Мастера и волшебники

Не так давно мне довелось играть в Харькове. Когда я вошел в здание театра му­зыкальной комедии, где шли наши гастроли, меня поразил странный, знакомый, приятный и острый запах, который был всюду: на сцене, за кулисами, в раздевалке.

Борис Бабочкин, народный артист СССР

Я мучи­тельно старался припомнить, что это так пахнет, и понять, почему этот рез­кий запах доставляет мне такое удовольствие. Когда я взглянул со сце­ны в зрительный зал, я понял все — театр этот переделан из цирка. Пере­делан лет сорок назад. И до сих пор, через сорок лет, там пахло цирком и... моим детством. Сорок лет не мо­жет выветриться этот чарующий запах, с которым связаны у каждого из нас первые и наиболее сильные впечатления от замечательного, вол­шебного искусства — искусства цирка. Я вспоминаю книгу К. С. Станислав­ского «Моя жизнь в искусстве», где описанию впечатлений ребенка, впер­вые попавшего на цирковое пред­ставление, отведены такие яркие правдивые и талантливые страницы. Они трогают каждого из нас потому, что все это пережил каждый человек. И я не знаю ни одного артиста дра­мы, музыканта, художника, певца, ко­торый не испытал бы этих впечатле­ний и на которого они не оказали бы своего могучего влияния. Я думаю, что в моей любви к теат­ру виноват и цирк, который ошелом­лял меня своей праздничностью, яр­костью и своим волшебством. Я рос в большом провинциальном городе, где цирк бывал только летом, — это был цирк братьев Никитиных в Сара­тове. Этот летний цирк стоял на тор­говой базарной площади — яркий, необычный, удивительный, раскра­шенный, с необыкновенно торже­ственной и бравурной музыкой, доно­сящейся изнутри, со взрывами аплодисментов и дружным хохотом зрителей, с рычанием львов и вы­стрелами шамберьера, с клоунскими репризами, которые расходились на другой же день по всему городу. Одни цирковые плакаты чего стоили! Какие на них были изображены усатые силачи, увешанные сотнями медалей, какая у них чудовищная мускулатура, какие красавицы в ко­ротких юбках, в сапогах со шпорами, с револьвером в руке и с хлыстом в другой клали голову в разинутую пасть разъяренного льва! И наезд­ницы были такими же красивыми, как красивы были их изумитель­ные лошади. За стенами цирка начи­нался волшебный, нереальный и пре­красный мир, таинственный и влекущий   к   себе.

И когда ночью по улицам, еле освещенным керосиновыми фонаря­ми, спотыкаясь на ухабах и камнях булыжной мостовой, мы возвраща­лись с представления домой, то мы уже уносили в душе эти ни с чем не сравнимые ощущения циркового ис­кусства. Я вспоминаю замечательных дрес­сировщиков, жонглеров, фокусников, акробатов, клоунов, и меня охваты­вает чувство благодарности к этим людям, так ослепительно блиставшим тогда на фоне серой, скучной, одно­образной жизни провинциального гу­бернского города. Мое отношение к цирку и к цир­ковому искусству, как к волшебству, не изменилось и потом, когда я стал актером театра. Но к моему востор­женному отношению прибавилось еще и чувство профессиональной за­висти. Я всегда думаю, как хорошо было бы, если бы мы, актеры театра, приобрели ту совершенную точность работы, которая свойственна цирко­вым артистам и без которой они все давно бы покалечились и поубивались. А как часто мы, театральные ак­теры, довольствуемся только прибли­зительными результатами, только от­носительной точностью. А ведь, в сущности-то говоря, и мы, артисты театра, должны играть каждый спек­такль без сетки, без лонжи, без об­мана. Я не так уж часто хожу в цирк, но и не слишком редко. В моей памя­ти сохраняются выступления несколь­ких поколений цирковых звезд — маститого Владимира Дурова, музыкаль­ных клоунов Бим-Бом (И. Радунского и М. Станевского), борца Ивана Заикина, жонглера Максимилиана Труцци, стальных капитанов братьев Мирославских, знаменитых сестер Кох и других прославленных цирковых артистов. Мне очень радостно созна­вать, что молодые поколения цирко­вых артистов перекрывают достиже­ния своих отцов. Я думаю, например, что такой номер, какой показывает сейчас семья Волжанских, в старом цирке был немыслим; такого клоуна, как Олег Попов, не было никогда раньше; таких дрессировщиков, как Борис Эдер, Вальтер Запашный, Ва­лентин Филатов, нельзя было и пред­ставить, но здесь я должен бы пере­брать  еще десятки фамилий  великолепных моих современников — арти­стов советского цирка, которыми я восхищаюсь  теперь.

Меня радует и то, что наш цирк расширяет свои привычные рамки, пробует новые формы. На меня про­извела прекрасное впечатление конно-балетная пантомима, поставлена по поэме Пушкина «Бахчисарайский фонтан». Проделана большая, смелая и в общем очень удачная работа,  которую восторженно принимает публика и которая, как мне кажется, имеет большое принципиальное значение. Не понимаю критиков, встретивших эту пантомиму враждебно. Я, конечно, не большой знаток циркового искусства, я просто зритель. Но как зритель я благодарен постановщикам и исполнителям этой пантомимы. Я уверен, что наш советский цирк будет и дальше развиваться, не теряя своих старых традиций, искать новые пути совершенствования своего родного очаровательного, праздничного и глубоко народного творчества.


Журнал Советский цирк. Август 1964 г.

оставить комментарий