Меня вдохновил Симадо

Желание снять фильм о Симадо возникло во время его номера, когда он с першем на лбу пошел по канату... Артистов было шестеро: четверо мужчин и две женщины. Женщины становились на головы мужчин, и мужчины легко и просто поднимались по ступенькам башенок, проходили по канатам и спускались на ковер.

Затем тот, кто был пониже и старше всех, взял на лоб длин­ный толстый шест — перш, а другой — молодой, широкоплечий и высокий — встал на конце шеста на руки, а потом на голову, расставив для равновесия руки и ноги, и нижний стал подни­маться с ним по ступенькам башенки. Но сначала, еще до того, как артисту поставили на лоб перш, я заметил его — он стоял в стороне и несколько раз медленно вдохнул воздух. Я узнал зна­комое состояние ожидания и предвидения трудности, состояние, когда готовишься нырнуть и набираешь в легкие побольше воздуха. Когда перш поставили ему на лоб, лицо исполнителя уже было спокойно, а я уже знал, как он пришел к этому спо­койствию, и следил за ним с напряженной заинтересованностью.

Он неторопливо поднялся на площадку башенки, осторожно повернулся лицом к канатам, поставил правую ногу на один канат, левую — на другой, чуть согнул ноги в коленях, расставил руки и сделал первый шаг...

Шаги были короткие, точные, упругие и неправдоподобно верные, они вели к зыбкой площадке на середине канатов. Ког­да он наконец ступил на нее, цирк облегченно вздохнул. Но непонятно было, как он сойдет теперь вниз и как снимут с него перш...

Артист постоял на площадке, словно осваивая новую почву под ногами, и вдруг ноги его подломились в коленях и стали сгибаться. Они сгибались медленно и не оттого, что давил перш, а подчиняясь скрытой внутри них силе, которая боролась и с першем, и с тяжестью балансирующего наверху человека, и с упругой дрожью натянутых канатов.

Когда он сел на площадку и вытянул перед собой на кана­тах ноги, цирк замер — все поняли, что он хочет сделать. Осторожно согнув одну ногу и уперев ее в край площадки, он стал медленно валиться на бок. Перш словно врос ему в лоб. Артист не отрываясь смотрел вверх. Расставленные в стороны руки перехватывали в воздухе невидимые упоры, удерживая его на колеблющейся от каждого движения площадке. Ноги, неторопливо сгибаясь и снова выпрямляясь, поворачивали его под основанием перша, и вдруг ноги верхнего, расставленные над вершиной перша, вздрогнули и тоже стали поворачиваться...

Перш с опрокинутым на его вершине партнером медленно повернулся вокруг своей оси и замер. Человек внизу снова сел, вытянув ноги на канаты, так, как сидел до того, как начал пово­рачиваться. Позже, в разговоре, он назвал его «пируэтом». Цирк все еще не смел аплодировать, потому что после всего пережитого вместе с ним все видели, что ему еще надо теперь встать на ноги, пройти по канатам вторую половину пути до второй башенки и спуститься по ступенькам вниз. Он подобрал ноги, согнув их в коленях. Руки его упирались в колени, но поднимала его скрытая внутри него сила, которая спокойно и постепенно нарастала и заставляла артиста выпрям­ляться. А когда он выпрямился и сделал первый короткий на­щупывающий шаг, я уже не сомневался, что главное пройдено и как бы он ни устал, теперь он дойдет до цели...

Таков трюк Симадо. Артист вложил в него всего себя. И же­лание запечатлеть его на пленку возникло не только потому, что трюк казался вне пределов человеческих возможностей. Уровень, на который Симадо поднимался в нем как артист, был уровнем огромного человеческого откровения, в нем раскры­валась личность яркая и талантливая. Шесть дней подряд режиссеры и оператор фильма выходили вместе с артистом на манеж во время его номера, шли за ним по схемам, которые мы все вместе вычерчивали по ночам, потому что с утра мы опять уже сидели в полутемном пустом цирке, стараясь нащупать тот обобщенный пластический образ труда и подвига, который, на наш взгляд, заключен в искусстве цирка и который так полно воплотился в трюке заслуженного артиста республики Андрея Симадо.

Фильм — он длится всего десять минут — завершается так. На экране — лицо артиста крупным планом и видно основание перша, который он держит на лбу. А потом повторяется кадр из трюка, когда Симадо встает после пируэта и, кажется, по­степенно поднимает на лбу своем светящийся купол цирка, и небо за куполом, и весь мир, и несет его по зыбким канатам своего простого снаряда. Таков финал фильма. И хотелось бы, чтобы именно так он был понят зрителем, потому что фильм снят и для того, чтобы как можно больше людей увидели этого необыкновенного ма­стера, напоминающего о беспредельных силах человека, кото­рые можно вызвать к жизни волей и трудом.
 

АРМЕН ЗУРАБОВ

Журнал Советский цирк. Декабрь 1966 г.

оставить комментарий