своеобразно.

В 1926 —1927 годы он работает а Ленинграде, в мастерской по росписи тканей. Батик, набойка, паста—всевозможные техники художественной обработки материалов, практическое изучение секретов выразительности и «повадок» различных фактур, которые теперь в руках мастера уподобились богатейшей в своих возможностях палитре. В Ленинграде Дандурян дебютировал и как декоратор: он оформил большую программу в Зимнем цирке, собственноручно выполнив все росписи. «После работы в цирке, общение с которым воодушевило меня и на всю жизнь превратило в горячего поклонника этого искусства, я почувствовал, как волнует меня процесс рождения зрелища, как тянет меня в театр».

Сама судьба, казалось, шла навстречу его желаниям: в Ленинград приехали Мартирос Сарьян и Ара Сарксян. Выдающийся живописец и знаменитый скульптор пригласили молодого коллегу в Ереванский театр оперы и балета главным художником. Середина 30-х годов для Дандуряна ознаменовалась интенсивным творчеством в стенах армянского театра. Из его мастерской выходят декорации и костюмы к «Лебединому озеру», «Половецким пляскам», «Царской невесте», «Травиате», «Богеме». И когда он в 1934 году переезжает в Москву, он уже внутренне, профессионально готов к сотрудничеству с большими мастерами хореографии.

Поэтому не случайно начало «эстрадной карьеры» Дандуряна связано с именем Екатерины Гельцер. Прославленная прима-балерина Большого театра заинтересовалась художником, почувствовав в его работах заряд огромной пластической выразительности.

Известная своей требовательностью и даже капризами «этуаль» охотно танцевала в костюмах, созданных начинающим художником. Он «одел» такие знаменитые гсльцеровские номера, как «Венгерский танец» на музыку Брамса, мазурку из «Ивана Сусанина» и танцевальный монолог, посвященный женщине Востока, освобожденной от рабства. В свое время он придумал для одного из многочисленных концертных номеров молодой тогда Суламифи Мессерер хитон с укрепленной у плеча на невидимой тонкой пружине яркой бабочкой. Бабочка «летала» вместе с балериной, радужные крылышки трепетали над изящной, миниатюрной и спортивной фиfypoй танцовщицы, вместе с музыкой аккомпанируя ее виртуозному соло. В наши дни в костюмах Дандуряна танцевали и танцуют Елена Холина, Маргарита Дроздова, Михаил Лавровский, Элеонора Власова. И, глядя на сделанные им наряды, всегда оцениваешь по достоинству, насколько гонко понимает и выявляет художник индивидуальные каждого артиста.

Выигрышно «подать» достоинства, замаскировать недостатки исполнителей, найти цветовое, графическое, фактурное решение костюма, добиться его полной и естественной гармонии с балетмейстерским замыслом — такие высокие цели ставит и достигает Дандурян на протяжении своей сорокалетней работы.

Он начинал в середине 30-х годов, сотрудничая в Мос-эстраде с интересным балетмейстером Петром Кретовым, в соавторстве с ним участвуя в создании многих хореографических спектаклей для «Эрмитажа». Затем несколько сезонов работал в театрах Орла, Серпухова, Пятигорска. 8 годы войны сотрудничал в «Окнах ТАСС» и в Первом фронтовом театре. В 1946 году был снова приглашен в Ереван главным художником театра музыкальной комедии. Но ни «охота к перемене мест», ни многообразные встречи с драмой и опереттой не заставили художника изменить главной своей привязанности — балетному костюму.

По возвращении в Москву Дандурян получил приглашение работать в коллективе балета на льду, созданном и руководимом выдающимся советским хореографом Леонидом Лавровским. Десятки и сотни костюмов, выполненных по эскизам Дандуряна, не просто составляют солидный раздел биографии мастера — они внесли много принципиально нового в изобразительное решение «айс-ревю».

Помимо профессионального признания не умолчим об одной эмоциональной подробности: Дандуряна очень любят актеры. И когда видишь поэтические новеллы ансамбля «Алан» — эти контрасты нежне-розовых, палевых, белоснежных женских одежд с лаконичными и строгими черно-серебряными мужскими костюмами,— когда видишь экзотические, как у сказочной принцессы, одежды Мухаббат Абдуллаевой в ее восточных танцах, когда на подмостки вылетает Мария Дандурян в сверкающих веселым и звучным алым цветом пышных юбках в «Арагонской хоте» или в «Тирольском танце», когда на сцене появляется кавказский квартет, когда Наталья Шабшай и Геннадий Малхасянц танцуют свой греческий номер — понимаешь истоки всеобщей актерской любви, какую снискал Алексей Сергеевич.

Он работает с исполнителями, как скульптор, и считает, что «среди них нет некрасивых, ибо человек в танце всегда и обязательно прекрасен». Только в руках скульптора — резец, глыба мрамора, ствол дерева, ком глины, а Дандурян «колдует» над своими моделями у огромного зеркала примерочной в пошивочных цехах театрального комбината.

«Больше всего люблю именно этот процесс производства. Люблю помечтать, глядя на исполнителей, что именно с наибольшей яркостью и образностью выявит их пластику. И всегда мысленно слышу музыку будущего номера. И всегда стараюсь «лепить» костюм непосредственно на фигуре актера, ибо, с моей точки зрения, в танце особенно важно слить образ театральный с живым характером и пластическими особенностями каждой танцовщицы, каждого танцовщика...». Высказывания Дандуряна вполне соответствуют его практике.

В этой практике его верные, надежные и неизменные соратники — замечательные мастера своего дела, начиная с закройщицы Натальи Федоровны Грищенковой и кончая... Впрочем, художник считал бы необходимым назвать фамилии всех работников пошивочного цеха. «Я их очень люблю всех, потому что они не только большие мастера, но и замечательные своим энтузиазмом люди. Люди, с которыми с полуслова налаживаешь столь важное взаимопонимание, люди, с которыми будничный, повседневный рабочий процесс превращается в праздник. Вот за что я так люблю весь труд, который предшествует премьере».

Дандурян вникает во все мелочи, во все обстоятельства реализации костюмов не как художник, поверхностно осведомленный о технологии, а как знаток этой технологии. Он сам может и расписать и апплицировать костюм. Весьма холодно относится к расширению ассортимента за счет новых синтетических тканей, ибо считает невозможным «одевать» танец а материал, который, по его словам, «может встретиться с такой же тканью в зрительном зале».

Он — убежденный сторонник художественного вымысла в костюме: — «Понимаете, сам по себе любой костюм для эстрадного танца должен в идеале становиться уникальным художественным произведением. Конечно, идет время, меняются эстетические нормативы. Готов даже допустить, что сегодня шедевры Бакста смотрелись бы уже по-другому, да и сам Бакст, разумеется, работал бы в иных приемах. Но суть остается той же — балетный костюм есть прямая противоположность быту, если он по необходимости подвержен влиянию современной бытовой моды. И, приступая к каждому новому номеру, я стремлюсь вложить в костюм максимум фантазии, максимум того, что открывают музыка и пластика моему художническому воображению».

Фантазии ему не занимать. Недаром из окна своего детства в старом Тбилиси ему привиделись пустыни, пирамиды и принцессы. Итак, прошлое мастера богато событиями значительными и памятными. Настоящее — щедро на успехи и профессиональные радости. Но более всего художника занимает будущее: «Мне больше всего интересно, что будет завтра!..»

Наверно, столь живой, обостренный интерес к тому, что будет, что задумано и придает обаяние молодости работе художника для концертных подмостков.

Е. ЛУЦКАЯ

оставить комментарий