Мастера и волшебники
Не так давно мне довелось играть в Харькове. Когда я вошел в здание театра музыкальной комедии, где шли наши гастроли, меня поразил странный, знакомый, приятный и острый запах, который был всюду: на сцене, за кулисами, в раздевалке.
Борис Бабочкин, народный артист СССР
Я мучительно старался припомнить, что это так пахнет, и понять, почему этот резкий запах доставляет мне такое удовольствие. Когда я взглянул со сцены в зрительный зал, я понял все — театр этот переделан из цирка. Переделан лет сорок назад. И до сих пор, через сорок лет, там пахло цирком и... моим детством. Сорок лет не может выветриться этот чарующий запах, с которым связаны у каждого из нас первые и наиболее сильные впечатления от замечательного, волшебного искусства — искусства цирка. Я вспоминаю книгу К. С. Станиславского «Моя жизнь в искусстве», где описанию впечатлений ребенка, впервые попавшего на цирковое представление, отведены такие яркие правдивые и талантливые страницы. Они трогают каждого из нас потому, что все это пережил каждый человек. И я не знаю ни одного артиста драмы, музыканта, художника, певца, который не испытал бы этих впечатлений и на которого они не оказали бы своего могучего влияния. Я думаю, что в моей любви к театру виноват и цирк, который ошеломлял меня своей праздничностью, яркостью и своим волшебством. Я рос в большом провинциальном городе, где цирк бывал только летом, — это был цирк братьев Никитиных в Саратове. Этот летний цирк стоял на торговой базарной площади — яркий, необычный, удивительный, раскрашенный, с необыкновенно торжественной и бравурной музыкой, доносящейся изнутри, со взрывами аплодисментов и дружным хохотом зрителей, с рычанием львов и выстрелами шамберьера, с клоунскими репризами, которые расходились на другой же день по всему городу. Одни цирковые плакаты чего стоили! Какие на них были изображены усатые силачи, увешанные сотнями медалей, какая у них чудовищная мускулатура, какие красавицы в коротких юбках, в сапогах со шпорами, с револьвером в руке и с хлыстом в другой клали голову в разинутую пасть разъяренного льва! И наездницы были такими же красивыми, как красивы были их изумительные лошади. За стенами цирка начинался волшебный, нереальный и прекрасный мир, таинственный и влекущий к себе.
И когда ночью по улицам, еле освещенным керосиновыми фонарями, спотыкаясь на ухабах и камнях булыжной мостовой, мы возвращались с представления домой, то мы уже уносили в душе эти ни с чем не сравнимые ощущения циркового искусства. Я вспоминаю замечательных дрессировщиков, жонглеров, фокусников, акробатов, клоунов, и меня охватывает чувство благодарности к этим людям, так ослепительно блиставшим тогда на фоне серой, скучной, однообразной жизни провинциального губернского города. Мое отношение к цирку и к цирковому искусству, как к волшебству, не изменилось и потом, когда я стал актером театра. Но к моему восторженному отношению прибавилось еще и чувство профессиональной зависти. Я всегда думаю, как хорошо было бы, если бы мы, актеры театра, приобрели ту совершенную точность работы, которая свойственна цирковым артистам и без которой они все давно бы покалечились и поубивались. А как часто мы, театральные актеры, довольствуемся только приблизительными результатами, только относительной точностью. А ведь, в сущности-то говоря, и мы, артисты театра, должны играть каждый спектакль без сетки, без лонжи, без обмана. Я не так уж часто хожу в цирк, но и не слишком редко. В моей памяти сохраняются выступления нескольких поколений цирковых звезд — маститого Владимира Дурова, музыкальных клоунов Бим-Бом (И. Радунского и М. Станевского), борца Ивана Заикина, жонглера Максимилиана Труцци, стальных капитанов братьев Мирославских, знаменитых сестер Кох и других прославленных цирковых артистов. Мне очень радостно сознавать, что молодые поколения цирковых артистов перекрывают достижения своих отцов. Я думаю, например, что такой номер, какой показывает сейчас семья Волжанских, в старом цирке был немыслим; такого клоуна, как Олег Попов, не было никогда раньше; таких дрессировщиков, как Борис Эдер, Вальтер Запашный, Валентин Филатов, нельзя было и представить, но здесь я должен бы перебрать еще десятки фамилий великолепных моих современников — артистов советского цирка, которыми я восхищаюсь теперь.
Меня радует и то, что наш цирк расширяет свои привычные рамки, пробует новые формы. На меня произвела прекрасное впечатление конно-балетная пантомима, поставлена по поэме Пушкина «Бахчисарайский фонтан». Проделана большая, смелая и в общем очень удачная работа, которую восторженно принимает публика и которая, как мне кажется, имеет большое принципиальное значение. Не понимаю критиков, встретивших эту пантомиму враждебно. Я, конечно, не большой знаток циркового искусства, я просто зритель. Но как зритель я благодарен постановщикам и исполнителям этой пантомимы. Я уверен, что наш советский цирк будет и дальше развиваться, не теряя своих старых традиций, искать новые пути совершенствования своего родного очаровательного, праздничного и глубоко народного творчества.
Журнал Советский цирк. Август 1964 г.
оставить комментарий